Остановка по желанию

Гости захлопали в ладоши, зашумели, а мы стояли и гордились им. Особенно тот из нас, кто эту чугунную тушку в 16 кг волок через всю Москву. Авто ни у кого тогда не было.

Но через месяц у папиного письменного стола подломилась ножка. От тяжести книг, возвышавшихся слева и справа, как двуглавый Эльбрус.

Вместо новой подпорки отец подсунул под стол гирю. Она встала идеально, поскольку была точно такой высоты, как и родная «нога». Думали, на время.

Гиря простояла под столом семь лет, до переезда. Стол, ставший из-за трёх ног похожим на рояль, вынесли на свалку, а гиря перебралась на дачу.

Вот уже более двадцати лет нет папы, а гиря всё так и стоит на веранде, под стулом, не прибавив и не убавив в весе, такая же пудовая. Вчера опять наткнулся на неё и подумал: «А ведь ты, чугунка, и нас всех переживёшь!..»

Оглянись

Уже более двадцати лет, как ушёл навсегда отец. Лучший из людей в моей жизни. Он не сюсюкал с нами, сыновьями. Не сказать, что был нежным и ласковым. До сих пор, бывает, вспоминаю, как порол в детстве. Но однажды признался нам, что его никогда, ни разу отец не ударил. И любил больше всех. И я понимаю деда.

Неправда, что я с детства, забывая о жёстких телесных наказаниях, ровно любил отца. Бывали периоды ненависти, бывали. И восставал, и сомневался, но всегда, не переставая, продолжал любоваться отцом. Его красотой, силой, смехом, улыбкой, открытостью, несокрушимой надёжностью и искренностью. Мне всегда нравились его глаза светло-синего цвета. У нас ни у кого таких не было – мама разбавила своим белорусским болотистым туманом, тростниковой зеленью отцовскую чистую синеву…

Никому не достались и прекрасные отцовские волосы – в юности он был почти что рыжим, а после войны потемнел и сразу же начал седеть. Сейчас вот вижу, как его кудри треплет ветер. Он сидит спереди в машине, приоткрыл окно, а я сзади наблюдаю, как ветер красиво треплет его гриву. И понимаю с завистью, что одной его пряди волос хватило бы мне на целый чуб – заместо моего жиденького чубчика.

В детстве не задумываешься о здоровье родителей – сам болеешь чаще, а их воспринимаешь как вечную данность. У отца первая зубная боль случилась только после пятидесяти. Он любил увлечённо грызть мясную кость, высасывая из неё мозговую сладость и не оставляя на кости ничего, как таёжная собака. И иногда, когда свет падал сбоку, походил со своими прозрачными яркими глазами на матёрого волка. Красивого и могучего зверя.

Однажды дед поймал отца ещё подростком на воровстве. Было это уже в Киренске. Шли голодные тридцатые, и отец с пацанами, проделав в складской стене дырку, дотянулись до мешка с конфетами карамельки-подушечки. Выскребали пацаны карамель из мешка ложками понемногу, но регулярно и всю зиму. Так что мешок просел к весне почти вполовину. Вот у этого мешка дед и нашёл оброненную металлическую ложку, которой орудовал отец. Конечно, сразу узнал родную ложечку. Молча принес её домой и молча же положил рядом с учебником, который отец читал к урокам. И больше ничего не было. Ни слов. Ни наказаний.

Отец иногда вспоминал этот случай за семейным столом и всегда восхищался педагогическим тактом деда. А мне кажется, он ещё видел в этом уроке нежность своего отца, моего деда Ивана. Этот случай мне очень нравится.

Как и история со скрипкой. Её дед купил у знакомых ссыльных из Питера. Купил из скудного своего рабочего достатка. Настоящую, в красивом футляре скрипку. Гоше купил на пятнадцать лет. Надеялся, исполнит он его мечту, научится на ней играть, и услышит дед в своём доме, как сын его исполняет «настоящую музыку».

Отец научился играть на скрипке по самоучителю, а бывший хозяин инструмента помог в практике. И сыграл деду на домашнем «концерте» по памяти – Баха и Листа. Дед слушал и плакал…

Что он чувствовал тогда, слушая скрипку, таёжный следопыт, медвежатник, охотник? Бригадир артели грузчиков, на спор способный занести в одиночку на второй этаж пианино? Простой русский мужик с такими же синими, как у отца, глазами? Что чувствовал, глядя с благодарностью на своего вихрастого и любимейшего из детей, играющего на скрипке Баха? Во глубине сибирских руд? Посреди маленькой Венеции Сибири, в городе Киренске, омываемом великими сибирскими реками, как остров? Я восхищаюсь дедом Иваном – через любовь моего отца!

Эту скрипку отец взял после военного училища на фронт. Она погибла в 1943 году. А в 44-м ординарец принёс ему трофейную.

На ней поиграть отцу не довелось. При наступлении на Дуклинском перевале, в кровавых карпатских боях, немецкий снайпер разрывной пулей вырвал из правой руки отца почти десять сантиметров кости…

Да, отец часто говорил нам, что каждый день вспоминает своего отца. Трудно в это как-то верилось. Это при сумасшедшей его занятости? Он же преподавал и в Гнесинке, и в Литинституте одновременно, и писал, писал свои книги, статьи. Но теперь, когда отца уже нет более двадцати лет, а я почти каждый день вспоминаю о нём, – я задним числом верю ему. Да, это возможно, если любишь всем сердцем и до сих пор нуждаешься в отце, как он, как я…

Бальзак отдыхает

Младший за лето прочитал «Капитанскую дочку», пушкинские «пугачевские хроники», а также «Пушкин и Пугачев» М. Цветаевой, «Пугачева» С. Есенина, Сэлинджера «Над пропастью во ржи», Стендаля, Диккенса, Бальзака, засел за «Обыкновенную историю» Гончарова… Что-то ещё прочёл, не упомню. Гончарова – громадный «сталинский» том избранного, 1948 года, странного мышиного цвета, весом с полпуда – притаранил ему на «дальнюю дачу» я. Все знают эти великановы тома, ещё с 37-го года, когда А.С. Пушкина к его юбилею выложили народу первым на могучую читательскую ладонь.

– Как Бальзак? – спрашиваю про Бальзака, поскольку мой скорочтец именно его одолевал дольше других.

– Скукота! Описаний слишком много! Как начнёт описывать какую-нибудь хрень, и вот нудит страниц тридцать об одном… Ты лучше пишешь!

Наступает пауза. Я успеваю полуобморочно закатить глаза, схватиться за сердце, крикнуть его матери: «Валидол в доме есть?!» – Что случилось?! – тревожатся из дома. А потом на крыльце и жена, и старший, Георгий.

– Говорит, я лучше пишу, чем Бальзак!

На крыльце с облегчением и закипающим весельем переглядываются.

– Ну, ты живее пишешь, интереснее… – гнёт Лёня свою кочергу.

И вдруг я понимаю, что он наконец-то соскучился по мне за лето, поскольку не виделись мы давно.

Похоже, об этой мотивировке догадались и те, что на крыльце. И наступило некоторое всеобщее ошеломление, потому что Лёня уже года полтора, с тех самых пор, как начал у него грубеть голос и пробиваться ус под носом, – вошел в «жёсткую», как боевое пике истребителя, оппозицию. Вот просто оппозицию, которую ни объехать, ни перепрыгнуть никак – хоть тресни ты, несчастный любящий отец! Ощетинился молодой, и всё. Как средневековая какая-нибудь крепость. Всё не так, не эдак, никак! Вымахать успел за то время, пока я страдал, почти на голову мать перерос, в восьмой класс первого сентября пойдёт. И вот нате вам! Перемены!

– Льстить научился! – одобрительно киваю я на младшего. – Признак ума, между прочим! Главное, не переборщить! С Бальзаком ты, сынок, слегка переборщил. Но это не грех – я же отец твой. Кому ещё и льстить-то беззастенчиво, как не отцу ро?дному? А, товарищи? – обвёл я собравшуюся аудиторию посчастливившим взором.

На крыльце зашептались-захихикали и скрылись в дверях, не прощаясь.

– Ну чё, а Сэлинджер-то прокатил? Я его лет в пятнадцать пообожать успел.

– Сэлинджер прокатил! – охотно согласился Леонид. Я незаметненько приобнял его за плечо, о чём давно мечтать забыл, и мы пошли к дому.

– Лёнь, а тебе правда нравится, как я пишу?

– Да нравится, пап. Нет, ну Бальзак тоже, конечно, ничего…

Мы вошли вместе, предварительно я спрятал глаза от своих домашних ехидн…

«Викинг» или «Князь Владимир»?

Очень субъективно о фильме «Викинг» (реж. Андрей Кравчук, 2016 год, Россия). Семейный культпоход.

Младший сын Леонид (скептик, глобальный антагонист и адвокат обездоленных), выходя с фильма, за моей спиной (я к нему прислушиваюсь, к Леониду) проворчал: «Всё враньё. И почему название “Викинг”, а не “Варяг”, например, или тот же “Владимир”?» Я прислушиваюсь к своему младшему сыну Леониду, ученику 8-го гуманитарного класса гимназии. Не только потому, что недавно за анализ стихотворения Чичибабина учительница по литературе чуть не «задушила» его «в объятиях». Он вообще умный. Я это понял, когда Леониду было близко к году, просто вглядевшись в его зоркие, насмешливые глаза. Тогда мне никто не поверил. Тёща даже посмеялась над моим умозаключением – в смысле, ну да, конечно, парень ещё соску сосёт, а уже умный! Теперь не смеётся.

Возразить Леониду с исторической и смысловой точки зрения на бегу не получилось бы, и потому я сказал: «Голливуду роднее “Викинг”, а не “Владимир”, сынок. Ты уже большой, должен разбираться в тонкостях промоушена, проката и кинобизнеса!»

Наутро, разлепив глаза, я схватил с потолка мысль, которую накануне, после просмотра модного фильма, уже практически нащупал: «Продюсерское кино».

Ну конечно! Продюсерское кино! Крупные продюсеры сегодня не кино снимают, а воплощают КИНОПРОЕКТЫ, в которые большие деньги вкачиваются только при полной уверенности в финансовой состоятельности. Только под мощную рекламную кампанию, государственную поддержку, звёздный актёрский состав и самую современную компьютерную графику. А ещё круче – и с сериалом на «своём» канале, после «съёма сливок» с основного «паровоза» в киносети…

Что это могут быть за проекты? Правильно – проекты под хрущёвским девизом: «Догнать и перегнать Америку!» То есть всё тот же Голливуд. Доказать окружающему свету, что снимаем так же дорого и не хуже. Зрелищно, шумно и примитивно, точь-в-точь как у «больших парней»!

Дальний прицел продюсерского «коллективного разума» – доказать, что мы в самом деле не хуже Голливуда уже сейчас, – а завтра выйти на миллиардные аудитории Китая, Индии, Ближнего Востока, шагая вместе «со страной» по газовым и нефтяным трубам. И в итоге дальновидных усилий – оттяпать у Голливуда сытое местечко хотя бы у себя дома, поближе к родному «кинокорыту».

Бесполезно спорить с тем, что кино – одно из мощнейших средств в борьбе тотального глобализма за мировое господство над усреднёнными умами человечества. И наш российский продюсерский клан участвует в глобализации мира со всем энтузиазмом мазохистов-неофитов! Вот откуда растут короткие ножки у режиссёра Фёдора Бондарчука, снимающего под великим словом «Сталинград» – спекулятивную подделку про всемирно знаменитое сражение во Второй мировой войне. Бренд «Сталинграда» режиссёр использует как бы поверх фильма. Теперь его представляют как автора фильма «Сталинград», и название картины больше самого фильма в миллион раз! Фильм забыт, как бормотание, а название звенит, как колокол, до сих пор. Это и есть продюсерский ход. Вскоре Ф. Бондарчук осчастливит нас новым «проектом» – догоню Голливуд и перегоню его – о нападении чужой цивилизации из космоса на Землю. Свежо? Ещё как! Голливуд, снявший на эту несвежую тему десятки блокбастеров, корчится от приступов зависти!

Та же колбасня и с названием «Викинг». Бренд «викингов» пятый сезон раскручивается известным канадско-ирландским сериалом, подсесть на чужой хвост – привычное дело. Да и идейная подсказка в самом названии не излишняя – мы же всё лучшее откуда получаем? Правильно – оттуда! Роль, которая отводится в фильме иностранным влияниям на «немытую» Россию, – определяющая, от варягов до Византии. И это не идеологическая диверсия со стороны продюсерской команды – полагаю, они действительно так думают. И есть к тому основания. А то!

Но я не собираюсь, как многие посмотревшие фильм, цепляться к частностям. Для себя я вычленил два определяющих момента, которые с фильмом лично меня могут как-то примирить.

Это, конечно, слёзы великого князя Владимира. Он не случайно единственный в фильме человек, который впервые проливает слёзы не от боли, а – из раскаяния и сострадания. Вот точка, с которой началось в Русском государстве великое пришествие Христа. Раскаяние и сострадание! В фильме это ключевая духовная сцена. Ключевая! Так и снятая.

Абсолютно совпадающая, к слову, с мыслью Василия Розанова: «Кто никогда не плачет – никогда не увидит Христа. А кто плачет – увидит его непременно. Христос – это слёзы человечества…»

И ещё одно личное переживание. Фильм весьма доходчиво показывает, из какой чудовищной грязи и крови возникают великие империи и государства. Какой страшной ценой даются победы. И как же мы – нынешние – ответственны за всё, что досталось нам от прежних поколений? Какое низменное преступление творят те, кто в корыстных целях ослабляют Россию, поднявшуюся на такой боли и жертвах!

По-моему, сегодня и этого достаточно, чтобы сказать создателям фильма своё скромное спасибо. К тому же не надо забывать, что перед нами не строго исторический фильм, не документальное исследование, а картина, снятая в приближении к фэнтези, со всеми вытекающими отсюда голливудскими составляющими. Включая – самый топовый актёрский состав из киношной молодёжи… Да может, оно и правильно, что ближе к фэнтези? Кто же выдержит всю реальную правду о Владимире, учитывая его канонизацию? А фильм, между прочим, предполагает, что именно выстраданное принятие христианства сердцем – духовно перерождает Владимира и открывает путь к святости… Да-да, именно!