Последняя история мира

– Иногда приходится скрывать истинные намерения своих поступков, чтобы они привели к добру, – будто цитатой из Священного Писания ответил он.

Элай сухо кивнул в ответ.

– Буду рад принять вас сегодня вечером в моем доме, – с этими словами казначей развернулся, и, даже не окликнув Иэна, поспешил по важным государственным делам.

* * *

Званый ужин был организован по всем правилам гостеприимства и в кратчайшие сроки. Казначей понимал, что церковник нужен ему в наилучшем расположении духа, хотя и сомневался, что его можно подкупить лестью. Попробовать, тем не менее, стоило. От роскошной трапезы ломились столы, которые прислуга вынесла на веранду с панорамным видом на город, где Элай принимал самых важных гостей.

Когда слуги проводили гостя к хозяину поместья, чиновник не без удивления отметил, что посол не потрудился переодеться во что-то более подобающее – своей рясе с крестом он хранил фанатичную верность, подобно христианской жене. Судя по всему, даже ради этой встречи церковник решил не отказываться от образа прямолинейного наглеца. И все же первые слова Николаса Савиара шли вразрез с неприглядным образом, который успел составить Элай:

– Господин Акросиас, благодарю за приглашение. Прежде всего разрешите извиниться за свою вынужденную наглость. Патриарх знает, когда следует ждать, а когда – действовать, и это дело поистине безотлагательно.

Элай привык общаться с прагматичными людьми, но фанатики вроде Николаса оставались для него неизведанной территорией. Раздумывая, как лучше подступиться к этой персоне, он жестом руки пригласил гостя присесть в кресло напротив себя. Пока посол устраивался, Элай успел заметить, что его гость выглядит несколько иначе, чем на Форуме сегодняшним утром. Его глаза больше не сверлили окружение резким взглядом, а на лице легкой тенью, почти незаметно, расположилась улыбка. Складывалось впечатление, что его миссия в Акросе завершалась полным успехом и разговор с Элаем был лишь маленькой деталью, не способной испортить общей картины.

Чиновник провел сотни встреч, как со своими сторонниками, так и с противниками, однако он впервые почувствовал себя неуверенно в собственном доме. Казалось, с тех пор, как этот Николас появился в Акросе, от решения самих хозяев города ничего не зависело. Элай постарался как можно скорее отогнать непрошеные мысли, пока его неуверенность не отразилась в поступках. А потому он поспешил взять инициативу на себя:

– Давайте сразу проясним кое-что, дорогой Николас, – посол уловил серьезный настрой оппонента и тоже посерьезнел, сложив руки у пояса в готовности слушать. – Вашим обвинениям – грош цена, и я до глубины души оскорблен тем, что услышал. Не хочу, чтобы мы что-то скрывали друг от друга.

Николас хотел было учтиво улыбнуться и сказать пару-тройку подходящих по этикету слов, однако Элай резко прервал его намерение, предупреждающе выставив вперед ладонь.

– Услуга за услугу, вот почему я согласился встретиться с вами – не более того. Но прежде всего мне нужно узнать кое-что у вас, господин посол.

Николас внимательно смотрел на Элая и терпеливо ждал.

– Вы ведь можете для начала удовлетворить мое любопытство?

– О, это меньшее, что я могу сделать для вас, господин Элай, – посол будто нарочно отказывался выходить из своего нового образа излишне вежливого гостя. – Что же показалось вам столь любопытным?

Элай бросил усталый взгляд на гостя, пытаясь понять, сможет ли тот ответить честно и без пустых светских ужимок, после чего решил более не медлить:

– Что за бред вы несете?

У Элая получилось выбить собеседника из привычной колеи. Николас лишь непонимающе распахнул глаза, однако ответить он был явно не в состоянии.

– Сколько их там, говорите? Ах да, вы это так и не уточнили. Элен Орос, проводник из Левиафана и загадочные «они» – вроде всех перечислил? Опаснейшие преступники Ойкумены, их поимка – достойное занятие для верного слуги Патриарха. Дорогой Николас… В вашей истории есть все, кроме одной детали – смысла. И, прошу, не нужно вновь говорить о том, как их недооценивают, это я уже усвоил. Скажите мне лучше, – Элай слегка подался вперед к опешившему слушателю, – зачем на самом деле вы поднимаете всех на уши?

Посол Левиафана дослушал Элая, не перебивая. Ему явно нужно было время, чтобы собраться с ответом, и он тщательно подбирал слова, прежде чем отреагировать на вопиющую грубость хозяина. Сам казначей тем временем небрежно откинулся в кресле в ожидании ответа.

Наконец церковник заговорил, но уже без следа жеманства:

– По правде говоря, господин казначей, мне нечего добавить к уже сказанному. Сейчас вы, очевидно, не понимаете, но поимка преступников – приоритет всех городов без исключения. «Почему?» – спросите вы. Боюсь, это вопрос истинной веры.

Посол прервал свою речь и с угрюмым видом поднялся из кресла, рассматривая лежавший перед ним город.

– Так что же вам известно? – вернулся Николас к повестке дня.

Элай решил, что настало время бросить ищейке затравку.

– У Элен Орос есть брат, Джон Орос. В Акросе о нем знают немногие, хотя они с сестрой неразлучны. На вашем месте я допросил бы его бывших сослуживцев – может, его они выдадут охотнее, чем девку.

– Весьма недурно, —просиял Николас. – Обязательно так и поступлю. Но этого мало. Вы ведь и правда знали Элен Орос…

– Не в том ключе, в каком заявляете вы, – поспешно поправил его Элай.

– И все же. Вы уклоняетесь от ответа, господин казначей.

Наглость церковника переходила все границы, переступать которые Элай не позволял даже себе. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал, что вот-вот совершит ошибку и позволит гневу разрушительной волной выплеснуться наружу. И все же он не сделал ничего, чтобы это предотвратить.

– Слушай меня внимательно, святоша, – слова охотно рвались наружу, сами облекали себя в нужную форму. – Я готов терпеть многое. Я привык, что меня хотят сбросить, раздавить, уничтожить. Меня не удивляет, что сегодня в моей жизни появился церковный выскочка, непонятно зачем разрушающий мою семью. Ради своего имени я готов это терпеть. Но если ты сейчас же не перестанешь разыгрывать передо мной наглого льстеца, то…

Николас, резко развернувшись, в одно мгновение оказался рядом с чиновником и угрожающе склонился над ним. Его глаза полыхали гневом, на лбу вздымалась синяя вена.

– Я уже закончил с лестью, господин Элай, – Николас чеканил каждое слово жестким, дребезжащим голосом. – Не заблуждайтесь – мне она дается так же тяжело, как и вам. И я попросил бы вас умерить свой высокомерный нрав, ибо вы не видели и толики того, на что я готов пойти ради этого дела!

Гнев Николаса отступил так же быстро, как и нахлынул. Отодвинувшись от опешившего Элая, он с облегчением выдохнул.

– Прошу прощения, – совершенно обыденно, будто собеседники только что обсуждали приятную летнюю погоду, выдал посол. – Ничто так не волнует меня, как государственные дела моего города. Уверен, вы меня понимаете.

Церковник вновь уселся назад в кресло с виноватой улыбкой и, как ни в чем не бывало, тут же увел разговор в сторону.

– Прежде чем я уйду, господин Элай, у меня к вам есть еще одно дело. Патриарх не хотел, чтобы я гнался сразу за двумя зайцами, но все мое естество противится его воле. Только в данном случае, разумеется! Дело это, как я считаю, не менее щепетильное, чем суета вокруг семьи Орос. Вам уже довелось слышать последние новости из Башни?

Элай, так до конца и не разгадав суть игры оппонента, все же решил отвечать честно:

– Я слышал, что в Домоаре впервые что-то происходит.

Казалось, Николас вот-вот готов был встретить остроумный ответ искренним смехом, но чуда не произошло.

– Точнее и не скажешь, – вместо этого ответил он. – Наши друзья-земледельцы впервые обратили внимание на деятельность собственных гостей. Как там себя называют эти граждане? – Николас взглянул на Элая с наигранно задумчивым видом.

Казначей понимал, что церковник все и так прекрасно знает – ведь в Домоаре действительно зародилось нечто, чего церковь Левиафана переварить не могла. Тем не менее чиновник решил подыграть своему собеседнику. Уж слишком сильно тот старался выглядеть непринужденным, а срывать с него очередную маску было крайне нежелательно.

– Голос Народа, – ответил Элай. – Делятся с бедняками неким сакральным знанием и заверяют в том, что их ведет прямой потомок Свободных, как их называют в Домоаре, – казначей прокашлялся, вспомнив, что перед ним сидит церковник. – Или Спасителей, если вам угодно…

– Или Наследников, если угодно вам. Я не из тех, кто обижается на разные имена наших создателей, – Николас вновь вежливо улыбнулся, однако теперь на его лице играло с трудом сдерживаемое раздражение. – Думаю, мне нет смысла объяснять, что деятельность этих наглецов противна не только Левиафану, но и остальным городам.

– Я слышал обратное, – попытался аккуратно возразить чиновник. – Люди к ним тянутся.

Николас, судя по всему, ожидал от собеседника совсем иных слов. Ему пришлось заново бороться с подступившим праведным гневом, прежде чем продолжить.

– Люди, о которых вы говорите, господин Элай, – простой народ. Вам ли не знать, как опрометчив он может быть в вопросе собственного благополучия. Здесь, в славном Акросе, простолюдин полагается на чиновников, в Левиафане – на Церковь, в Домоаре – на старейшин…

– А в Латрисе? – с невинным выражением лица поинтересовался Элай.

Николас в ответ лишь опустил голову и тяжело выдохнул. Судя по всему, он, подобно образцовому христианину, чувствовал личную ответственность за все без исключения грехи Левиафана. Элай рассчитывал, что посол попытается защитить честь родного города, но вместо этого церковник поднял на чиновника все еще печальные глаза и тоном, которым разъясняют очевидные вещи непонятливым детям, заговорил:

– А в Латрисе, господин Элай, простой народ уповает на милость божью. Хотя сам он этого не понимает. – Николас поднялся с места с намерением закончить разговор. – Я искренне надеюсь, что чиновники Акроса не потерпят выскочек, попирающих традиции и веру их родного дома. Но, скажу прямо, я сомневаюсь, – посол пожал плечами. – Вы, скорее всего, не снизойдете до собственного народа. А ведь он, как вы сами и сказали, уже потянулся к соблазну. В ваших силах уберечь Акрос от ошибки. Что ж, благодарю за приглашение. Ужин я, пожалуй, пропущу, благодарю за хлопоты.