Последняя история мира

– Тебе не кажется, что здесь что-то не так? – Эйвинд перешел на повышенный тон, захваченный собственной идеей. – Я имею в виду, что наши методы не отличаются от методов базарных зазывал.

– Эйвинд…

– Нет же, послушай, я не собираюсь снова жаловаться. Мне действительно интересно, почему мы помогаем людям, но при этом выглядим так, будто мы обыкновенные торгаши? Что нужно Голосу? Больше людей, чтобы помогать народу? Церковь тоже кормит бедных, по-своему заботится о людях…

– Церковь. Церковь! – Ашта с беспомощным видом всплеснула руками. – Это они подослали к тебе ту змею! Оставили вечное напоминание о себе на твоем лице!

– Ашта, никто не знает наверняка, кто это был…

– Я знаю! Весь Голос знает, а Эйвинд, почему-то, – нет!

Женщина по-детски надулась и скрестила руки на груди. Когда Ашта злилась на Эйвинда, то делала это неизменно комично – в такие моменты казалось, будто она моложе собственного подопечного. Однако свою инфантильность Ашта могла разыгрывать только лишь перед Эйвиндом – настоящий гнев домоарки не проходил бесследно ни для кого. Упомянутого Аштой неудачливого агента, подосланного убить наследника, допросить не удалось – женщина в порыве слепой ярости одним ударом превратила его нижнюю челюсть в труху, не говоря уже об остальных многочисленных – и совсем необязательных – увечьях.

Несмотря на то, что реакция Ашты была скорее очередным назиданием, чем праведным гневом, Эйвинд заставил себя прекратить разглагольствования. Наставница, быть может, только казалась раздосадованной, но спорить теперь было бесполезно – в ответ Эйвинд получил бы очередную бурю эмоций и наставлений. Но не успел юноша окончательно оставить на сегодня критику своей странной и бесчестной жизни, как поймал на себе резко переменившийся взгляд Ашты, прямота которого так сильно выделялась на фоне уже минувшей детской обиды, что Эйвинд невольно отпрянул.

– Сегодня у тебя будет возможность задать свои вопросы Лильяне.

Эйвинд вытаращился в ответ, не веря собственным ушам. Настоящий лидер Голоса изволит лично переговорить с лидером поставленным? Вот же дурная шутка. Вся суть отношений Эйвинда и Лильяны состояла в том, что им нельзя было часто видеться с глазу на глаз, чтобы – уберегите Свободные – вездесущие недоброжелатели не добрались до верхушки Голоса в случае поимки «лживого пророка». Именно ее приказам в полном неведении подчинялись последователи Эйвинда, да и сам юноша не был исключением. Для толпы Лильяна была всего лишь одним из верных послушников; для провозглашенного наследника Свободных – воплощением разочарования и неуверенности в собственном деле.

Когда удивление отступило, на смену ему пришла озлобленность.

– Неужто она просит личной аудиенции? Переговорить наедине с самим Эйвиндом Свободным? – юноша продолжал театрально таращиться на Ашту, на этот раз изображая оскорбленную особу знатных кровей. Судя по кислой гримасе Ашты, она не впечатлилась кривлянием Эйвинда. Подперев подбородок ладонью, женщина устало помотала головой на манер строгой воспитательницы, которая отчаялась вбить в порученное ей дитя хоть толику разума.

– Ладно-ладно, не закатывай глаза, – примирительно улыбнулся юноша, махнув рукой. – Ты знаешь, почему я так…

Остаток пути до «главной церкви Голоса», как называл это место Эйвинд назло своей опекунше, показался молодому наследнику невероятно длинным. Пару раз он даже пытался поторопить извозчика, но всякий раз Ашта давала ему по рукам и призывала к терпению, повторяя что-то о взрослении и «соответствующем поведении». Эйвинд слушал вполуха и не скрывал этого – предвкушение полностью завладело им. Он представлял, как будет выкручиваться Лильяна в ответ на неудобные вопросы. Видел себя со стороны и подмечал отточенность собственного ораторского мастерства, направленного против трусливого лидера. Эйвинд смаковал скорую победу. «Если повезет, то, быть может, моя жизнь сегодня изменится к лучшему», – повторял про себя юноша, в то время как глубоко внутри он искренне верил в неизбежные перемены.

Когда повозка достигла места назначения, Эйвинд, позабыв о всяческих церемониях, выскочил навстречу своим последователям, ожидавшим возвращения наследника после очередной благородной миссии. Аште, которая должна была, сообразно негласным правилам, подать руку обожаемому пророку, оставалось лишь с замиранием сердца направиться следом. Наследник поспешно вошел в арку внешней стены и в очередной раз пробежал взглядом скромно отделанный, ничем не примечательный дом, где изо дня в день трудилась сестра Лильяна, неустанно придумывая новые способы навредить Эйвинду. По крайней мере, так в шутку иногда воображал сам Эйвинд, подмечая при этом, что в каждой шутке больше правды, чем вымысла.

Многочисленные последователи благоговейно расступались перед юношей. Те, кто стояли у его пути, становились на одно колено, подражая слугам местных владык, и раболепно шептали благословения, люди поодаль почтенно склоняли головы. Эйвинд не замечал ни тех, ни других, полностью сосредоточившись на том, как он спросит у мажордома Лильяну, как тот услужливо поклонится в ответ, как гордо и легко он войдет в залу, где она обыкновенно трудится, как поймает на себе ее притворно-покорный взгляд и прикажет оставить их наедине. Дальше его мысли не заходили, и он не видел в том ни малейшей нужды – в конце концов, он воображал себе эту встречу еще с момента их последнего разговора «по душам», случившегося около года назад. До той первой встречи он искренне верил в дело Голоса. После нее уверенность сменилась раздражением и горечью, и виной тому стала именно Лильяна.

Эйвинд был опьянен фантазиями. Мажордом встретил его низким, полным достоинства старого слуги поклоном и направил пророка в главную залу, где, как он и предвкушал, его ждала Лильяна. Два лидера Голоса встретились глазами. Как и всегда, девушка изображала из себя робкую послушницу ровно до того момента, когда Эйвинд негромко, но властно попросил остальных прислужников удалиться.