Полное собрание сочинений. Том 13. Май ~ сентябрь 1906

Кадеты изо всех сил стараются представить себя буржуазной демократией вообще, прикрыть свое расхождение с Трудовой группой, замазать свои несогласия с крестьянской демократией, добиться поддержки именно правому, ненадежному крылу буржуазной демократии. Тов. Плеханов, независимо от того, чего он хочет достигнуть, достигает только одного: он на деле поддерживает эти реакционные стремления кадетов. За это они и рассыпаются в хвалах по его адресу.

Тов. Плеханов говорит: еще в 1903 г. (II съезд РСДРП) я спорил против тогдашнего правого крыла партии (Акимов, Мартынов и др.), защищая необходимость поддерживать всякое оппозиционное движение против самодержавия. Так же смотрел Маркс в 1847 году. И Плеханов хочет уверить читателей, что большевики забыли эту истину.

Товарищ Плеханов ошибается. Общее положение о поддержке оппозиции не отрицается теми, кто решает конкретный вопрос о поддержке в данное время той или иной части этой оппозиционной и революционной буржуазии. Ошибка Плеханова состоит в подмене конкретного исторического вопроса абстрактным соображением. Это во-первых. А во-вторых, ошибка тов. Плеханова состоит в совершенно неисторическом воззрении его на буржуазную демократию в России. Плеханов забывает, как меняется положение различных слоев этой буржуазной демократии по мере того, как идет вперед революция. Чем выше поднимается революция, тем быстрее отпадают от нее наименее революционные слои буржуазии. Кто не понимает этого, тот ничего не сумеет объяснить в ходе буржуазной революции вообще.

Два примера в пояснение сказанного.

Маркс в 1847 г. поддерживал самую робкую оппозицию немецкой буржуазии против правительства[75 - См. статью К. Маркса «Коммунизм газеты «Rheinischer Beobachter»». К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 4, стр. 194–207.]. В 1848 г. он беспощадно, свирепо клеймил и смешивал с грязью очень радикальных немецких кадетов, – гораздо более левых, чем наши кадеты, – которые вели «органическую работу» в Франкфуртском парламенте[76 - Франкфуртский парламент – общегерманское Национальное собрание; было созвано после мартовской революции 1848 года в Германии и начало свои заседания 18 мая 1848 года во Франкфурте-на-Майне. Главная задача Собрания состояла в ликвидации политической раздробленности и в выработке общегерманской конституции. Однако из-за трусости и колебаний либерального большинства Собрания, нерешительности и непоследовательности мелкобуржуазного левого крыла, Собрание побоялось взять в свои руки верховную власть в стране и не сумело занять решительной позиции в основных вопросах германской революции 1848–1849 годов. Оно ничего не сделало для облегчения положения рабочих и крестьян, не оказало поддержки национально-освободительному движению в Польше и Чехии и одобряло политику угнетения, которую проводили Австрия и Пруссия по отношению к порабощенным народам. Собрание не решилось мобилизовать силы народа для отпора наступлению контрреволюции и для защиты выработанной им в марте 1849 года имперской конституции.Вскоре австрийское, а затем прусское правительства отозвали своих депутатов, а вслед за ними Франкфуртское собрание покинули либеральные депутаты и других германских государств. Депутаты левого, мелкобуржуазного, крыла, оставшиеся в составе Собрания, перенесли его местопребывание в Штутгарт. Собрание в июне 1849 года было разогнано войсками вюртембергского правительства.], уверяя весь мир, что эта органическая работа имеет наибольшее агитационное значение, и не понимая неизбежности борьбы за реальную власть[77 - См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 5, стр. 10–14, 20–22, 38–42, 62, 101–102, 335–388; см. также К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 315–316.]. Изменил ли Маркс себе? перешел ли на другую точку зрения? впал ли в бланкизм (как думают бернштейнианцы и немецкие либеральные профессора)? Нисколько. Революция ушла вперед. От нее отстали не только немецкие «шиповцы» 1847 года, но и немецкие «кадеты» 1848 года. Как верный страж интересов передового класса, Маркс беспощадно бичевал за отставанье и именно тех, кто всех влиятельнее был из отстававших.

Ссылаясь на Маркса, Плеханов извращает Маркса.

Второй пример.

В 1903 году, и даже раньше: в 1901–1902 годах старая «Искра» поддерживала «шиповцев», т. е. тогдашних робких либеральных земцев, выставлявших вместе с г. Струве лозунг «права и властное земство». Шла вперед революция, – и социал-демократы переходили, так сказать, от оппозиционных верхов буржуазии к революционным низам ее. Шиповцев они «травили» за неясное требование конституции; – конституционалистов – за игнорирование всеобщего и т. д. избирательного права; – признававших это последнее – за непризнание революции и т. д., по мере развития, расширения и углубления всего демократического движения. Изменили ли себе революционные с.-д., если от поддержки оппозиционных «шиповцев» в эпоху 1901–1902 годов перешли к поддержке революционных крестьян в 1905–1906 годах? Нисколько. Они остались верны себе.

Изменил себе тов. Плеханов, который за минутным успехом кадетов просмотрел более высокие демократические задачи, уже выдвигаемые жизнью.

Пойдем дальше. Вот особенно наглядный пример некритического до последней степени отношения Плеханова к кадетской Думе.

Тов. Плеханов приводит следующую цитату из «Колокола»:

«Прилагая эти общие положения к парламентской рабочей группе, мы можем сказать, что группа эта лишь постольку будет выражать действительные стремления наиболее боевой и сознательной части российского пролетариата, другими словами, постольку будет названа социал-демократической, поскольку она в своих действиях в Думе будет проводить основные тактические начала социал-демократии.

Не погрязая в общем кадетско-оппозиционном болоте Думы, не плетясь в хвосте за кадетским большинством ее, а противополагая себя этому большинству, разоблачая ограниченность его стремлений, наклонность его к соглашению с «правыми» партиями и с правительством – вот единственная достойная представителей пролетариата и в то же время истинно социал-демократическая тактика, которую мы должны настойчиво рекомендовать представителям рабочих в Государственной думе. Всякая же другая тактика, затемняя классовое самосознание пролетариата, представителями которого в Думе считают себя члены этой группы, будет обращать их в приспешников буржуазных партий и в орудие, направленное против самостоятельных задач пролетариата в общем ходе русской революции».

Плеханов говорит по этому поводу:

«Если бы нашему полтавскому товарищу пришлось применить свои общие положения к Социалистической партии во Франции, то ему не было бы надобности вносить сколько-нибудь серьезные поправки в заключительные строки своей статьи. Он мог бы ограничиться заменой слов: «кадеты, кадетское» словами: «радикалы, радикальное»; слово: «Дума» – словом: «Палата депутатов»; наконец слова: «русской революции» – словами: «общественно-исторического движения». Это поразительно удобно».

Приглашаем читателя перечитать еще раз цитату из «Колокола» и замечание Плеханова. Это замечание вскрывает перед нами с редкой отчетливостью один из источников плехановского поворота к Бернштейну.

Подумайте только: «Колокол» мог бы ограничиться в заключительных строках статьи заменой слов: «кадеты» словом: «радикалы» и слова: «Дума» словом: «Палата депутатов».

Этим рассуждением тов. Плеханов окончательно пригвоздил себя. Он показал наглядно, как чуждо ему всякое понимание того, что такое конституционные иллюзии, а следовательно, и всякое понимание современного момента российской буржуазной революции.

Между русскими кадетами и русской Думой, между французскими радикалами[78 - Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов – буржуазная партия Франции; организационно оформилась в 1901 году, фактически существует с 80-х годов XIX века. До первой мировой войны в основном представляла интересы мелкой и средней буржуазии. В период между первой и второй мировыми войнами в партии усилилось влияние крупной буржуазии. Лидеры партии неоднократно возглавляли французское правительство.] и французской Палатой, между взаимоотношением тех и других есть коренная разница, упускаемая из виду Плехановым. Плеханов просмотрел маленькое словечко в статье «Колокола», – маленькое, но в высшей степени характерное и знаменательное. Это словечко: «соглашение с правительством».

Подумайте, тов. Плеханов: может ли во Франции идти речь о «соглашении» Палаты депутатов с правительством? Нет, не может. Почему? Потому что правительство подчинено там Палате во всем наиболее существенном. Большинство в Палате само и является реальным правительством, назначая желательных ему лиц в министры. Добившись большинства в Палате, радикалы тем самым становятся правительством. Парламентские отношения для данного периода времени более или менее соответствуют и отношению реальных сил внутри народа и отношению государственной власти к народу. Писанная конституция для данного периода времени не расходится существенно с реальной, действительной конституцией, с отношением сил.

В России может и должна идти речь о соглашении большинства Думы с правительством. Почему? Потому что реальная власть принадлежит у нас и по закону и по действительному положению вещей вовсе не Думе, а старому самодержавному правительству. Дума не есть, подобно Палате, орган государственной власти, а лишь орган ходатайств, просьб, заявления требований части народа перед старой властью. Думское большинство поэтому может «вступать в соглашение» с правительством, – для Франции это абсурд. Парламентские отношения не соответствуют совершенно ни реальным отношениям сил внутри страны, ни отношению государственной власти к народу.

Во Франции действительная классовая борьба идет именно между теми силами, которые представлены в Палате, и даже представительство этих сил более или менее соответствует для данного времени их сравнительному «боевому значению».

В России действительная борьба идет вовсе не между теми силами, которые представлены в Думе, а думское представительство этих сил как раз в настоящее время особенно резко и коренным образом расходится с их сравнительным «боевым значением». Реальное правительство России почти вовсе не представлено в Думе, оно имеет иные «учреждения», пролетариат тоже почти не представлен, крестьянство непропорционально слабо представлено.

Попытка сравнить Россию с Францией показывает, что тов. Плеханов всецело погрязает в конституционных иллюзиях. Слово (парламент, палата) он принимает за сущность, вывеску за содержание. От него совершенно ускользают поэтому все важнейшие особенности момента в России, когда назревает борьба между наименее представленным в Думе «народом» и старой властью, когда роль «соглашателей», перебежчиков в этой борьбе становится особенно значительной и особенно опасной.

Как Бернштейн в 1899 году приносил громадный вред немецкому пролетариату, принимая мелкобуржуазных интеллигентских «соглашателей» (социал-либералов, примирявших пролетариат и буржуазию) за самое буржуазию, имевшую реальную власть в руках, – так и Плеханов в 1906 году приносит огромный вред российскому пролетариату, принимая полуреакционных буржуазных «соглашателей» (кадетов, примиряющих народную свободу со старой властью) за самостоятельную политическую силу в государстве, за власть, которую можно и стоит поддерживать.

Бернштейн, призывая быть «тактичным» по отношению к социал-либералам, поддерживать их, не толкать их в реакцию, – звал поддерживать фикцию. Он увлекался призраком социального мира и забывал коренные задачи борьбы за власть.

Плеханов, призывая быть «тактичным» по отношению к кадетам, поддерживать их, не толкать их в реакцию, – зовет поддерживать фикцию. Он увлекается призраком парламентаризма (в эпоху буржуазной, а не социалистической революции) и забывает коренные задачи борьбы за власть.

И Бернштейна и Плеханова социал-либеральная, кадетская буржуазия носит на руках, восхваляет до небес, рекламирует, перепечатывает за те услуги, которые они ей оказывают в борьбе ее с пролетариатом.

Не заблуждайтесь, рабочие, на этот счет. Словечки о «тактичности» с.-д. и о «поддержке» кадетов имеют в реальной политике свое значение, определяемое не благими намерениями Плеханова, а действительным соотношением сил. Плеханов может думать сам и уверять других, что он и в мыслях не имел ослаблять или притуплять политический и социальный антагонизм классов между собой и народа с старой властью. Но плехановские речи в данной политической обстановке получают именно такое значение, независимо от его воли.

Бернштейн не хотел социального мира (по крайней мере уверял, что не хочет), но буржуазия верно поняла, что таково действительное значение его речей. И у нас, в России, взгляните на печать кадетов. Она хвалит Плеханова и, не считаясь с ним, идет к своим выводам из его речей. Вчера в «Думе» (№ 22) г. Котляревский доказывал, что всякая «классовая борьба и классовая ненависть» мешает делу национального освобождения. Он прямо сопоставляет борьбу «Волны» с борьбой гедистов против жоресистов, Ферри против Турати, Каутского против Бернштейна; он опасается, «как бы такая проповедь классовой ненависти, какая раздается теперь у нас в России, подкапывая столь необходимую ввиду совместного политического действия солидарность различных общественных групп, не подрывала в корне (слушайте!) почвы для действия всякого правильного народного представительства». «Не подрывается ли ею (классовой ненавистью) самый дух конституционализма?»

Сегодня в «Свободе и Культуре» (№ 7)[79 - «Свобода и Культура» – еженедельный журнал, орган правого крыла кадетской партии; выходил в Петербурге с 1 (14) апреля по 31 мая (13 июня) 1906 года под редакцией С. Л. Франка; ближайшее участие в работе журнала принимал П. Б. Струве. Вышло 8 номеров. Издание было приостановлено вследствие сильного падения тиража.] г. Струве вопит по поводу того, что с.-д. «предают свободу на растерзание фурий классовой розни», что они «односторонне и болезненно до умоисступления увлекаются идеями классовой борьбы» (стр. 458), что «политический мир» (вспомните «социальный мир» в устах европейских буржуев!) «предъявляет к нам совсем новые требования» (страница 514). Буржуазия великолепно понимает, что плехановские идеи сеют именно лживую мысль о «политическом мире» и притупляют на деле всякую классовую рознь, всякую классовую борьбу. Коготок увяз у товарища Плеханова – и вся «птичка» оказалась, по отношению к современной политике, в клетке у г. Струве.

«Крепкие слова не критика», – пишет т. Плеханов. – «Критика действительно развивает сознание, а крепкие слова, наоборот, его затемняют. Возьмем хоть крепкое слово: измена. Мы так часто кричим об измене буржуазии, что когда она в самом деле «изменит», – т. е. помирится с бюрократией, – и когда нам в самом деле надо будет кричать об этом со всех крыш, то наши крики уже не произведут надлежащего действия, и с нами повторится история мальчика, кричавшего «волк! волк!», когда волк еще не появлялся».

Какой прекрасный образчик русской бернштейниады, этот маленький отрывок плехановских рассуждений!

Во-первых, посмотрите, как ясно чувствуется отсутствие у тов. Плеханова почвы под ногами. В ноябре 1905 г. он писал в № 3 «Дневника»: «… У нас много кричали в последнее время о какой-то (!) измене буржуазии. Но чему собственно могла изменить буржуазия? Во всяком случае, не революции, потому что она никогда не служила революционной идее».

Видите: в ноябре 1905 года т. Плеханов даже вообще не понимал, чему могла изменить буржуазия. Теперь он понял это. Он не только полагает, что буржуазия может изменить чему-то, он находит уже, что она в самом деле изменит. За полгода т. Плеханов меняет позицию: сначала говорилось, что буржуазии вообще нечему изменять. Теперь говорится, что она в самом деле изменит, т. е. помирится с бюрократией.

Этому прогрессу т. Плеханова мы были бы очень рады, если бы в других отношениях его взгляды не оставались такими же шаткими. Измена есть крепкое слово, говорит он. Это взгляд не новый. Это взгляд всех либеральных буржуа. В тысячах статей кадетской печати внедряется в российскую публику та мысль, что речи об «изменах» буржуазии являются лишь крепкими словцами «неистовых» большевиков. Теперь у буржуазии нашелся новый союзник по этому вопросу. Тов. Плеханов тоже пришел к убеждению, что «измена» есть «крепкое слово».

Как против Бернштейна некогда приходилось повторять и разжевывать азбуку марксизма, так то же самое дело приходится повторять против Плеханова. Он глубоко заблуждается. «Измена» не «крепкое слово», а единственно правильное с научной и политической точки зрения выражение действительных фактов и действительных стремлений буржуазии. Слово: «измена» выражает ту же мысль, как и слово: «сделка». Плеханов сам не может не признать этого, ибо он отождествляет измену и примирение с бюрократией. И вот взгляните, как говорила «неистовая» «Волна» об этом понятии: «сделка».

«В чем суть кадетских сделок?», – читаем мы в № 13 «Волны». – «Не в личном предательстве, конечно. Такой грубый взгляд в корне чужд марксизму. Суть сделок в том и только в том, что к.-д. не сходят и сходить не хотят с почвы сохранения власти за старым режимом, с почвы велений, исходящих от этого последнего»[38 - См. настоящий том, стр. 89. Ред.].

Итак, суть измены или сделок совсем не в личном предательстве. Суть измены или сделок состоит только в том, что партия «народной» (читай: буржуазной) свободы стремится сохранить власть за старым самодержавием, стремится поделить власть между ним и буржуазией.

Партия «народной свободы» изменяет народной свободе именно тем, что уступает изрядную долю народных прав и народной власти представителям старой власти. Нежелание понять эту простую истину со стороны тов. Плеханова прямо чудовищно. Он изображает дело так, что буржуазия у нас еще не изменяла, что она только изменит в будущем.

Это – полное непонимание самой сущности измены и сделок.

Буржуазия и кадеты уже тысячи раз изменяли свободе и мирились с бюрократией. Что такое программа партии к.-д.? Есть ли она известный политический шаг буржуазии? Несомненно. А именно эта программа и есть программа измены и программа сделок! И каждый политический шаг кадетов той или другой стороной проводит, осуществляет именно эту программу. Речь Трубецкого летом 1905 года, виляние по вопросу о четыреххвостке, каторжный законопроект о свободе печати – все это именно такие шаги либеральной буржуазии, которые как раз и осуществляют ее программу измены.

У товарища Плеханова выходит так, что если буржуазия не сделает еще какого-либо особого шага, то тогда не будет никакой измены с ее стороны. Это неверно. Если буржуазия и именно кадеты будут продолжать делать то, что они делали до сих пор, то сумма всех их действий и даст самую полную картину измены. В непонимании этого и состоит сущность современного социал-демократического оппортунизма.

Если осуществится мещанская мечта кадетов, если «мирное давление» Думы и «общественного мнения» заставит правительство сделать маленькие уступочки, если Государственный совет[80 - Государственный совет – один из высших государственных органов в дореволюционной России. Создан в 1810 году по проекту M. M. Сперанского как законосовещательное учреждение, члены которого назначались и утверждались царем. Законом 20 февраля (5 марта) 1906 года Государственный совет был реорганизован и получил право утверждать или отклонять законопроекты после их обсуждения в Государственной думе. Однако право изменения основных законов и издания ряда особо важных законов оставалось за царем.С 1906 года Государственный совет состоял наполовину из выборных представителей дворянства, духовенства, крупной буржуазии и наполовину – из сановников, назначаемых царем. Благодаря этому Государственный совет был исключительно реакционным учреждением, отклонявшим даже умеренные законопроекты, принятые Государственной думой.] пойдет слегка навстречу – по рецепту члена Государственного совета, г. Хомякова, планы которого вчера сообщила кадетская «Дума», – если старая власть обновит министерство, дав несколько местечек правым кадетам и т. п., то мы получим в конце концов именно «примирение» кадетов с бюрократией. Вся ошибка Плеханова состоит в том, будто путь «измены» есть или будет «новым» путем нашей буржуазии, а на деле именно продолжение ее старого пути и дает весь «состав» измены, если выразиться юридическим языком.

Когда буржуазия в «самом деле» изменит, – говорит Плеханов, – нашим крикам не поверят, ибо все слишком привыкнут к слову: измена.

Какая безграничная политическая наивность! Вся политика социал-демократии состоит в том, чтобы освещать тот путь, который предстоит пройти массе народа. Мы поднимаем высоко свой марксистский светоч, – и на каждом шаге отдельных классов, на каждом политическом и экономическом событии показываем подтверждение жизнью нашего учения. Чем больше развивается капитализм, обостряется политическая борьба, тем большая часть народа убеждается нашими словами и этим житейским (или историческим) подтверждением их. Теперь, скажем, сотни тысяч человек в России убедились уже в верности нашей оценки кадетов. При быстром развитии революции или при крутом повороте ее к какой-нибудь большой сделке кадетов с самодержавием в верности нашей оценки убедятся миллионы и даже десятки миллионов.

Поэтому сказать, что нашим крикам об измене не поверят в будущем, ибо мы слишком часто повторяем их в настоящем, значит сказать величайшую несообразность. Тов. Плеханов тщетно пытается прикрыть эту несообразность рассуждениями, вроде тех, какие преподносят обыкновенно гимназисткам старые девы, классные дамы и т. п. «Критика должна быть основательной», – назидательно поучает он.

И ново и умно. И ваша критика, тов. Плеханов, тоже должна быть основательной. А то вот посмотрите: вы ни одного фактического и сколько-нибудь крупного примера неосновательной критики кадетов с нашей стороны не привели, а общими рассуждениями своими посеяли массу неосновательных мнений в умах читателей! Чего стоит одно сведение понятия «измены» к крепкому слову!

Чего стоит такая фраза: «В наших рядах сознание этой противоположности (противоположности интересов буржуазии и пролетариата) приобрело уже, можно сказать, прочность предрассудка». В каких это «наших рядах», тов. Плеханов? В рядах женевских обывателей из россиян? В рядах членов нашей партии вообще? Но не следует ли также вспомнить о широких рядах народной массы?

Правду сказал рабочий в «Призыве»[81 - «Призыв» – ежедневная популярная газета; выходила в Петербурге с 15 (28) января по 15 (28) июня 1906 года. С конца марта в газете принимали участие большевики. Газета была закрыта по постановлению Петербургской судебной палаты от 14 (27) июня 1906 года.], что Плеханов судит «издалека». Масса пролетариев и полупролетариев еще понятия не имеет ни об этой противоположности вообще, ни о буржуазности кадетов. А кадетская печать именно теперь, наверное, раз в десять превышает нашу с.-д. печать. Кадетское развращение народа усиливается и чрез посредство кадетской Думы, и чрез всякие либеральные учреждения. Нужно было совершенно потерять чутье действительности, чтобы представить себе, будто мы обгоняем ход событий и запросы массы, разоблачая шаткость и измены кадетов. Напротив, мы отстаем в этом деле и от хода событий и от запросов массы! Напишите-ка лучше популярную и «основательную» критику кадетов, тов. Плеханов: это будет полезнее.