Он вывалился, перед глазами висел ее портрет, по привычке взял карандаш и стал рисовать. Сперва приукрасил, стер глубокие шрамы, выровнял челюсть и даже волосы нарисовал. Но выбросив рисунок, вернулся к началу. Рисовал и ощущал горечь от того, как на нее смотрят прохожие, что ее затворничество в доме – это вынужденная мера. И все же девочка находила в себе силы и выходила на улицу. Ян вспомнил ее шляпку, косынку, постарался представить, как она выглядит, а нарисовав, долго смотрел в ее глаза.
Это была смесь ужаса и любви, ее лицо было уродливым, словно после ожога напалма, кожа слезла, обнажив мышцы и сухожилия. Потребовалось много времени и терпения, чтобы, слой за слоем, выросла новая кожа. Но она не смогла скрыть нанесенной травмы, и вот теперь девочка жила дома. Ни подружек, ни друзей.
Элис помнила тот день, когда они с семьей поехали в магазин, хотела остаться дома, но мама уговорила, думала купить ей обувь, вот и села в машину. Это была заурядная поездка, которая должна была закончиться через пару часов. Они стояли на светофоре, Элис даже не услышала визга тормозов, наверное другая машина хотела проскочить на мигающий желтый сигнал, но в бок ей врезалась другая машина. Услышала грохот, вопль мамы, даже не успела испугаться, только почувствовала, как в их машину что-то ударилось. Ее отбросило на заднее сиденье, услышала крики, визг людей, а потом увидела испуганные мамины глаза. Произошло что-то ужасное. За окнами появилось пламя, люди кричали, кто-то разбил окно и, схватив ее, потянул наружу, и тут произошла вспышка. Как потом ей рассказали, взорвался бак. Три машины, сцепленные от удара, загорелись. В той аварии погибло четыре человека, среди них ее мама с отцом, они так и не выбрались из салона. А девочка получила серьезные ожоги лица, тело было не тронутым, только плечо, рука и голова пострадали. Очнулась в больнице. Боль. Вот что испытала, не могла говорить, пить, даже моргать больно. С ней все время была ее бабушка, она была старой, но никуда не уходила, жила прямо в палате. А потом Элис написала вопрос, говорить не могла, губы не разжимались: где мама с папой? Бабушка заплакала, она не могла себе этого позволить. И без того искаженное лицо стало еще уродливее.
Прошло время, Элис вернулась домой, к ней прибегали подружки, они старались ничего ей не говорить, но видела выражение их лиц, эмоции не скрыть. Да и сама боялась подходить к зеркалу. Уже потом, на все плюнув, подошла к зеркалу и долго рассматривала себя. Омерзение, вот что испытывала, не жалела себя, не могла этого позволить. Ей обещали, что потом, когда подрастет, сделают пластическую операцию, а пока приходилось привыкнуть к новой реальности. Первый раз Элис вышла на улицу глубокой ночью. Озираясь по сторонам, шла по темному парку. Никого не было, но страх, что смотрят, не покидал ее. Прошел почти год, прежде чем днем вышла на улицу, но перед этим долго примеряла шляпу и косынку. С ней работала Любовь Романовна, она приходила к девочке, занималась с ней уроками, учила держать прямо спину и, не опуская головы, смотреть в глаза.
– Что бы они ни думали, ты красавица и будешь ею, – повторяла Любовь Романовна, повязывая платок, чтобы скрыть голый череп.
– Я знаю, – соглашалась Элис, могла улыбнуться, но только одной стороной лица.
И все же она улыбалась, щурилась яркому солнцу, они ходили в кафе, садились за столик, что был у окна. Так Любовь Романовна старалась вернуть девочку к жизни, а потом долго гуляли по парку. Но несмотря на это, Элис оставалась одна, подружки почти перестали ходить, категорически отказалась ходить в школу, понимала, что на нее будут пялиться как на горгону, что выползла из подвала. И тогда Любовь Романовна предложила ходить в школу для слабозрячих.
– Нет, ты не так держишь, вот так надо, – смеясь, Элис показывала слепому Денису как брать мяч, чувствовать его, а после кидать в стенку и, слушая шум удара, ловить.
Она прижилась в этой школе, даже учителя перестали на нее коситься, помогала с учениками, не спешила уходить домой. Лишь только когда за Денисом приезжал ее папа, он подвозил ее до дома, провожал до квартиры и после уезжал.
– Валя, – именно так звали Элис, – мы хотим пригласить тебя на день рождения Дениса.
– Здорово, – обрадовалась девочка. – А Денис хочет?
– Да, приглашаю на мой день рождения, – тут же сказал мальчик и, вытянув руку, безошибочно коснулся ее плеча.
– Хорошо, я приду, уже знаю, что тебе подарю.
– Что?
Денис пошел в четвертый класс. Он родился здоровым, бегал, хулиганил, а потом заболел гриппом, может это таблетки, или, как говорят, осложнения после болезни, но он ослеп. Долго не мог согласиться, что цветной мир для него закрыт. Мальчик замкнулся, сидел в своей комнате, боялся пошевелиться, вот тогда и попросили Валю поговорить с ним.
– Дай руку.
– Не дам, – заранее обидевшись, ответил мальчик.
– Трус?
– Не трус.
– Тогда дай, – требовательно сказала Валя.
– На, – протянул свою руку, взяла ее, погладила, будто это котенок. Смотрела, как на это реагирует Денис, вот он повернул голову в ее сторону, нахмурился, прищурился и тут улыбнулся.
– Хочешь, я покажу тебе свое лицо.
– Я же не вижу, – ответил он ей.
– Только не пугайся, хорошо?
– Ладно.
Валя приложила его ладонь к своей щеке, мальчик вздрогнул, но руку не отдернул.
– Что с тобой? – касаясь пальцами, он осторожно исследовал ее лицо.
– Ожог.
– А ты красивая, мне вот тут нравится, – его пальцы прошлись по длинному шраму, что остался после операции.
Вот тогда и подружились, но несмотря на это, Валя все равно оставалась одна, сидела в пустой квартире, читала и вышивала.
8. И все же они меня достали
Кирилл сантиметр за сантиметром обследовал кабинет. Уже не надеясь на свой прибор, стал ковырять отверткой стены, но так ничего не обнаружил.
– Нифига?
– Чисто, – ответил Кирилл, смотря на изуродованные стены.
– Как же он вычислил?
– Может уже давно все знал, но молчал?
– Нет, тут дело в другом. Статуэтку с богатырем мне Рейнальд подарил, в знак благодарности, как бонус.
– Может он замешан? Ведь откуда тогда советник знал про нее?
– Может, но не думаю, слишком наивно выдавать себя таким способом, – Долгов подошел к окну, посмотрел на здание, что было через улицу. – Может быть там.
Кирилл наклонился к статуэтке и посмотрел на окно.
– Да, может, шесть окон видно, но постой, ведь сигнал от телефона шел из другого места, или я что-то не учел? А сейчас сигнал пропал.
– Отключил?
– Думаю, заблокировал.
– Плохо, очень плохо. В общем так, Кирилл, во что бы то ни стало найди мне его.
– Недешевое задание.
– О финансах не беспокойся, мне еще не хватало среди своих крота.
Долгов стал перебирать в уме, кто был за последнюю неделю в его кабинете, набралось немало, и каждый видел статуэтку.
Прошло дней десять, телефон советника не появлялся в сети, и вдруг Кирилл прибежал к Долгову и показал экран, на котором светилась точка с номером.
– Думаешь, стоит?
– Тебе решать, если это представляет опасность для бизнеса, надо решить проблему.