Пластун

Задумавшись, Иван не заметил, как добрались они до дома. Гульнара-ханум, ставшая, несколько благосклоннее к юноше, приказала отнести покупки в женскую половину. Иван вошёл в комнату хозяйки с замиранием сердца. Вмиг возникло перед глазами всё, недавно происшедшее – падающее на ковёр красивое жемчужное ожерелье, обнажённая грудь жены судьи, нежная сладость её тела… гоня от себя столь «грешные» мысли, Иван аккуратно поставил корзину перед низеньким полированным столиком и отошёл к дверям. На устало присевшую хозяйку он старался не смотреть, но сердце уже тяжело гнало кровь по венам…

Служанка бросилась вынимать покупки и разлаживать их на столике. Гульнара, лениво обмахиваясь веером, полулежала на мягких атласных подушках. Когда корзина опустела, она жестом отослала калмычку прочь и поманила парня пальцем:

– Подойди, Ива-анн. Это тебе, держи! Только прошу, если муж вдруг спросит, скажешь, что Ахмед-ага подарил. Понял?

Иван с трепетом взял в руки кривой индийский кинжал в лакированных, отделанных перламутром ножнах. Внимательно осмотрел его и обнажил лезвие. Серо-синяя сталь холодно полыхнула в комнате. Ветвистые, переплетающиеся узоры прекрасного булата змеились по острому, как бритва, клинку. Забыв обо всём на свете, Иван жадно разглядывал это великолепное оружие. Попробовал пальцем заточку лезвия, проверил, насколько удобно лежит в ладони резная из слоновой кости, рукоятка.

– Ну, ты доволен? – турчанка пристально смотрела на ношу своими большими чёрными глазами. – Ты ведь мужчина уже, Ива-анн. Будет теперь, чем меня защищать! Верно?

Иван низко поклонился, бормоча слова благодарности. Он был поражён подарком хозяйки. Кинжал стоил очень дорого – Гульнара-ханум отдала за него персидскому купцу полторы сотни золотых дирхемом. Большие деньги даже для жены кади! Иван полагал, что кинжал был куплен для самого Али-Мустафы или в подношение одному из ханских чиновников в Бахчисарае. А оказалось – вон оно что…

В своей коморке юноша ещё долго разглядывал своё чудесное оружие. И всё пытался понять, чего хозяйка расщедрилась на столь дорогой подарок? Могла ведь накупить вместо него себе кучу золотых украшений, например. Наверное, так захотела расплатиться за тот случай на горе Ак-хая. Ивану иногда казалось, что увлечённая видом кровавой бойни невольников, жена судьи даже не заметила, что была сама на волосок от гибели. Как и не заметила его объятий…

Вдохнув, Иван запихал кинжал за пазуху. Да. Вот теперь он хоть и раб, но уже почти человек, мужчина! Он имеет оружие, своё оружие! Молодец Гульнара-ханум!

По старым обычаям мужчина, носящий оружие, считался полноценным человеком – «мужем». Уменьшительная приставка «ик», как раз и означала низшее, подчинённое, зависимое положение человека. «Мужикам», как и рабам, оружие носить не полагалось. Они должны были работать и обслуживать «мужей». Казаки, как правило, в большинстве своём, выходцы из крестьянских, «мужицких» слоёв, потому и ценили истово своё положение «мужей» – людей свободных! И жизнь готовы были отдать за право держать саблю…

Но надо было браться за писанину. Уезжая, судья надавал Ивану кучу работы. Письменный стол загромождали свитки, черновые рукописи и до возвращения Али-Мустафы нужно было всё привести в порядок. Иван взял перо, сделал несколько строчек и раздражённо отшвырнул его в сторону. Кинжал давил под рёбра, беспокоил и не давал сосредоточиться.

И не терпелось проверить его на деле! Осторожно ступая по спящему в полуденный час думу, Иван вышел во двор. Удушающий зной стоял снаружи, никого не было видно. Осмотревшись, Иван подошёл шагов на пять к чинаре и вытащил кинжал. Полюбовался минутку на сверкающее лезвие и взял его пальцами за остриё. Ещё раз огляделся и коротким замахом метнул кинжал в чинару. С хрустом, кривой клинок глубоко вонзился в дерево. Обрадованный, юноша бегом кинулся к чинаре. Изящная костяная рукоять кинжала ещё мелко дрожала в воздухе.

Метание ножей было любимым занятием Ивана с детства. В лет шесть показал ему это отец – сам большой мастер по сему делу. И с тех пор для матери хлопца всегда была проблема с кухонной утварью. Все ножи в хате были с разбитыми, расщеплёнными рукоятками и обломанными кончиками. Мать ругалась и драла постоянно сына за уши, требуя прекратить «дьявольское» занятие, но всё без толку. Как только выдавалась свободная минутка, Иван хватал ножи и метал их во всё, что попадётся под руку. Дед Данила, заменивший хлопцу сгинувшего отца, одобрял увлечение внука и постоянно точил и ремонтировал все ножи в доме.

И здесь, выпросив у Омара старый кухонный нож, Иван наточил его и при случае, украдкой, упражнялся, кидая в чинару. Бедное дерево с одной стороны уже всё было истыкано и изрезано безжалостным железным клювом.

Но кинжал! Разве мог с ним сравниться какой-то грубый тесак, предназначенный для разделки баранины? Кинжал отлично лежал в ладони и, как молния, вонзился в дерево. Покидав его ещё несколько раз, Иван довольный и счастливый, вернулся в свою комнатку. Отведя душу, юноша смог, наконец, взяться и за работу.

Сгорбившись за столом, Иван переписывал тексты до полуночи. Чёрная южная ночь уже царила над городом, крупные звёзды заговорчески перемигивались друг с другом. Узкий и кривой, как турецкий ятаган, лунный серп ярко блистал на небе. А Иван, при тусклом свете масляной лампы всё писал и писал тексты. Наконец, потирая слезящиеся глаза, он устало откинулся на подушки. Спина ныла, глаза слипались, но Иван был собой доволен – основная работа сделана и сделана хорошо. На завтра осталось, в общем, ерунда. Будет больше времени налюбоваться кинжалом, отдохнуть…

Прислушиваясь к звонкой трескотне цикад за окном, Иван, зевая, стал готовиться ко сну. Снял халат, разложил подушки, и тут, тихонько постучали в дверь. Маленькая калмычка вынырнула из темени коридора.

– Тебе чего? – юноша недоумённо уставился на служанку.

– Ханум зовёт, тихо! – рабыня приложила пальчик к губам.

С Ивана мигом слетел сон. Хозяйка зовёт в такое время, в полночь?! Растерявшись, он попытался, было выведать у калмычки, что случилось, но та покачала головой и исчезла. Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, Иван прокрался на женскую половину дома.

Глава 12

Витые серебряные светильники, слабо мерцая, едва освещали комнату хозяйки. Гульнара, в одних лёгких шароварах и накидке, чуть прикрывавшей грудь, лежала на подушках, задумчиво перебирая жемчужинки на ожерелье. Её голый живот светлым пятном выделялся в полумраке комнаты…

Иван молча поклонился и застыл у входа.

– Проходи, садись рядом… – проворкала турчанка, метнув на юношу быстрый взгляд.

Иван примостился возле неё. Тишина стояла в комнате, только потрескивали фитили в лампах и пели цикады за стеной. Пьянящий аромат духов исходил от женщины, кружа голову…

– Я нравлюсь тебе, Ива-анн?

Поражённый вопросом парень, сначала опешил. Потом тихо ответил:

– Вы же знаете, что нравитесь, ханум. Вы прекрасны, как пери, вас нельзя не любить.

Лёгкая улыбка тронула губы Гульнары-ханум. Помолчав, она полуобернулась спиной к юноше:

– Сними монисто, Ива-анн. Полагаю, на сей раз справишься…

Вспотевший, с гулко бухающим сердцем, парень всё же быстро расстегнул застёжку. Аккуратно сняв ожерелье с шеи хозяйки, положил его на стоявший рядом столик.

– Молодец! А слушай, Ива-анн… – турчанка, помедлив, смотрела на жёлтый колеблющийся язычок пламени светильника. – Тебе известно, что умрёшь страшной смертью, если Мустафа узнает, что ты был здесь, со мной. Не боишься?

Иван сначала хотел, было гордо ляпнуть что ничего не боится и вообще не ведает, что такое страх. Но, пересилил себя, ответил просто:

– Боюсь, ханум. Но что бы быть рядом с вами, что бы иметь возможность коснуться вас, я готов умереть!

Гульнара повернула лицо к нему. Её огромные глаза, в зрачках отражалось пламя светильников, заполонили, казалось, всю комнату.

– Хочешь коснуться меня? Так как касался на Ак-хая? Когда гибли твои соплеменники!

– Да, ханум! Так как тогда! И даже больше! – выпалил Иван и сам удивился своей наглости. Ну, уж теперь точно назад дороги нет! Будь, что будет…

Гульнара снова улыбнулась. Изящная фигура её чётко просматривалась сквозь тонкий шёлк одежды. И как не старался Иван сдерживать себя, глаза его всё время обращались на выступающую округлость бёдер, живот, груди молодой женщины.

– Можешь дотронуться до меня, Ива-анн!

Вздрогнув, юноша недоверчиво взглянул на хозяйку. Лёжа на подушках, Гульнара-ханум серьёзно смотрела на него. Иван неуверенно поднял руку и поднёс её к ногам женщины. На полпути ладонь его замерла в воздухе. Сейчас, ощущая на себе глаза хозяйки, он испытывал какую-то робость, сковывающую движения.

– Ну? На горе ты был более смелым, Ива-анн…

Парень решительно положил ладонь на колено жены судьи. Погладил его и повёл пальцами вниз по ноге, чувствуя тепло кожи женщины. Несколько осмелев, Иван начал гладить другую ногу, потом обе ноги вместе. Кровь гулко бурлила в висках, глаза застилал туман, но Иван всё гладил и гладил ноги турчанки…

Прикрыв глаза, Гульнара лежала неподвижно. Едва заметная улыбка играла на её красивых губах. Иван, осмелев уже окончательно, придвинулся к ней вплотную и повёл ладонь вверх по бедру. Полупрозрачный шёлк шаровар шелестел под его пальцами. Юноша погладил голый живот, провёл пальцем по пупку. Ещё раз поводил ладонью по бёдрам и положил её на пах.

Поскольку Гульнара-ханум всё также спокойно лежала на подушках, не показывая никаких эмоций. Иван запустил руку сильнее между ногами женщины. Жадные пальцы его нащупали небольшой бугорок. Потом вспомнил о грудях. Задрал рубашку хозяйки вверх и впился губами в нежную напряжённую плоть. Гульнара вдруг застонала и откинула голову в сторону.

Иван приподнялся. Тяжело дыша, посмотрел на женщину.

Разметавшись на подушках, Гульнара лежала перед ним во всей своей красе. Маленькие острые груди её бурно вздымались, живот подрагивал, ноги слегка раздвинуты…

Юноша вытер мокрый лоб дрожащей рукой. Нужно было действовать дальше – так как татары с пленницами, так как мурза с Настей! И было боязно – а вдруг не получится? В первый раз всё-таки…

Облизав пересохшие губы, Иван разделся. Потом непослушными пальцами стал развязывать завязки на шароварах женщины. Чуть приподнявшись, та помогла снять их с себя. Отбросив одежду в сторону, Иван жадно глядел на обнажённую хозяйку, не решаясь приступить к самому главному…

Гульнара-ханум, бурно дыша, подняла голову, глядя на юношу мутными глазами. Потом вдруг обхватила его обеими руками и крепко прижала к себе. Губы её нашли губы парня и они слились в жарком долгом поцелуе. И Иван сам не понимая как, вошёл в тело женщины…

Время для двоих людей в комнате остановилось. Звуки поцелуев и страстные стоны заглушили песнь цикад за стенами дома. Вспыхивая от страсти, как порох, юноша быстро угасал, низвергаясь во внутрь жены судьи. Потом лежал рядом с ней неподвижно, тяжело дыша и не зная, что делать дальше. Гульнара нежно обнимала его, жадно целуя влажными губами. И вновь обретя силы, Иван жарко бросился на турчанку…

Наконец уже под утро, обессиленные, мокрые от пота любовники замерли на подушках. Положив голову на плечо хозяйки, Иван слушал, как часто бьётся её сердце. Руки женщины крепко обнимали парня, прижимая к себе. Глухо ухнула за стеной какая-то ночная птица. На соседнем дворе звонко пропел петух, возвещая начало нового дня.