Поход на Восток

Крепость Актогая показалась в полдень. Ещё за километр до крепости заревели боевые трубы. Было видно, как в ворота вбегают люди, и пастухи, щёлкая кнутами, загоняют коров.

Небо затянули тучи. Начал усиливаться ветер. Воздух стал влажным.

Арагон дал отмашку и забили барабаны. С бортов лодок стали спрыгивать воины. Вслед им бросали тяжёлые щиты. Пехота высыпала на берег, образуя большое каре.

Но тут ветер резко изменил направление и начал дуть от городища на реку. Мощные предгрозовые порывы ветра стали отгонять на середину реки плоты с баллистами и катапультами. Пришлось плоты подогнать к самому берегу. Воины спрыгивали в воду и верёвками удерживали их на отмели.

Этим сразу же воспользовались лучники на стене. Сотни стрел вспорхнули, как чёрные молнии, и унеслись к реке. Кожаные доспехи не спасали от медных наконечников печенежских стрел. Плоты дрогнули. Воины десанта, что ещё были на борту ладей, без команды бросились в воду, хватая тросы, спасая плоты. Некоторые из них, не умеющие плавать, одетые в тяжёлую броню, так и не смогли выплыть. Но, благодаря этим жертвам, катапульты остались у городских стен. Оставшиеся в живых воины практически все были ранены. В некоторых из них торчало по две оперённые стрелы. По команде сотника левая грань каре сдвинулась к берегу, прикрывая своими большими щитами безоружных. Сильный ветер, дующий со стороны стен, помогал лучникам печенегов. Воины Арагона гибли, но на их место бесстрашно вставали новые. Наконец раздалась команда

– Огонь!

Факелы коснулись зарядов катапульт, и сразу же огненный дождь обрушился на стены города. Сейчас сильный ветер сыграл злую шутку с печенежскими лучниками. Снаряды, предназначенные для поджогов домов за стенами, не выдерживая встречного ветра, падали на стены и сразу за ними, где скопилось большое количество воинов. Дерево до грозы – это не дерево после дождя. Стена вспыхнула моментально. Деревянные дома, примыкавшие к стене изнутри, усилили жар. Теперь уже воины Арагона с гневным удовлетворением смотрели, как пламя пожирает их врагов.

Но они рано расслабились. Справа раздалось гикание и свист. В воздухе появились первые стрелы, но, которые, из-за сильного бокового ветра, сбивались с курса, и бескрылыми стрижами падали вниз, не способные пробить даже лёгкое кожаное снаряжение гребцов, которые неимоверными усилиями удерживали ладьи на отмели, позволяя десантироваться остальной пехоте.

Половцы опоздали буквально на десять минут. Каре быстро перестроилось в линию, перекрывая собою расстояние от реки и до пышущей жаром крепости. Первая атака конницы захлебнулась кровью лошадей, налетевших на длинные копья Арагонцев. Проведя вторую тщетную атаку, половцы бросились вперёд пешими, срубая саблями наконечники копий.

Ладьи, рассчитанные на две тысячи семьсот человек, были заполнены не полностью, оставляя место запасам воинской сброи, оружию и щитам. Под стрелами печенегов погибло ещё более пятисот воинов. Обслуга катапульт и баллист была практически безоружна, поэтому чуть более тысячи воинов перегородили путь многотысячному половецкому войску. Какой-нибудь историк двадцать первого века сравнил бы это сражение с битвой при Фермопилах, где погиб мужественный воин и настоящий царь Леонид, вместе со своими тремя сотнями спартанцев. Но то сражение будет потом.

Два плота с героями пытались с реки забросать врага огненными шарами, но моментально были расстреляны сотнями стрел. Кряхтя и надрываясь, тащили волоком катапульты за спины воинов основоположники будущей российской артиллерии.

Половецкие вожди своих воинов не жалели, посылая и посылая их на ариев. Арагонцы, не имея возможности держать строй на кучах врагов, постепенно, вынуждено отступали. Уже первые огненные шары улетели вглубь вражеского войска, но натиск половцев не ослабевал. Ни Арагон, стоявший в окружении десятка воинов, на палубе одной из ладей, и, тем более, никто из воинов не заметили, как на севере появились клубы пыли, которые стремительно приближались к горящему городу. Ещё час кровавой сечи, которая воинам казалась вечной, и на берегу оказались тяжеловооружённые всадники с длинными копьями.

– Поберегись! Расступись! – закричали сотники и, следом за ними, десятники.

Тренированные пехотинцы схлынули по сторонам, а в образовавшуюся брешь ворвалась конница, сметая половецкую пехоту подобно ледоколу, пронёсшемуся по морю, схваченному легким тоненьким льдом. Кавалерия проскочила вдоль стены и вырвалась на поле, где стояло основное половецкое войско. Завязалась сеча. В этой рубке никто не заметил, как с северо-востока подоспел, и сходу ударил, ещё один тумен, обтекая и окружая половцев. Прижатые к реке половцы пытались спастись вплавь через реку, но там их уже ждали ладьи с лучниками на борту. К вечеру от объединённого половецко – печенежского войска почти никого не осталось. Более двадцати лет на берегах Иртыша об этих кочевниках ничего не было слышно.

+ + +

Дорога на Балхаш была свободна. Небольшой пятитысячный отряд половцев, шедший с озера Алаколь в Актогай, не приняв боя, ушёл к Иртышу и поспешно через него переправился. Ариа-ан приказал дальше его не преследовать.

Конница, как ей и полагается, двигалась по берегам реки, зато уж пехота наслаждалась тем, что им не надо стаптывать свои мягкие, сделанные из кожи молодого ягнёнка, ячиги, или чуни, как их называли русины.

Балхаш удивил всех огромным водным простором и чистотой воды. Местное население – пёстрая смесь неугомонных кочевников – пастухов и осёдлых рыбаков, встретило их радостно.

Хан Жаркент был наполовину половцем, но, в отличии от них, имел чёрные смоляные волосы и сильно раскосые глаза, свойственные жёлтой расе. Возможно, из-за наличия половецкой крови он был иногда подвержен необузданной агрессии, что сказывалось на простых людях. Войско хана контролировало и собирало дань с земель Балхаша, Алаколя и до городища Карагол, что стоял в предгорье горного хребта, который ещё предстояло преодолеть Великой орде.

На месте впадения реки в озеро, Ари-ан заложил крепосцу в тысячу воинов, дабы оброк собирали в казну орды, а не какого-то полукровки, нещадно обиравшего бедняков. Да и озеро Алаколь под боком. Неуёмные аппетиты хана нужно было умерять. Достаточно ему своего озера да городища своего сводного брата хана Карагола.

Примерно через три недели вся орда вновь объединилась. К этому времени лагерь Джак-ши уже стоял на берегу реки Иле, но с которого чудесно было видно серебро Балхаша и огромное количество лодок, с которых ловили рыбу его люди.

Наконец-то темники доложили своим самодержцам, что пища и пустые бурдюки для совершения похода запасены. Ари-ан дал отмашку на выдвижение. Корабелы, специально для Ари-ана, сделали длинную плоскодонку с теремом на корме. Палуба плоскодонки была обширная, поэтому на ней спокойно разместились неприхотливые самодержцы. Ари-ан вызвал к себе на корабль и Веда, на которого у него были большие планы.

Земля уже начала поворачиваться к солнцу своим осенним боком, поэтому яркие солнечные лучи только приятно согревали, не вызывая изнуряющей жары и духоты.

Ари-ан видел, как повариха с поварёнком вытащили казан с парящими и истекающими соком кусками мяса, положили караваи пресных лепёшек. Воин вытянул за верёвку из-за борта большой бурдюк с кумысом.

– Теперь можно и перекусить.– Сказал он, устраиваясь поудобнее на огромных турьих шкурах. Через некоторое время он почувствовал, как кто-то его укусил сначала подмышкой, а потом – в локоть. – Сотник! Ты терпение моё испытываешь? Опять блохи! Тащи сюда верблюжьи одеяла, а эти шкуры – на верёвку и в реку. Да и всё бельё за борт. Сутки пополощутся, и там ни то, что этой гадости, но и грязи не останется.

Блохи, вши, гниды были бичом войск во все времена. В обозе, на лекарских телегах везли большие чаны, в которых на стоянках постоянно кипятилась одежда кочевников. Ари-ан чуть ли не силой насаждал в диких племенах элементарные нормы и правила санитарии. Когда его орда подходила к озеру или реке, под присмотром сотника все воины обмазывали себя глиной, используя её вместо мыла. Кочевники, никогда раньше не носившие нижнего белья, теперь, по приказу Джак-ши, носили какое-то подобие трусов, из которых регулярно вычёсывали и выбирали бельевых вшей и гнид. Когда и это не помогало, Ари-ан приказывал обривать воинов от макушки и включая их волосатые ноги. Бритая голова стала нормой для кочевника.

Обнажившись по пояс, нежась под ласковым солнцем, воины наслаждались и насыщались мясом и овощами.

– Джак-ши, вопрос можно? – несмело спросил Арагон.

– Ну, наконец-то решился. Второй день ходишь хмурной. Я уж думал, что ты заболел или влюбился. Говори, конечно.

– Джак-ши, – повторил Арагон,– я видел в деле катапульты. Это очень мощное оружие, и его ни у кого нет. Мы ушли из Гардарики, оставив её без мощного войска. Так почему ты не оставил хоть несколько таких штук воеводе Парнасу? Ты же знаешь, что Старейшины не дадут ему их использовать не подумав.

– Хм. Как тебе попроще объяснить? Прежде чем Адам и Ева отправятся на свою планету, они многому учатся, узнают особенности жизни на этой планете. Подробно и глубоко изучают многие науки. По мере развития эволюции, переходу к цивилизации, они дозировано дают свои знания и умения людям. Это они делают на своё усмотрение. Иногда избыток знания бывает опасен и даже смертелен. Нет, смертелен для тех, кто им не обладает, т.к. вызывает соблазн. Пускай не у них, но у их детей, внуков, племянников, которые чувствуют себя обделёнными. Сегодня я оставил Парнасу две штуки. Через год их уже десять. Ещё год и они в каждом городе. И вскоре город пойдёт на город, брат – на брата. Нет, так не будет. По крайней мере, в ближайшие пятьдесят лет. Сила Гардарики и всех населяющих её племён и родов в единстве. Дома осталось очень много мужчин и, если возникнет необходимость, все они, как один, должны встать на защиту своих семей, своих домов. Да, если половина из них струсит, попробует отсидеться за крепостными стенами, надеясь на других, то они погибнут. Значит, это племя, этот город изжили себя, и должны уступить место на земле другим, а сами погибнут или станут рабами. К тому же, там остались школы, где юношей учат боевой технике ариев. Согласись, воина – ария трудно победить, даже, если он безоружен. Да, здесь у нас истинных воинов Гардарики мало, но у нас тысячи степняков. Опять, к тому же, в каждом городе осталось по полтора-два десятка фандор (фандоры – это вполне реальные гигантские птицы, которых прадеды наших прадедов использовали для перелётов или перевозки грузов. Теперь о них мы можем услышать только в сказках, где говорится о птице Рух). По секрету скажу, что волхвам я оставил, на всякий случай, рецепт, по которому из обычного древесного угля, серы и селитры можно приготовить то, что уничтожит любую, даже каменную, стену. Я умышленно оставил этот рецепт волхвам, которые добровольно отреклись от селянской суеты, и поселились на капищах бога солнца. На их усмотрение я оставил этот секрет.

– Действительно каменную стену?

– Хоть в пять шагов толщиной. Всё зависит только от количества полученного порошка.

– Страшное оружие. Согласен, пускай оно лучше лежит в схронах ведунов. Поистине соблазн большой для людей.

– И все твои братья и сёстры это знают?

– И не только это. Есть ещё хуже и страшнее. Остаётся только надеяться, что никто из них не предаст Творца, подобно Калигастии, и не начнёт использовать свои знания во вред людям.

– Но ведь и Калигастия всё это знает!

– Знает. Но он – дух, а мы, дети и внуки Адама, во плоти. Мы и знаем, и можем. А катапульта – это так, игрушка, которую всё равно скоро придумают. Смерть тысячи не сравнима со смертью ста тысяч. Но сейчас давайте обсудим вопрос наших отношений с ханом Жаркентом. Мы его щёлкнули по носу на Балхаше, отломили от его владений Алаколь. Подозреваю, он взбешён. У него около трёхсот тысяч воинов.

– А, может, нам с ним поступить, как с Аягозом? И народ забудет о нём.

– Хм. Не так всё просто. Ты видел улитку в пруду? Какой у неё домик, закрученный в спираль. Так и у людей. Всё постоянно повторяется, но уже на новом витке развития. Нет ничего нового. Всё новое уже когда-то было. Пройдёт время, может, сто, а, может, пятьсот лет, спасшиеся половцы будут рассказывать о погибших Аягозе и Актогае, как о погибших героях. В их честь будут называть сыновей. И, кто знает, может, лет через триста, какой-нибудь молодой хан, по имени Аягоз, уйдёт из стойбища отца и устроит своё селение там. Не обязательно, чтобы именно на этом же месте. Ниже по течению тоже есть место удобное для городища. Может, и в вашу честь, когда-нибудь, назовут своего сына вашим именем, и он обоснует свой город. Кто знает?

– Тоже верно. Тогда, что делать?

– Хороший вопрос, но, главное – вовремя. Воевать можно, но не желательно. Привлечь к себе? Но, чем и как? Это не Гардарика. Да, Арагон? О, Арагон, какие у тебя пышные пшеничного цвета усы, русые волосы, стать, высокий рост. К тому же, ты самодержец, царь. Ты будешь Великим ханом Великой орды. Я назначаю сейчас тебя им. Когда придём на озеро, я поеду, поохочусь. А ты на этой ладье примешь хана. Ты сделаешь ему милость и позволишь жить на озере. Ведь ты идешь войной за добычей в Индию. Вернёшься через пару лет. Пускай ждёт и трепещет. Мы сделаем загородочку, куда спрячем катапульту, из которой ты уничтожишь какую-нибудь ладью. Только пристреляйся вначале, чтобы сделать это с первой попытки. Он будет бояться, а, значит, уважать. С такими людьми приходится говорить только на языке силы, которую они не могут перебороть. Год-два он потерпит, а потом можно будет и войско через перевал подослать. Пускай постоят у хана Карагола. Может, со временем, и его поставим ханом озера. Поживём, увидим. Все согласны? Значит, решили. Тор, твои люди поплывут первыми. Сразу же переправляй их на ладьях на южный берег озера. Арагон, встретишь хана на северном берегу. Урук, пять туменов пустишь в обход озера по восточному берегу. Остальными пятью прикроешь наши обозы на западном берегу. Не будем привлекать его внимание к нашим обозам. Ему, конечно, доложат, но много – это понятие относительное. Арагон, можешь ему сказать, что у тебя три раза по триста тысяч воинов. Так он поймёт лучше, а проверить всё равно не сможет. Арагон, ври, говори и веди себя уверенно. Представь, что это всего лишь твой сотник. А будет плохо себя вести, то мы действительно так и сделаем.

Когда орда достигла озера хана Жаркента, Ари-ан, как и обещал, уехал в степь охотиться. Через неделю его нашёл посыльный с известием, что хан Жаркент присягнул на верность Великому хану Великой орды. Можно было отправляться дальше к хану Караголу. Городище хана Карагола было последним обитаемым местом в предгорьях. Дальше – перевал и земли желтокожей расы.

Хан Карагол, восемнадцатилетний юноша уже был предупреждён о лояльности его брата к Великой орде, поэтому Ари-ана встретили распахнутые ворота и десятки казанов, в которых готовился плов.

– Вот это по-нашему. Я думаю, со временем Карагол переедет жить на озеро. Хотя, кто знает, каким он будет через пару лет.

– Жизнь покажет, Джак-ши.

Перевал через горы оказался на удивление широким и свободным. Зелёная трава, высокие горы по бокам создавали впечатление летней прогулки. Не доходя до городища Аксу, орда свернула направо к реке Тарим. Мелкая, не судоходная река была источником воды, столь необходимой, как для людей, так и для животных.

Через несколько дней миновали Яркенд. Сам город Яркенд находился в трёх километрах от реки. А на реке у него была своеобразная перевалочная база. Стража этого селения обстреляла воинов Ари-ана из луков и скрылась за городскими воротами. Деревню сожгли. Когда тумен Арагона, во главе с ним, подошёл к городу, ворота открылись, и глава города вынес поднос, на котором лежала голова начальника стражи деревни. Инцидент был исчерпан. Арагон только кивнул головой в знак принятия извинения, развернул коня и неспешно поехал назад.

Ещё через две недели скалы слегка раздвинулись. Проводники из местных сказали, что это и есть проход на перевал, который приведёт орду в пока таинственную Индию.

Никто не знал, что ждёт их за этими горами.