Не уговаривай и не зови…

– Мне нужна Лилия Николаевна, – ответил незнакомый мужской голос.

– Это я, – Лиля открыла дверь, но впустить незнакомца не решилась.

– Извините за беспокойство… Дело в том, что я купил у Бориса Ароновича эту квартиру. Я знаю, что он сдал ее вам до конца года. Так вот, я прошу вас к концу года квартиру освободить.

Сознание Лили помутнело от ярости.

– Идите вы к черту! Эта квартира моя, есть решение суда, – срывающимся голосом крикнула она и захлопнула дверь.

В наступившей тишине слышались рыдания Лили.

«Я заплатил за квартиру большие деньги, кто же мне их теперь вернет? Эта истеричка, похоже, считает квартиру своей и не хочет ее освобождать… Придется подавать в суд», – решил оставшийся за дверью мужчина.

На всякий случай он позвонил Борису Ароновичу и предупредил, что если суд встанет на сторону Лили, он потребует возврата денег.

Через месяц принесли повестку. У Лили и Игоря опять начались бесконечные хождения по судам и адвокатам. Бумаги, очереди в приемных чиновников. Адвокат, который выиграл их дело в Городском суде, переехал в Москву и помочь уже не мог.

Тут еще и Кирилл стал часто ссориться с Ириной…

В это время отмечалась сороковая годовщина создания Ленинградского клуба спелеологов. Пришли спелеологи разных поколений, много молодежи. Общались, вспоминали былые походы. Проникновенно спели свой гимн:

«Так не упрашивай и не зови —
Все уговоры здесь бесполезны!
Лишь только тот с нами пойдет,
Кто услышит голос бездны…»

Все знали, что автор гимна – Игорь Кузьмин.

Один из прежних спелеологов, Сергей, стал депутатом Государственной Думы.

В конце вечера, в узком кругу друзей Игорь рассказал, что идет суд и что у него могут отобрать квартиру. Обратились к Сергею за помощью.

– Друзья, – ответил Сергей. – Я очень хочу помочь Игорю. Я уверен, что всё было на самом деле так, как он рассказал. Но у нас в стране действует принцип разделения властей – законодательной, исполнительной, судебной. Влиять на судебную власть я не могу. Могу только сделать депутатский запрос.

Игорь с горечью подумал: «Здрасьте, ёксель-моксель. Бандиты могут влиять и влияют на судебную власть. А депутаты Государственной Думы не могут. Делайте, ветви власти, что заблагорассудится. Так получается?» – но ничего не сказал.

Сергей обещание выполнил, сделал депутатский запрос. Но запрос затерялся в инстанциях и ничем не помог…

Вскоре Игорь попал в больницу. У него обнаружили рак.

Кирилл стал часто исчезать из дома. В результате он окончательно рассорился с Ириной, и она переехала к маме.

Проблема наркотиков никуда не делась. Кирилл становился нервным, агрессивным, требовал у матери денег. Лиля не могла отказать, отдавала иногда последние деньги. Потом стала планировать эти затраты в семейном бюджете.

Привычная, налаженная жизнь разрушилась. Лилю постоянно мучила тревога за Игоря и за Кирилла. Мучил страх, куда они все денутся, если у них отнимут квартиру. Угнетало чувство вины за произошедшее…

Казалось, это было вчера – она, такая гордая, счастливая, одетая в новенькое модное пальто, гуляла с детской коляской по дорожкам около дома, и ей хотелось кричать:

– Смотрите, смотрите, у меня тоже есть ребенок, мальчик!

Да, виновата, виновата, что своей материнской гиперлюбовью сделала сына таким бездушным, бездумным наркоманом.

Но всё равно она безумно любила своего ребенка.

Что же теперь делать? Что будет, какая судьба их ждет?

Чтобы уйти от этих мучительных дум, Лиля стала иногда попивать водку. Это помогало…

Прошли все суды и апелляции. Ничего не удалось доказать. Решение суда вступило в силу, и через месяц пришли судебные приставы с требованием немедленно освободить помещение. Лиля договорилась, чтобы они подождали еще две недели. За это время она сняла комнату на первом этаже в старом районе города. Но все вещи из двухкомнатной квартиры туда не поместились. Почти всю мебель пришлось оставить. Домашнюю библиотеку Лиля по дешевке сдала в букинистический магазин.

Игорю сделали операцию, потом выписали из больницы. Так втроем и жили в комнате. Игорь полжизни провел в походных условиях, а Лиля всегда считала, что всё, что произошло в жизни, должно было произойти. Однако они жестоко страдали от своего унизительного и безысходного положения.

Продолжали консультироваться с адвокатами и направлять прошения в различные инстанции. Но решение суда никто не хотел, или не мог, или не имел права отменять.

Лиля, похудевшая, бледная, чувствовала себя истерзанной.

– Всё! Начинаю собирать деньги на комнату. Буду еще больше работать! – решительно заявляла она после снятия стресса парой рюмок водки.

У Игоря началось обострение болезни, его снова положили в больницу. Последняя стадия рака, почти приговор. Вскоре об этом узнали друзья. Ежедневно его кто-нибудь навещал. Делились воспоминаниями, тихонько напевали песни, беседовали о том, о сем. Как раньше. Он говорил, почесывая седую окладистую бороду пожелтевшими тонкими пальцами:

– Всё будет в порядке, здесь не нужен разговор. Летом точно пойдем в поход. Можно к гадалке не ходить…

Он стал худым, даже истощенным, а борода делала его похожим на святого старца. Шустро передвигался по палате. Курил неизменные сигареты «Прима». Часто кашлял, задыхался.

Провожая друзей к выходу, Лиля шептала:

– У меня совсем нет денег. Если Игорь умрет, мне даже не на что его похоронить.

Иногда приходил Кирилл.

Как-то вечером у Игоря произошел сильный приступ, и его отвезли в реанимацию. Долго ждали известий. Потом Кирилл насупился и сбивчиво произнес:

– Мам, а если… если… Давай я начну сообщать…

Лиля продолжала сидеть неподвижно. Машинально ответила:

– Давай, пожалуй.

Он тихо вышел из палаты, а Лиля забылась в полусне…

Игоря привезли в палату утром. Он спал, дыхание было ровным. Лиля смотрела на него, не совсем понимая, где находится, что произошло.

– Игорь, Игорь, как я перед тобой виновата, – шептала она, закрыв лицо руками.

Кирилл в эти дни жил у Эдика, одного из друзей Игоря, куда он и вернулся в тот вечер.

– Привет, Кирилл! Как там Игорь, ты был в больнице? Садись ужинать, – Эдик закинул сосиски в кипящую воду.