Он сел прямо на траву, поставив винтовку между ног и обняв ее двумя руками. Сашка привычным жестом поставил косу, уперев ее древком в землю, и, пробуя пальцем, аккуратно ее проверил. Коса была хорошо отбита и остро наточена, он видел это вчера, но не преминул еще раз испытать наслаждение от прикосновения к хорошему инструменту, настраиваясь на работу. Взглянув на стебли, Сашка размахнулся и принялся за работу. Камыш хрустел, оставляя после себя короткие срезанные палки, которые приходилось переступать, под ногами чавкала болотная жижа, но дело спорилось. Косить толстые стволы было тяжело, быстро вспотела спина, Сашка сбросил гимнастерку, оставшись в белой рубахе. Он полностью ушел в работу, растворяясь в покосе, как любил это делать раньше. Вот только запах камыша был совсем другой, болотистый, не такой дурманящий, как у сочной травы. Коса быстро затупилась, и он, делая небольшой перерыв, принялся точить ее. Легким мягким звоном отозвалось железо на прикосновение точильного бруска. Уверенными размашистыми движениями Сашка проводил им по лезвию, придавая косе прежнюю остроту.
– Федор, сколько времени? – спросил он пограничника, пытаясь понять, какой темп ему нужно держать, чтобы успеть к восьми часам, как было обещано комбату.
– Четыре часа пятнадцать минут, – ответил тот, пристально вглядываясь в циферблат часов.
Внезапно что-то произошло. Раздался гром, и с той стороны границы у них над головой, свистя, пронеслись какие-то темные предметы, а через несколько секунд в лагере, откуда они недавно пришли, раздались сильные взрывы. Вверх взметнулись пламя, куски палаток, человеческих тел, какие-то переломанные жерди, клубы дыма. Одновременно загрохотало вдоль всей реки, словно сильнейшая гроза накрыла безоблачное светлеющее небо. Вся граница ожила, наполнилась разрывами, огнем, дымом. В небе появились ровные ряды мерно плывущих самолетов, которые, тяжело гудя моторами, ушли в глубь советской территории. Федор вскочил и принялся дрожащими руками перезаряжать винтовку.
– Так-то, похоже, опять провокация, – крикнул он Сашке, – только какая-то очень сильная на этот раз.
Со стороны реки, где находились пограничные дозоры, стали раздаваться частые винтовочные и пулеметные выстрелы, разрывы гранат. Сашка замер, как и Федор, он продолжал крутить головой то в сторону реки, то в сторону пылающего лагеря, не зная, что делать.
– Стой здесь, никуда не ходи, я сейчас! – крикнул Федор и бросился к реке.
Сашка кивнул. Куда ему еще деваться? Так и остался стоять на недокошенном лугу, нервно сжимая косу и пытаясь понять, что происходит. Там, где совсем недавно стояли палатки батальона, полыхало пламя и раздавались взрывы, между которыми метались полуголые люди. Отсюда, издалека, это казалось чем-то нереальным, как в кино, которое по субботам им крутили после ужина. Война уже кипела спереди и сзади, а Сашка еще находился на маленьком островке безопасности, где не свистели пули и не рвались снаряды.
Он уже решил бежать туда, в лагерь, ведь там сейчас нужна помощь. Взрывы еще не пугали его своей жестокой разрушительной силой, пока только сильным звуком. Казалось, что все это не наяву, что произошла какая-то ошибка и вот-вот все закончится. «Ведь сегодня же воскресенье», – вдруг мелькнула в голове простая мысль, и на смену ей тут же пришла другая: «А может, это учения начались, про которые постоянно говорили? И можно ли сейчас ему бежать, ведь за него отвечает пограничник Федор? Если Сашка убежит, то не достанется ли потом на орехи этому хорошему парню?» От растерянности мысли путались, сплетались клубком, не давая сосредоточиться.
Вдруг, пригибаясь, из камыша выскочил Федор.
– Быстрее, бежим! – взволнованно крикнул он. – Там немцы! Их много! На лодках переправляются! Сейчас будут здесь! Черт! Мне на заставу нужно! Предупредить!
Федор посмотрел в сторону заставы, над которой поднимались клубы дыма, как и над лагерем саперного батальона, все вокруг грохотало. Бежать туда сейчас – это верное самоубийство. А куда? С минуты на минуту на этой поляне появятся нарушители границы. Пробравшись к реке, он видел, как немцы с того берега минами забросали дозорных, вступивших с ними в неравный бой. Что он может сделать сейчас на этом лугу со своей винтовкой и двумя магазинами патронов? Куда бежать? С одной стороны – враги, с другой – взрывы. Вдруг молнией мелькнула мысль: «Доты! Конечно! Скорее туда, под прикрытие бетонных стен! А там как-нибудь и на заставу можно будет попасть, когда немного поутихнет».
– Сашка, быстрее, бежим! – еще раз крикнул Федор, бросаясь к спасительной бетонной коробке, мимо которой они прошли не очень давно, направляясь на этот покос.
Сашка, подхватив в одну руку снятую гимнастерку, а в другую косу, побежал за ним.
– Косу брось, на кой она тебе?! – рявкнул Федор, обернувшись.
– Не могу, мне ее старшина выдал. Это батальонное имущество. Если потеряю, худо будет, – Сашка еще не осознавал происходящего.
Они неслись обратно через луг, по которому всего час назад шли, спокойно разговаривая. Быстро бежать мешала трава, дыхание сбивалось, но, задыхаясь, они продолжали свой путь. Останавливаться или снизить скорость было просто страшно. Вот он, серый железобетонный дот, своими бойницами грозно смотрящий на них, растерянных и испуганных. С другой стороны, от лагеря, прорвавшись через плотную стену снарядов, к нему бежало еще несколько вооруженных людей. «Наверное, из обслуги», – мелькнуло у Сашки в голове. К массивной двери подбежали почти одновременно.
– Кто такие? – крикнул им младший лейтенант в новенькой с иголочки форме, видимо, из тех выпускников военных училищ, кто прибыл сюда всего три дня назад. Не дождавшись ответа, он добавил: – Скорее вовнутрь, убьет на хрен!
Сашка попытался затащить косу через дверной проем, но младший лейтенант заорал: «Косу брось, придурок!», и Сашка швырнул инструмент на землю, все еще думая, что же скажет старшина, а потом вслед за остальными заскочил в дот. Теперь все стояли у стенки, пытаясь отдышаться. Никто не знал, что делать дальше.
– Товарищ младший лейтенант, – задыхаясь, начал Федор, – там немцы. Переправляются на наш берег на резиновых лодках. Наш дозор вступил с ними в бой. Я вот его, – он кивнул на Сашку, – сопровождал, когда все началось. Он должен был камыш выкосить. Когда стрелять стали, я к реке бросился, а там все в лодках. Дозорных, похоже, накрыло. Я не успел проверить, немцы стали стрелять из автоматов, я и побежал. Так-то мне на заставу надо сообщить о нарушителях.
– На заставу сейчас не пробиться, сам видишь, что делается. Пока поступаешь в мое распоряжение. Это приказ! – сказал младший лейтенант и стал считать всех, кто сейчас находился рядом. Кроме Сашки и Федора, в дот прибежали пять человек.
– Емельянов, – крикнул он высокому худому сержанту, – высунься наружу и, если кто еще будет сюда бежать из наших, пропусти. Может быть, кто-то еще пробился.
Потом он позвал: «Пивоваров!», и вперед шагнул невысокий полноватый красноармеец без пилотки с обгоревшими волосами. Ему был дан приказ наблюдать в перископ за полем около речки. Быстро пересчитали принесенные с собой запасы: четыре винтовки, пистолет с двумя полными магазинами, один ящик с патронами и парочка пустых пулеметных лент. Правда, в доте оказался один встроенный и готовый к бою пулемет, новый, весь в смазке, вот только воды не было в кожухе. Другой, точно такой же, лежал в ящике, его должны были установить сегодня. Больше в укрытии ничего не было.
– Не густо, – подвел итог младший лейтенант. – Вода есть у кого-нибудь? – он с грустной надеждой посмотрел на полуголых солдат, прорвавшихся вместе с ним через этот кромешный ад.
– У меня есть, – сказал Сашка, снимая флягу с ремня, – она почти полная, я только пару глотков отпил, когда косил.
– И у меня есть, полная, – сразу за ним ответил Федор, – не успел даже глотка сделать.
Младший лейтенант сразу повеселел:
– Ну, молодцы! Значит, повезло нам с вами. Воду в пулемет, только аккуратно, не расплескайте. Ну вот, ребятки, – обратился он к солдатам. – Значит, есть праздник на нашей улице! – и уже серьезным голосом добавил: – Занять оборону, приготовиться к бою! Пограничник, вот твое место, – он показал Федору на бойницу, – спрашивать, как стреляешь, не буду. Уверен, что метко.
– Так точно, – Федор принялся устраивать винтовку для стрельбы.
– А ты винтовку держать умеешь? – обратился командир к Сашке.
– Один раз держал, когда присягу принимал.
– Понятно. Будешь подносить патроны и забивать пулеметные ленты. Чижов, – он повернулся к белобрысому солдату в нижнем белье и в сапогах, – покажи бойцу, как патроны в ленту вставлять нужно. И скорее готовь пулемет.
Поспешно стали занимать позиции, на лицах солдат появилась суровая сосредоточенность. Все молчали, пытаясь понять, что же сейчас происходит? Но никто не решался спросить об этом младшего лейтенанта, командира их маленькой крепости. Наконец один солдат не выдержал:
– Товарищ младший лейтенант, это война? – спросил он испуганным голосом.
Командир молча выпрямился и внимательно посмотрел в лица окружавших его бойцов:
– Отставить панику. Думаю, что это просто провокация. Но даже если это война, то мы должны продержаться здесь до прихода главных сил и не пустить врага в глубь нашей территории. Наша задача – не дать нарушителям пройти дальше и подобраться с фланга к доту лейтенанта Веселова. Задача ясна? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Ну, если ясна, то будем ее выполнять.
– Товарищ младший лейтенант, – раздался взволнованный голос Пивоварова, – немцы!
– Где? – командир бросился к перископу, отталкивая бойца, прилип к окуляру и через мгновение приказал: – Пивоваров! Емельянова вовнутрь! Срочно! Дверь закрыть!
Через секунду в дверь влетел сержант и стал закрывать дверь, вращая рукоятку запора:
– Товарищ младший лейтенант, больше никого нет. Заметил только, что командир роты лейтенант Веселов с группой около десяти человек успел добежать до своего большого дота. Аникян к нам бежал, да в него снаряд попал, на куски разорвало, – с горечью в голосе закончил сержант.
– В траншеях кто-нибудь есть? – спросил лейтенант, глядя в окуляр перископа.
– Никого не видел, – тихо ответил Емельянов, набивая винтовочную обойму патронами.
– Плохо. Значит, прикрывать нас некому, – заметил младший лейтенант. – Ну, ничего, продержимся как-нибудь. Скоро наши придут, все будет хорошо, – закончил он более оптимистично и снова прилип к окуляру.
Белобрысый солдат уже заканчивал набивать ленту, Сашка, глядя на него, возился с другой, хотя получалось у него не так споро, как у его наставника. Наконец, первая лента была готова, и Чижов кинулся заправлять ее в пулемет. Пока он возился, Сашка закончил набивать другую ленту и положил ее на ящик. В доте наступила тишина. Все, волнуясь, ожидали команды.
– Ишь как идут, – негромко сказал Чижов, рассматривая немцев в прицел.
– Можно мне глянуть? – Сашка подошел к пулемету.
– Глянь, только быстро, – ответил белобрысый, отстранившись немного от оружия.
Сашка припал к прицелу. Первое, что он увидел в маленькое отверстие, был луг, по которому цепью, не спеша, держа автоматы сбоку, шли какие-то люди в темно-серой форме и с касками на головах. Шли открыто, совершенно не боясь. Наверное, были уверены, что после такого артиллерийского налета вряд ли кто-то вообще остался здесь живой. Сашка внимательно рассматривал немцев, раньше он их никогда не видел, и сейчас ему было интересно все: форма, оружие, необычного вида каски. Словно мальчишкой он попал на детскую игру в «войнушку», когда они с ребятами делились на две команды и одни были «белые», а вторые «красные». Белым быть никто не хотел, приходилось выбирать по жребию. А вот красными мечтали быть все. И в своих детских мечтах он часто представлял себя с шашкой в руках, мчащегося на вороном коне навстречу врагам. Рядом реяло красное знамя, и он размахивал своим сверкающим оружием, готовясь срубить головы подлым врагам, которые бежали, испугавшись одного грозного вида красной конницы.
Но здесь были не сон и не игра. По лугу, приближаясь к ним, шли вполне осязаемые люди, которые сами вступили на их землю со своими нехорошими замыслами и которые уже успели оросить ее кровью первых невинных жертв.
– Все, посмотрел и хватит, еще насмотришься, – отодвинул его Чижов, стараясь удобно расположиться за пулеметом. – Как только ленту расстреляю, сразу подавай вторую, а эту начинай набивать снова. Понятно?