Несмотря на сложное время, ресторан процветал. Он был полон народу, который пил и гулял во всю широту своей души. Правда, посетители были одеты немножко беднее, чем в мирное время, уступая место гимнастеркам и кожаным тужуркам, которые в полной мере оккупировали зал. Найти нужного человека, не зная его в лицо, было достаточно сложно. Пройдя внутрь зала, мимо услужливо распахнувшего дверь официанта, я встал сбоку, выбирая позицию, с которой мне было бы удобнее рассмотреть посетителей. Она оказалась неподалеку в виде широко раскинувшего свои листья фикуса. Слившись с ним, я стал изучать открывшуюся передо мной картину. Перебирая по очереди посетителей, я мысленно подгонял их под те приметы, которые были мне известны.
Прощупав взглядом половину зала, я остановился на одном из столиков, за которым сидел кряжистый мужчина нагловатого вида в черной кожаной куртке в компании двух девиц. Девицы громко смеялись, закидывая голову назад, а он рассказывал им что-то смешное, уверенно обнимая их за талию. По тому, как он вел себя, периодически озираясь и втягивая голову, специфически жестикулируя руками, чувствовалось, что он знаком с каторжным миром. По моим сведениям, он при грабеже задушил старушку собственными руками, за что и попал на каторгу. Понаблюдав еще минут пять, за этой компанией и ее ближайшим окружением, я решил подойти к ним.
Лавируя между столиками и проносящимися мимо официантами, я подошел к нему с левой стороны. Поскольку абсолютное большинство людей предпочитает правую сторону, любая информация, которая идет к ним с левой стороны, воспринимается более замедленно. Это дает выигрыш во времени на принятие решения в случае какой-либо непрогнозируемой ситуации, то есть если я ошибся, то смогу быстро ретироваться, не оставаясь особо в памяти собеседника.
–Господин Косырев? – спросил я, наклонившись к нему.
–Господ мы всех рубим под корень, – ответил он, не поворачивая головы, для убедительности махнув рукою.
–Товарищ Косарев,– и он, повернувшись ко мне вполоборота, добавил,– а ты кто такой?
–Вам просил передать привет господин Ламака из Одессы. И бросил согнутый пятак на стол.
До него не сразу дошел смысл моих слов. Он продолжал тискать хихикающих девушек, не обращая никакого внимания на меня и сидевших за соседним столиком людей. Низменные инстинкты так и перли из него, продолжая направлять его руки, которые, не встречая сопротивления, лезли все дальше. Однако сказанное мною вскоре дошло до него, заставив бросить это занятие и повернуться ко мне всем корпусом.
–Ах, Ламака, так бы сразу и сказал. Чего надо?
–Хотелось бы об этом поговорить с глазу на глаз. Я вопросительно посмотрел на него, ожидая реакции на мое предложение.
Он все понял и, попросив девушек сходить погулять, придвинул стул, пригласив меня присесть на него. При этом он передвинул в угол стола кожаный портфель, который раскрылся, и из него выпало несколько листов. Я поднял некоторые из них и был шокирован их содержанием. Это были акты об изъятии у буржуев ценностей, необходимых для победы мировой революции. В одном из актов было написано, что у гражданина Куликовича изъяли 45 ножей, 38 вилок, 69 ложек из серебра, 2 золотых портсигара, 21 золотую монету, 46 иных драгоценных вещей. Не повезло и гражданину Брусиловскому: он лишился 119 ложек, 48 ножей, 48 вилок из серебра и других вещей. Согласно другим актам, были изъяты юбилейные медали и кресты, ордена и судейские цепочки, запонки, лопатки для тортов, серебряные бумажники и так далее.
Забрав у меня поднятые акты, Косарев пробурчал тихо: «Завалили этим серебром, уже девать некуда». Поставив портфель на колени, он подозвал официанта и, покопавшись в нем, выудил золотую цепочку и серебряную стопочку с двуглавым орлом. Бросив все это на стол, он приказал официанту принести еще водки и закуски. Тот, молча, сгреб все это со стола и побежал исполнять заказ.
–Так что хочет Ламака? – спросил он, перестав копаться в портфеле.
–Чтобы вы помогли нам.
–Чем я могу помочь? И притом моя помощь кое-чего стоит.
–Естественно, не бесплатно, все имеет свою цену, и вы обижены не будете.
–А меня не так просто обидеть, – ответил он и сжал свой огромный кулак, многозначительно посмотрев в мою сторону.
Я пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал гнуть свою линию.
–Ну, во-первых, я хотел бы узнать, что вы знаете о судьбе царя и его семьи?
Этот вопрос застал его врасплох, он даже поперхнулся сельтерской водой, расплескав ее по столу. Затем медленно поставил стакан на стол и, воровато оглядевшись, нагнулся ко мне и тихо прошептал: «Их всех расстреляют».
Я в принципе уже был готов к этой ужасной вести, поэтому внешне отреагировал спокойно, хотя внутри все мое существо превратилось в кровоточащую рану.
–Вы в этом уверены? – переспросил я.
– Куда, как уверен, – ответил он. – Все руководство об этом знает, и уже скоро объявят даже в газетах.
–А кто отдал приказ совершить это злодейство? – напирал я на него.
–Чего не знаю, того не знаю, но вроде бы все правительство обсуждало это, и никто не выступил против.
От такого кощунства меня начало трясти. Чтобы прийти в себя, я схватил стоящий на столе графинчик с водкой, налил его в стакан и трясущейся рукой влил себе в рот. Мои внутренности обожгло, как огнем. Постепенно я начал приходить в себя, и окружающий мир стал приобретать привычные очертания. Хорошо, что в это время пришел официант с заказом и стал расставлять все на столе, поэтому никто не обратил внимания на перемену моего состояния.
–Чего еще надо?– спросил чекист.
–Мне нужны мандаты работника ЧК.
–О, это сложная задача, – замахал он руками. – За это можно и загреметь!
Уже зная, что его нельзя сагитировать на это золотыми монетами, я решился на хитрый ход.
–Даю сто фунтов стерлингов, самой твердой денежной единицы в мире. И для убедительности показал ему красивую английскую ассигнацию.
Как ни странно, это подействовало. Он плотоядно посмотрел на нее и протянул руку, а я медленно убрал свою.
–Как будут готовы документы, так и получите свои фунты. В знак согласия он молча кивнул головой.
Вытащив из кармана листок бумаги, я медленно протянул его Косареву: «Это фамилии, на которые надо выписать мандат, а вот на эту фамилию нам нужен ордер московского ВЧК, чтобы забрать этого человека в Петрограде, якобы для допроса в Москве.»
–Да вы что? Я такого не могу. Мандаты, это еще куда ни шло, а ордер – это не по моей части! – воскликнул он.
–Даю еще 100 фунтов.
–Нет, нет, нет! – запричитал он.
–Сто пятьдесят!
Он мгновенно прекратил отнекиваться, на секунду задумался, а потом кивнул в знак согласия головой.
– Когда будут готовы бумаги?
–Давайте завтра здесь в это же время, – ответил Косарев и потянулся к бутылке, но не взял ее, а воровато обернувшись, полушепотом спросил у меня: – А не купишь ли ты российские рубли, почти как настоящие. Ребята в Одессе делали. Ведь тебе же надо?
Нет, спасибо, – ответил я. – А что, никто не хочет брать?
–Да как сказать. Ведь дело в чем. То большевики объявили, что денег не будет, а вот вчера узнаю, что запустили на полную катушку монетный двор и печатают ассигнации. Потому вроде как деньги не в ходу, а народ все равно ими пользуется. Вот и они втихомолку решили тоже заработать на этом. Печатают и отправляют в города.
–Значит, завтра вы принесете документы? – уточнил я у него.
–Да, – кивнул он головой.
–А если что случится, как нам связаться?
–Звоните в ЧК, добавочный 02. Этот телефон только у меня. Я надзираю за всеми экспроприированными ценностями.
«Так вот откуда у тебя эти драгоценности», – подумал я и, тихонько встав, медленно просочился за колонну, в то время как чекист потянулся навстречу своим барышням.
На улице был сильный ветер, но меня шатало не от него и не от выпитого спиртного. Нет, меня шатало от того, что императора и его семьи уже может не быть на этом свете, что я никогда не увижу его добродушную улыбку, не услышу звонкий смех царевича Алексея и не загляну в грустные глаза Анастасии. Как я ни торопился, но, возможно, я опоздал. Опоздал на самую малость, которая вот – вот может закончиться такой трагедией. Как жить дальше, что теперь делать?
Так, шатаясь, я шел по улице, натыкаясь на людей, и молча сносил все ругательства и крики, которые неслись мне вслед со стороны редких прохожих. Одна мысль настойчиво звучала в моей голове: «Что теперь делать? Что делать теперь?» Постепенно я заставил себя справиться с нервами и понял, что мне остается только одно: выяснить все основательно и попытаться что-то сделать. Так постепенно я добрел до дома. Подняв голову, я увидел свет в наших окнах.