Багаж императора. В дебрях России. Книга вторая

–Ладно, я должен Мишке Япончику, а долги у нас всегда отдают. Завтра в семь вечера пойдешь в ресторан «Савой», сядешь за второй столик у окна, его будут держать для тебя. Положишь перед собой эту монету, – и он протянул мне согнутый пятак, – по ней тебя узнают. К тебе подойдут, ну а дальше твоя забота.

–Премного благодарен, – ответил я. – Ну а как насчет Петрограда?

–Ну, это проще. Когда приедешь туда, то пойдешь по адресу, – и он назвал его. – Там покажешь эту монету, и тогда с тобой будут иметь дело.

С этими словами он вытащил из кармана несколько монет, выбрал среди них пятак и согнул его точно так, как первый, и бросил мне. В этот момент в комнату ворвался длинный.

–Ламака, – закричал он, – через полчаса будет облава, сюда по Старосадскому и Спасоглинищевскому переулкам идет милиция, огольцы увидели, – и выразительно глянул на меня.

Я только пожал плечами. Ламака крякнул и, схватив со стола папиросы, двинулся к комоду, который стоял возле стены. Взявшись за него двумя руками, он легко отодвинул его в сторону. В полу открылось небольшое отверстие. Многозначительно кивнув мне, он полез туда. Следом стал спускаться я, а за мной – парень, не забыв поставить на место комод. Там оказался длинный темный подземный ход. В конце его мы выбрались на полутемную деревянную лестницу какого-то здания. Здесь вовсю мотались грязные оборванцы, натыкаясь друг на друга и что-то пряча в разных углах. Увидев Ламаку, они шарахались в сторону, почтительно пропуская нас вперед. Затем мы нырнули в какую-то щель и, боком между двух стен пройдя метров десять, выбрались через дровяной сарай в один из дворов на Покровском бульваре. Дворник, стоявший у ворот и прислушивавшийся к крику, свисткам и выстрелам, которые доносились со стороны Хитрова рынка, увидев нас, почтительно снял картуз и, приоткрыв ворота, выпустил на улицу.

–Ну что, господин хороший, – сказал Ламака. – Надеюсь, это не за тобой, – и кивнул в сторону рынка.– По плану этой облавы сегодня не должно быть.

–Все может быть, – ответил я. И теперь мне стало понятно, почему он так спокойно реагировал на это. Его люди, сидевшие в различных органах власти, своевременно предупреждали о таких мероприятиях. А сегодняшнее, которое, очевидно, проводилось в срочном порядке, наводило на размышления. Дойдя до ближайшего перекрестка, Ламака сказал:

–Ну, вот и все. Здесь наши пути – дорожки расходятся. Будь здоров.

И повернувшись, в сопровождении своего помощника, двинулся вправо. Кивнув ему на прощание, я начал выбираться в сторону центра, спеша уйти от этого места как можно дальше.

Немного о «Красном терроре»

Добравшись без проишествий домой, я увидел, что Эдварда там нет. Пренебрегая моим советом, он почему-то посчитал нужным выйти на улицу. Это немного насторожило меня. Не ведет ли он двойную игру? И что, собственно говоря, я знаю о том, в чем заключается его задание? Может быть, он приставлен ко мне, чтобы контролировать мои действия, а может, чтобы помешать осуществить задуманное в поисках царской семьи. Откуда мне знать, что сидит не только в голове короля, но и его министров и начальников Эдварда Боунда? Ведь любой приказ, пока он дойдет до исполнителя, обрастает такими деталями и интересами всяких ведомств, которые задействованы в этом, что порой его основной смысл меняется на противоположный. Может быть, и здесь имеет место такая ситуация. Надо будет мне более внимательно присмотреться к нему. Анализируя, неожиданно пришедшие ко мне мысли, я сварил кофе и за неимением сахара сел пить его с шоколадом и галетным печеньем.

Вдруг со стороны прихожей раздался скрежет. Кто-то открывал дверь, осторожно проворачивая ключ в замке. Моментально вскочив из-за стола, я, по пути прихватив стоящую в углу трость, замер возле вешалки, стоящей у входа. Дверь осторожно открылась, но в нее никто не вошел. Я замер. Через время раздался шепот Эдварда:

–Вольдемар, это я.

А затем в коридор осторожно вошел он, держа в протянутой руке сверток.

–Извини, мне надо было выйти. Время дорого, поэтому я отправился в английскую миссию. А это продукты, ведь нам после всех наших испытаний надо хорошо покушать.

С этими словами он, положив сверток на стол, стал раздеваться. А я, выглянув на лестничную площадку, закрыл дверь на все замки и уселся в кресло, вопросительно посматривая на своего коллегу. Он, поняв, что я жду объяснений, уселся в кресло и, вытянув ноги, закрыл глаза.

–Не скажу, что это была прогулка для удовольствия. Кругом патрули, людей хватают, требуют документы, грузят в машины и увозят куда-то. Пока я без документов добирался до миссии, пришлось три раза убегать от солдат. Хорошо, что они бегать не умеют, поэтому догнать меня, особенно по местным дворам, им было тяжело. Тем более, что это был бег с препятствиями, так что пришлось попрыгать.

Затем он полез в карман и вытащил оттуда бумаги. Положив их на стол, он сказал:

–Это наши документы. Мы являемся представителями английской гуманитарной миссии для оказания помощи населению союзного государства. Имел беседу с главой миссии. Он напрямую встречается с Лениным и ведет с ним беседы о союзническом долге, о продолжении войны, о помощи и тому подобном. Большевики на сегодня не говорят ни да, ни нет. Но относятся с очень большим уважением, несмотря на объявленный красный террор, понимая, с кем имеют дело. Что касается нашей с тобой задачи, то никакими сведениями они не располагают, очевидно, считая, что царь – уже сыгранная карта, и поэтому этот вопрос их как бы не интересует. Тем более, что миссия у нас с тобой частная и к государству не имеет никакого отношения. Что будет дальше с этой страной, я не знаю. То, что здесь происходит, не вписывается ни в какие рамки. Я был во многих странах, видел разные ситуации и попадал в них, но такое я встречаю впервые.

С этими словами он из левого кармана пиджака достал лист бумаги и положил на стол.

–Это сейчас распространяется в ЧК. Все сотрудники должны ознакомиться с бумагой и расписаться, подтверждая тем самым, что они поддерживают ту позицию, которая изложена здесь. К чему это приведет, один Бог знает.

Я взял бумагу и стал внимательно читать. По мере того, как до меня доходил смысл изложенной здесь позиции, волосы становились дыбом, и от дикости изложенного бросало в дрожь.

«КРАСНЫЙ МЕЧ»

Орган Политотдела Особого Корпуса войск В.У.Ч.К.

№1

Да здравствует красный террор!

В то время как наши красные республики окружены тесным кольцом иностранных негодяев, отечественная контрреволюция с каждым днем поднимает все выше и выше свою преступную голову. Чуть не каждую неделю Секретному отделу В.У.Ч.К. приходится раскрывать целую сеть преступных организаций. Наши враги решили бороться не на жизнь, а на смерть во имя уничтожения трудящихся масс. Контрреволюционеры поставили на карту все, что могли.

В такой момент, в момент сильной классовой схватки, все трудящиеся должны быть проникнуты одной лишь мыслью – уничтожить преступную гидру. Мы все, как один, должны, с одной стороны, вести широкую агитацию среди несознательных пролетариев, а с другой стороны, краснопролетарской косою выкосить негодную траву из Советских Республик. Венгрия должна нам послужить хорошим уроком, миндальничанию должен быть положен конец. Мы должны призвать всех сознательных пролетариев к борьбе с буржуазией, ибо необходимо помнить, что черное офицерство и буржуазия еще далеко не задавлены, а лишь притаились, чтобы в удобный для них момент нанести нам удар. Мы должны это предупредить во что бы то ни стало. Объявленный красный террор нужно провести по-пролетарски. За каждого расстрелянного нашего товарища в стане деникинщины мы должны ответить уничтожением наших классовых врагов.

Наша партия, партия большевиков-коммунистов, одна из первых выступила против смертной казни, и этот лозунг проводила в жизнь до тех пор, пока нам не был брошен вызов, который мы вынуждены были принять.

И в настоящее время мы должны уничтожать наших противников вовсе не потому, что хочется мести, а для того, чтобы окончательно их обезвредить, чтобы отбить у всех них охоту поднимать руку на рабоче-крестьянскую власть.

Всякий честный и искренний до конца коммунист должен иметь железное мужество и в такой тяжелый момент, который переживают Союзные Республики, не щадить крови врагов не только в бою, но и внутри страны, ибо наше неуместное «великодушие» иной раз для нас вреднее англо-французских штыков.

Это необходимо запомнить раз и навсегда нашим партийным товарищам, возбуждающим ходатайство об освобождении того или иного «интеллигента». Стоит лишь арестовать за вредную деятельность какого – либо профессора, военспеца, спекулянта, как со всех сторон сыплются десятки прошений с ходатайствами. И, удивительно, чем вреднее спекулянт, тем больше ходатайств и поручительств.

Нам твердят, что уничтожением этих элементов мы идем по пути регресса. Пусть так, пусть мы на время отстаем, но зато уверены, что элементов, становящихся угрозой самому существованию власти Трудового народа, нет. И что весь мусор чисто выметен пролетарской метлой.

Если для утверждения пролетарской диктатуры во всем мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитализма, то мы перед этим не остановимся и с честью выполним задачу, возложенную на нас Революцией.

Если же среди наших товарищей есть люди, поддающиеся минутным впечатлениям, находящие какие-то смягчающие вину обстоятельства для хищников, строящих свое благополучие на крови и соках рабочего, – пусть уйдут в сторону, пусть не мешают другим выполнять святые обязанности перед Революцией.

Малодушные прочь с пути!

Побольше прямолинейности, энергии и бодрости в борьбе с проклятым, так упорно отстаивающим свои преступные интересы, врагом!

Да здравствует красный террор!

Да здравствует Чрезвычайная Комиссия-могильщица буржуазии и ее Красный Меч – Особый Корпус!

Лацис

Прочитав все это, я какое-то время сидел без движения. Это вообще было трудно осмыслить. Такой яростный призыв к уничтожению элиты страны и вообще своего народа трудно было себе представить. Но самое страшное было в том, что это уже претворялось в жизнь и потоки крови стали заливать страну от столицы до самых дальних окраин. В застенках ВЧК, на полях Мировой войны и начавшейся Гражданской гибли тысячи людей, удобряя своими телами уставшую от всего этого землю. И среди этого урагана, проносящегося над страной и только набирающего свою силу, в неизвестном месте, спрятанная от всех находилась семья последнего российского императора, которому была нужна наша помощь.

Поняв мое состояние, Эдвард успокаивающе похлопал меня по плечу и продолжил.

–Вы всегда чем-то удивляли европейцев. Вас очень тяжело понять, вот почему английское руководство осторожно относится ко всему, что происходит здесь. Сейчас они думают, на кого делать ставку: на большевиков, меньшевиков, Деникина, Корнилова, чтобы они продолжали войну и не покушались на английские интересы. Ты меня извини, но ради этого, как мне сказали конфиденциально, решили не поднимать вопрос о царской семье. А большевики хотят получить от Романовых все деньги, которые им принадлежат, поэтому так тяжело и шли переговоры.

–Что ты сказал? – я вскочил с кресла и бросился к нему.

–Не я сказал, а мне сказали, – повторил Эдвард, мягко отнимая мои руки от своего пиджака, в который я вцепился.

– Извини, – сказал я и молча сел в кресло.

–Сегодня вечером я встречаюсь с еще одним человеком, может быть, он прояснит ситуацию, – мягко произнес Эдвард и стал разворачивать сверток.

Чего там только не было: и свежий хлеб, и селедка, и копченое мясо, и давно забытая колбаса, и куча других деликатесов, которые завершила бутылка шотландского виски, торжественно водруженная на середину стола.

–Прошу, – сказал Эдвард, пододвигая поближе стулья.