Путешествие в мир Ночного Леса

– Максимиллиан, ну, отпусти, пожалуйста, мои брюки! Я и волшебное слово сказал! Ну, прошу! – завопило опять нечто, уже обращаясь к собаке фамильярно, по-свойски перейдя с ним на «ты».

– Вот сейчас вытащу тебя на свет, поближе к фонарю, и отпущу. А то болтаешь глупости всякие, типа – мимо проходил, послали тебя…! Совсем заврался. Пусть с тобой, батя, вон разбирается, а я своё дело сделал, – бесцеремонно таща существо за штаны и скашивая на меня свои глаза, рычал сквозь зубы Макс.

Когда до меня, наконец, дошёл смысл всего происходившего и, особенно, то, что мой пёс умеет говорить, и у него очень приятный баритональный тенор, всё вокруг меня вдруг зашаталось и закружилось. Земля неожиданно стала уходить из-под моих ног куда-то в сторону, причём так быстро, что я еле успел схватиться за ствол яблони, дабы не упасть на траву. Но на этом чудеса не закончились.

Такое внезапное открытие, что ваша собака умеет говорить, по-моему, могло стать причиной помешательства любого человека, оказавшегося на моём месте и узнавшего к тому же, что собака не только говорит, но и называет своего хозяина «батей». Да, прямо скажу, было от чего сойти с ума, но у меня на веранде спал десятилетний ребёнок, а в доме находилась жена, поэтому я не мог позволить себе сделать такой непродуманный и безответственный шаг. Но объяснить всё то, что происходило сейчас, ночью, перед моими глазами, с позиции здравого рассудка было невозможно. Я верил своим глазам и ушам, но мой разум атеиста бунтовал и протестовал.

Тем временем Макс отпустил своего пленника, и тот, отряхнувшись и подтянув штаны, которые чуть, было, не упали на самые колени, строго, но с гордостью в голосе, правда, немного обиженно заявил: «Никакой я вам, стало быть, не «нечто», не существо и не человек! Фрукт – это, кстати, также очень даже неприятно, я бы сказал, обидно, но плесенью, однако, также попрошу меня не называть! И вообще, где законы гостеприимства, которыми так, якобы, славятся люди? Вместо приглашения за стол и угощения, которое вон по земле разбросано, гостям рвут новые штаны. Позор прямо какой-то! Разрешите представиться, Беловик, то есть Боровик, то бишь, Гриб Белый, на латыни Boletus! Но можно кликать и Медвежатником, буду отзываться, я не против, а очень даже за! – представившись громким и торжественным голосом, существо, похожее на человека, уселось на пенёк, спиленного недавно дерева, причём, делая это с таким видом, будто царь воссел на трон.

После таких слов голова моя ещё более закружилась, а перед глазами полетели даже мелкие белые мушки, словно снег пошёл.

– Бред какой-то! Чушь и бред! Живые грибы пошли, говорящие собаки, глядишь, и рыбы сейчас запоют и затанцуют, коровы полетят! Бред полнейший! Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но ведь это не сон?! Я помню абсолютно точно, что спать не ложился. Значит? Значит, я сошёл всё-таки с ума! Поздравляю! – лихорадочно вертелись в голове моей самые печальные и безрадостные предположения, но, пожалуй, зато эта была самая разумная и трезвая мысль, пришедшая мне в ту незабываемую ночь.

– Вы абсолютно здоровы! Здоровее просто быть нельзя! Рассудок Ваш так же в полном порядке! А что касается Вашей реакции на происходящее, то она вполне адекватна тому, что Вы увидели и услышали. Так и должно быть! Ведь не каждый день слышишь голос своей вдруг заговорившей собаки, – заявил трофей Макса.

Сказанная фраза вывела меня из того одеревенения, в котором я находился. После этого мне, пожалуй, не оставалось ничего другого кроме, как приняться рассматривать моего неожиданного гостя. Нужно сказать, что я делал это с превеликим интересом и любопытством. По-моему, «мужичку» даже было приятно наблюдать за моей реакцией особенно после того, как он представился. Да, эффект оказался просто ошарашивающим.

При свете уличного фонаря мне удалось довольно подробно разглядеть своего нового знакомого. При ближайшем рассмотрении я мог утверждать, что он не был человеком, но имел схожесть с людьми. Возраст определить его я не смог, одно скажу, он не был стариком, но и юношей на звать его не рискнул. Лет ему было на вид, эдак, …, но точно трудно сказать. Роста маленького, чуть более метра, крепенький такой, с довольно симпатичным лицом. Выглядел «мужичок» немного полноватым, но зато подвижным. Вообще, нужно заметить, что пришелец был каким-то необъяснимо необычным, даже трудно сказать, почему, но у меня сложилось такое впечатление. На голове у него была шикарная с огромными полями шляпа, надетая чуть набекрень и лихо сдвинутая на затылок. Мой ночной гость действительно здорово смахивал на гриб боровик, но только очень большой-пребольшой, да и при этом ещё живой и говорящий.

Беловик, так он просил его называть, сидел и внимательно осматривал свои брюки. Оставшись довольным, что его штаны оказались после встречи с собакой в целости и сохранности, он шутливо погрозил Максу пальцем и, весело посмотрев на меня, сказал: «Ну, хватит, на самом-то деле, цепенеть и обомлевать! Разумными существами только себя считаете, да? Взрослый ведь человек, должен понимать, что в мире много чего интересного и необычного имеется. Ну, гриб! И что же? Удивительные вы существа, люди! Всё-то вы удивляетесь да диву даётесь. Только чуть что не по-вашему, не по разуму человеческому, в логику вашу видите ли не вписывается, и всё – паника! Прямо конец всему, тут же столбенеете, цепенеете, замираете и обмираете. Удивленцы наши разумные! Вы почему-то привыкли считать, что одни на свете такие живёте, то есть с разумом и мыслями, и никого, кроме вас более нет на Земле и быть не может. В раздумьях пребываете: «Одни ли мы во Вселенной?» И для чего так далеко заглядывать, когда надо, прежде всего, оглянуться вокруг себя! – назидательно начал свою речь Гриб.

– А самомнение у вас просто выше некуда, ибо считаете, что другой цивилизации не должно существовать и точка! Никакого другого мира вокруг, за исключением вашего, конечно, и быть не может! Примитивные вы существа, люди, хотя ваш мозг считается высшем достижением Природы, и с этим, кстати, никто не спорит, и, главное, не собирается оспаривать, ибо это есть истина в последней инстанции. Только вам самим необходимо немного помыслить и поразнообразнее. А то поставили себя на высшую ступень развития и пребываете в эйфории. Мы-то вот не удивляемся вашему одностороннему мышлению, живём вместе с вами и пользу приносим большую. Я – гриб, и горжусь этим, Максимиллиан – собака,…

– Охотничья собака, попрошу впредь учитывать, – вставил мой пёс замечание, чему я уже не удивился, а воспринял как должное. Мой гость кивнул головой в знак согласия того, что сделанное замечание принято к сведению. Затем он уселся поудобнее и продолжил свою мысль, повторив при этом последнюю фразу, – итак, я есть гриб, и горжусь этим, а Макс – охотничья собака и тоже этим гордится и никем другим быть не хочет, а ты – человек…

– и тоже гордишься этим, – неожиданно для меня закончил начатую моим гостем фразу Теодор. Кстати, вспоминая потом ту ночь чудес, я пришёл к неожиданному выводу, что более всего меня удивил заговоривший вдруг на человеческом языке мой пёс, а даже не события, которые были пережиты мной тогда в саду.

– Да вы прямо спелись, причём сделали это очень быстро! – сказал я, с удивлением посматривая на своего охотничьего пса, который, в общем, поддержал полностью высказывание своего бывшего пленника, или уже друга и соплеменника?

Ночной пришелец тем временем, дав мне пару минут на то, чтобы хотя бы немного осмыслить услышанное и обдумать увиденное, продолжил: «Не стоит удивляться тому необычному, чего нет в ваших реалиях, то есть в вашей действительности, но существует, зато, в других. Мы живём в разных мирах и цивилизациях, по разным законам и правилам, но одновременно с этим мы живём на одной планете. В нашем мире говорить умеют все! Мы прекрасно научились понимать друг друга, только язык у нас особенный, а поэтому понятный исключительно для тех, кто его хочет понять. Максимиллиан, вон, прекрасно понимает язык и птиц, и зверей, и даже растений, а они все понимают его. Правда, Макс? – мой пёс в ответ на вопрос Беловика многозначительно и авторитетно махнул хвостом, соглашаясь со всем сказанным.

– Вот только вы, люди, к сожалению, подкачали и не понимаете нашего языка, потому, как вознесли себя сами на высшую ступень развития и смотрите оттуда свысока за всем, происходящим на Земле, не желая слушать тех, кто живёт на ней вместе с вами. А язык наш, кстати, весьма лёгкий. Вам только следует повнимательнее посмотреть вокруг себя. Ну, загляните вы чуть дальше, за пределы своего собственного носа, и не через микроскопы и приборы, а обычным взглядом, душой своей приглядитесь к нам, понаблюдайте за нами, как это мы делаем, наблюдая за вами. Конечно, это трудно, нудно, но жизненно необходимо в первую очередь самим людям. Глядишь, и вам всё станет ясно, и вы начнёте понимать наши мысли, желания, стремления, беды, страдания и всё то, на что сейчас вы не обращаете никакого внимания, ибо заняты ваши мысли исключительно думами о самих себе. Но только помните, что отвечать-то за всё содеянное, потом придётся всем вместе: и вам, и нам. Наказание поровну придётся делить, хотим мы того или нет! Ведь вы порой, нанося вред нам, себе вредите больше, чем кто-либо другой. С нами сотрудничать надо, ибо мы все для Природы равны и одинаковы, нет у неё любимчиков, в этом я заверяю на все сто процентов плюс один для верности. Мы все её дети. А то придумали: «Браться наши меньшие, мы в ответе…», и прочую дребедень! Прямо слезу крокодилью пустить хочется. А подумать не желаете, кто кого приручил, а уж по поводу – младшие и старшие, так об этом вам лучше было бы вообще помолчать, а то как-то нескромно получается. Если к нам люди с добром идут, мы им вдесятеро больше пользы принесём. Вот такие дела, Батя!

– Да я разве спорю? Только зря ты мне одному такие упрёки посылаешь, Беловик! – только и смог, что сказать эту короткую фразу, потому, как необычный гость перебил меня.

– Ладно, ладно уж! Это я так! Наболело, как говорится. Не для того я пришёл, чтобы обличать человечество в твоём лице, не в суде, чай, находимся, в саду фруктовом! Сами потом поймёте, разберётесь и беречь нас начнёте, правильно? Насильно мил не будешь! – мой гость взглянул на небо, затем в сторону леса и после короткой паузы продолжил, – и так много времени потеряли на разговоры. Июльская ночь коротка, сам знаешь, хотя Хозяин сказал, что пока всё тебе не расскажу, он Рассвет попридержит. Но этого делать не стоит, у нас Законы строгие: «Каждому своё время!» Я, думаю, успею и так всё рассказать, без волшебства и чародейства. Мне ведь самому поспеть надо в Утренний Лес. Дела! Грибники поутру пойдут нас искать, а я тут прохлаждаюсь. Сразу скажу, что Хозяин наш, Ночной Лес, любит нас и балует. Видишь, позволяет иногда с вами, людьми, пообщаться, но бывает это крайне редко, в исключительных случаях, причём только в одну июльскую ночь, а вот в которую – никому не ведомо, ибо сам, Ночной Лес, выбирает её по собственному своему усмотрению.

Неожиданно кто-то сзади осторожно до меня дотронулся. Я обернулся. За спиной стоял мой малолетний сын и от удивления таращил свои заспанные глаза на необычного гостя.

– Пап, а это кто?! – спросил он меня.

– Садись, сынок, долго рассказывать, потом, утром, всё объясню. А пока сиди тихо и слушай! – почти шёпотом ответил я сыну.

Беловик остался доволен моими словами, но более всего тем, что я не стал впадать в пространные объяснения.

– Расскажу-ка я вам о Ночном Лесе, его законах и правилах, о его обитателях и вообще об их жизни и делах …, – наш гость сделал паузу, чуть задумался, но буквально на секунду, и затем начал…

Я и мой сын слушали нашего гостя почти с открытыми ртами и, наверное, готовы были бы сидеть не только до утра, но, пожалуй, и весь следующий день, забыв обо всё и даже про рыбалку. Но всему когда-то приходит конец, и гость наш ночной закончил свой лесной рассказ, такой длинный, поучительный и весьма полезный. На прощанье он крепко пожал каждому из нас руку и тихо сказал: «А ты напиши про нас рассказы, напиши всё, о чём услышал и что знаешь. Может быть, люди поверят тебе, человеку, и станут тогда немного по-другому смотреть на нас и чуть добрее к нам относится? У нас ведь свои законы и порядки, вот и донеси их до своих собратьев. Они тоже знать должны, что „в чистый и здоровый лес ходить, самому здоровым быть“ – вот, пожалуй, основное правило всех лесных обитателей».

Белый Гриб посмотрел по сторонам и вдруг грозно и строго, но ласково при этом, а не грубо, приказал кому-то: «А, вы что расселись? Быстро все в лес!» И только тут мы увидели сидевших вокруг нас маленьких-маленьких, ну очень маленьких лесных существ. Только при ближайшем рассмотрении нам удалось понять, что это вовсе не человечки, а всевозможные грибочки, которые мы особенно любим собирать ранним утром в Осеннем Лесу, начиная свою «тихую охоту» в Лесу ещё Летнем, августовском. Они стояли большой толпой, целым табуном, и смотрели на нас во все свои глаза. Их было превеликое множество, но я успел заметить среди них и жёлтых лисичек, и сероватых опят, и разноцветных сыроежек, и многих других. Важно в обнимку с валуями и мухоморами стояли молодые боровички. Маслята же, наоборот, гуртовались отдельными весёлыми компаниями. Гордо и независимо возвышались над всеми красноголовики-подосиновики, и их собратья с чёрными шляпками – подберёзовиками. В сторонке скромно стояли застенчивые белянки. Грузди-крепыши, и рыжики-красавцы и ещё многие, многие другие грибы – эти обитатели лиственных и хвойных лесов, дубрав и рощ – о чём-то радостно перешёптывались между собой. Они были все такие интересные и забавные, но главное, кого-то мне напоминали. И тут я понял, что все эти маленькие существа очень похожи на самых обыкновенных детишек, но только грибных, ибо вели они себя как самые настоящие девочки и мальчики, весело и шаловливо. А некоторые из них вообще сидели прямо на спине и голове моего пса Максимиллиана. Они ласково гладили его, теребили за волосы, усы и что-то шептали ему на ухо. Наш охотник Макс от блаженства даже закрыл глаза и был, казалось, на седьмом небе. Потом уже, когда все ушли в лес, он нам признался, что единственный раз в жизни пожалел, что не является к своему стыду котом, потому что коты в отличие от собак умеют мурлыкать от удовольствия.

Наши необычные посиделки закончились. Наступало утро. Удаляясь от дома, ночной гость неожиданно обернулся и прокричал издали: «До встречи на лесных полянах и опушках, друзья мои! Приходите в лес почаще! Ищите нас повнимательней! Да собирайте тщательно и всегда помногу! А то мы, если нас не находят и не берут в корзину, болеть начинаем и род наш хиреет! А потом помни малыш, – обратился он к моему сыну, – только человеку, верящему в Чудеса и Сказки, откроется неведомый Мир Леса, его самые потаённые и заповеданные уголки и поляны, дабы постичь там и понять Лесную Душу его обитателей!»

В предрассветном, ещё не отошедшем от ночной мглы небе уже начали пробиваться первые еле заметные лучи утреннего солнца. Ночь прошла, удивительная ночь чудес. Будет ли она ещё когда-нибудь, не знает никто, а я уж тем более. Мы стояли с сыном у крыльца дома и махали руками, прощаясь с необычными нашими гостями.

Я и сын заснули прямо тут же, на завалинке. Мой паренёк улыбался, видя, наверное, во сне что-нибудь очень хорошее и весёлое. Спал, потявкивая, и Максимиллиан. Спал и я. Солнце уже начало припекать. Нас разбудила моя жена, которая, увидев, где мы спим, сказала: «Вы что ребята, всю ночь здесь просидели? А за грибами спозаранку идти собирались, проспали?» Мы переглянулись с сыном и ответили: «Прямо сейчас и пойдём, позавтракаем и пойдём!». Умываясь под рукомойником, мой сын потянулся и сказал: «Пап, я такой сон удивительный видел!» За завтраком мальчик поведал нам о своём необычном сне и о том, что он видел живые грибы, которые пришли к нам в гости и которые играли с Максом, а тот умел говорил человеческим языком. Сын так поверил в реальность всего произошедшего, что потом очень сильно сожалел, когда наступившим утром наш любимый пёс перестал разговаривать. Ребёнок всё никак не мог согласиться с тем, что тот это делал лишь только во сне. Потом целый день мы, правда, каждый в отдельности, вспоминали и думали о чудесах ушедшей ночи. Но даже я, взрослый человек, до сих пор не могу понять, хотя и прошло с той удивительной ночи уже добрый десяток лет, была ли та встреча сновидением или может быть явью?

Если же сказать честно, то мне самому хотелось бы поверить, что всё произошедшее с нами в саду было не выдумкой и не ночным видением. Ведь то событие каким-то образом имело прямую связь с детством, а значит и со сказками, которые мы очень любили, когда были маленькими, и, став взрослыми, продолжаем любить, но уже тайно. Почему я сказал: «Тайно»? – да по весьма банальной причине, чтобы показаться смешными, потому как, взрослея, люди перестают почему-то верить в сказки и легенды, причём сразу и вдруг. И хотя моё детство для меня давным-давно уже прошло, но только иногда очень хочется его возвращения пусть даже на короткое время, пусть даже во снах, а лучше наяву.

После той поездке в деревню я, кстати, научился хорошо понимать, что говорит наш четвероногий друг, то есть мой охотничий пёс, и без человеческих слов. У животных ведь свой язык общения с нами, они говорят глазами, как, впрочем, и все обитатели леса и не только леса.

ОТМЩЕНИЕ

Забрёл я как-то на охоте в заброшенную деревню. Передо мной возникло печальное зрелище. Дома стояли с заколоченными дверями и окнами. Кругом запустение. Проходя мимо одной избы, большой, но обветшавшей и скособоченной, захотелось мне отдохнуть. Была поздняя осень. Тишина. Я присел около остатков плетня, что огораживал когда-то справный и ухоженный огород от дикого поля. Вот именно здесь, в некошеной траве, мне на глаза вдруг и попалась необычная находка, от которой можно было прийти в изумление. А как же я мог не удивиться, коли это был штык, длинный австрийский штык-нож, с коим воевали ещё в первую мировую войну. Я, конечно, в те давние времена не жил, но фильмы старые, хронику дореволюционную видеть мне приходилось, да и в исторических музеях в школьные годы бывал частенько. Находка эта являлась уникальной и удивительной, но главное – интересной. Ну, откуда, скажите, вдруг в деревне, находившейся за тридевять земель от мест, где чуть ли не сто лет назад бушевала война, оказался этот нож, с изъеденной ржавчиной клинком и почти полностью сгнившей деревянной рукояткой. Любопытство охватило меня, да только расспросить-то было некого. Осень, канун зимы. Дачники, которые жили по соседству, все по зимним квартирам поразъехались, а других я никого не нашёл.

Если бы этот кинжал мог говорить, то, наверное, смог бы поведать мне интересную историю о том, как оказался он в российской глубинке, кто был его хозяином, почему оказался он вдруг потерянным и сколько лет пролежал здесь на земле?

***

Охотником он был от Бога. Так говорили все, и с этим утверждением никто и никогда не спорил, ибо с истиной не спорят. Его прямо так и называли: «„Мастер“». И это было правильно. Он считался лучшим на тысячу вёрст вокруг. Удивительно хорошее знание леса позволяло ему ориентироваться в нём в любое время суток: хоть ночью, хоть днём, и бродить по своим заветным местам чуть ли не с завязанными глазами. Охотнику достаточно было взглянуть на незнакомый лес, чуть побродить по его опушке и через мгновение он расхаживать по незнакомому ему урману, как по собственному саду.

Повадки птиц и зверей «„Мастер“» знал превосходно, а поэтому удача всегда сопутствовала ему в его лесном промысле, а лесовал он круглый год. Имея же верный глаз и твёрдую руку, Охотник не знал промахов в стрельбе и бил всегда наверняка, с первого выстрела. Никто и никогда ни разу не видел, чтобы от него ушёл зверь или улетела птица. Будучи среднего роста, среднего телосложения силой физической он обладал огромной, просто феноменальной: разгибал подковы, медные пятаки гнул пальцами, сгибал железные ломы и, по слухам, голыми руками заломал однажды подраненного им же медведя, переломав разъярённому зверю хребет в неравной борьбе, тяжёлой и яростной. А медведь-то, кстати, тот, был не мал, люди поговаривали, что более двадцати пудов весу.

Выносливость Охотник имел схожую со своей силой, то есть неимоверную, пройти на одном дыхании 30—40 верст, раненного лося, кабана или другого подбитого зверя преследуя, было для него сущим пустяком.

Мужиком, сказывали односельчане, он был также справным и «Мастер»овым. Сделать мог всё, что угодно: сеть сплести, капкан или ловушку какую с»Мастер»ить, лодку построить, печь сложить, место для колодца найти опять же считалось для него делом несложным, ну а верши там всякие, корзины, лукошки, короба берестяные и лубяные плести относил к забаве и отдыху.

Хозяйство на деревне у него, пожалуй, было самое крепкое, всего с избытком, да и запасы всегда большие заготавливал на зиму. Хорошо жил, богато, в большом достатке, ни на что не жаловался, но вот только односельчане не особенно общались с ним, потому как не любили они Охотника, а через эту нелюбовь и не уважали. А не любили его то ли из-за зависти, то ли из-за страха, то ли из-за всего вместе. Он от такого к себе отношения не страдал и не печалился, так как не считал людскую любовь и человеческое уважение мерилом земного счастья и в жизни главным, ибо основной ценностью бытия полагал силу и богатство.

Обладая же силой феноменальной, характером взрывным, злостью неукротимой и лютой, живя в материальном достатке, уверен был Охотник в одной своей мысли, возведенной им в степень истины, что сила, богатство и страх лучше, нежели уважение и любовь односельчан. За слабым и бедным человеком, полагал он, правды нет и быть не может, потому как только сильных и богатых боятся, а значит, именно, из-за них, то есть из-за страха и денег, стало быть, и уважают. Так и жил Охотник, довольствуясь тем, что имел, строго следуя им же придуманным принципам и правилам, не отступая от них ни на йоту.

Но не из-за этого его не любили люди, вернее не столько за буйство его, драчливость или богатство, был он жаден чрезвычайно, а через жадность свою жесток и лют неимоверно. Вот именно эти два недуга и сгубили его, ««Мастер»а», некогда доброго и весёлого парня, сгубили окончательно, именно из-за этих пороков не пользовался он ни уважением, ни любовью среди односельчан, именно из-за них ушла от него жена, забрав детей.

Охотник жил в полном одиночестве, друзей и приятелей не нажил, родители давно умерли, соседи с ним не общались, жители деревни обходили его дом стороной. Поначалу, конечно, брала Охотника досада и обида жуткая, что соседи и односельчане в гости к себе не зовут, да и сами к нему не заходят, но потом смирился, хотя и обиделся на весь мир сразу. Он быстро привык к одиночеству и даже был рад тому, что никто не мешал ему жить по его же установленным законам, про себя считая, что односельчане попросту ему завидуют, его достатку и довольству.

Охотник верил в себя, верил в то, что он большой, великий «Мастер» своего дела, а посему и жил так, как хотел, как совесть его велела и желала. Вообще к дружбе с людьми Охотник не стремился. Для него общение с односельчанами, да и вообще, не считалось смыслом жизни. А потом трудно было дружить с Охотником, а ему с людьми, коли представления о жизни выказывались ими совершенно разные. Ну, как можно общаться с человеком, если во всех делах, плохих и хороших, искал он только материальную выгоду и за «ради одного спасибо» никому ничего не делал: не «Мастер»ил, не ремонтировал, не помогал. Про таких мужиков обычно в деревнях говорили, что зимой снегу не выпросишь.

Охотился он круглый год: зверя бил, дичь добывал, рыбой красной промышлял, запаса этой самой рыбы: осетра да севрюги, у него не переводилось, диким мёдом баловался, грибы и ягоды собирал, орехи лещины брал, мясо битого зверя и птицу коптил, рыбу засаливал и вялил, короче говоря, снеди всякой и провианта всевозможного было много, прямо не погреб, а полная чаша. Да вот только семья его, жена и детишки, когда ещё не ушли от него, чуть не впроголодь жили. Вот такой он был человек – этот самый Охотник по прозвищу «„Мастер“».

Местные охотники его, кстати, тоже недолюбливали. Может быть, оттого, что удачливее их всех он считался в округе? Вполне вероятно! Но только думается, что, скорее всего, по другой причине. Водилась за Охотником одна привычка отвратительная – неоправданная жестокость. Дюже сильно он лютовал в лесу и в поле! Нравилось ему в свободное время мелочь всякую: зверюшек там разных и всяких птичек – пострелять, почем зря, исключительно, забавы и потехи ради. Но не в том суть была! Пострелять-то оно, конечно, можно, если птица или зверь опять же вредный, хотя всё равно нельзя без причины бить, вот просто так, для развлечения! А ему, казалось, нравилось наблюдать за мучениями звериными. Стрельнёт, бывало, в крупную дичь мелкой дробью, подранит и смотрит, как животинка мучается, но добивать не торопится, потом уже доберёт обязательно, то есть добьёт, только попозже.

Охотники местные однажды даже хотели избить его из-за этой дурной привычки, да не смогли, попытка их закончилась неудачей. Почему? Да, сил у них не хватило, хотя, и было их пятеро здоровых мужиков. Подстерегли они его как-то, когда возвращался тот то ли с грибов, то ли с рыбалки, то есть не было у него с собой оружия, да и окружили на узкой тропинке. Охотник-то намерения недругов своих сразу же понял. А так как подраться и сам любил, в молодые годы в деревенских драках «стенка на стенку» почитай всегда был первым, то и здесь убегать от превосходивших его в численности мужиков не стал. Даже, напротив, те сами еле ноги унесли, ибо Охотник так отделал всех нападавших, что они потом ещё с неделю дома отлёживались от полученных побоев. Вот так закончилось попытка проучить ««Мастер»а». А он, кстати, ещё более лютовать стал в лесу, как бы в насмешку над своими неудачливыми врагами.

Любить-то его не любили, но ни одна охота без него не обходилась, потому как равного и лучшего, чем он, при облаве, загоне, в засидке, а тем паче в окладе на тысячу вёрст вокруг невозможно было сыскать. Охотник так умело и толково расставлял номера, что зверь не мог миновать их и выходил точно на стрелков, и собак напускал, когда следовало, в самый аккурат, ни раньше, ни позже. А еще у него было невероятное чутьё на зверя. Он абсолютно точно знал, как, где и когда тот пойдет и на кого выйдет. Незаменим был на охоте. Одним словом – «„Мастер“»! Сколько прошло этих самых охот, подсчитать невозможно, но последняя…? Она прочно засела в его памяти, и воспоминания о ней упорно не хотели уходить, как ни старался Охотник забыть те неприятные события, что произошли тогда. Он помнил ту свою последнюю охоту до мельчайших подробностей, ибо про себя так и называл её «последней».

***

Она почти совсем не помнила отца. В её памяти остались одни лишь очень короткие, но яркие воспоминания о нём. Ей часто рассказывали об отце, рассказывали о том, что он был сильным, смелым, красивым, бесконечно её любившим и баловавшим, наверное, потому, что была она в семье самой младшей. Об этом она, кстати, помнила и сама, да и вообще родители никогда не наказывали её в отличие от старших братьев, которым отец частенько давал хорошую трёпку за непослушание. Вот собственно и все воспоминания!