– Закурить есть? – ожидаемо поинтересовался Власатый.
– Ладно, вот тебе двести рублей.
И тут Речкина повязали. Оперативники появились из стен, как тати. Плюхнули лицом в лужу.
– Можем зачитать вам ваши права, – сказали копы в штатском.
– Закурить есть? – неожиданно для себя спросил обескураженный Речкин.
Пете предъявили обвинение в организации нападения на завлаба Проктита. Власатого задержали случайно. В подворотню, где бомж метелил жертву, по малой нужде случайно заглянул какой-то пристав. Он и повязал бандита. У того нашли старый Петин телефон, по нему на Речкина и вышли.
Петя сидел на нарах, кусал локти – черт меня дернул дать Власатому деньги. Иначе хрен бы что доказали! О-о, я идиот!
Вечером в камеру привели бомжа. Он уставился на Речкина нечесаной физиономией, попросил закурить, а потом, не напоминая, что курить вредно, приложился огромным кулаком к Петиному лбу.
Жизнь никогда не меняет своего русла, обваливаются лишь берега, открывая судьбе дополнительные пути – дороги, – успел подумать Петя. – Кто ты, чудо власатое, реальный человек или призрак окаянный? Оказывается, не курить тоже вредно.
Василёк
– Надеюсь, охота будет удачной, – подмигнул Диме золотозубый продавец хозяйственного магазина, протягивая банку с крысиным ядом «Василёк».
– Эх, с вашим бы оптимизмом да начать жизнь заново, – вздохнул Дима и сдвинул брови. – А почему, собственно, «Василёк»? Как-то не вяжется.
Основание для сомнения имелось, Дима носил фамилию Васильков. Жена иногда звала его Васильком.
– Видимо, чтобы никто не догадался, – хмыкнул торгаш и постучал никотиновым пальцем по банке, где большими буквами было написано: «Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она». – Главное – безотходное производство. Ни запаха, ни пыли, одно воспоминание.
– То, что надо, – обреченно покачал головой Дима, купив еще деревянную мышеловку, резиновые перчатки и пластиковые очки.
В аптеке напротив он приобрел три больших шприца и настойку валерьянки. Настойку для себя.
В последнее время Васильков стал неврастеником. Потерял покой и сон. И все из-за Марика.
Как и все порядочные мужчины, Дима недолюбливал тещу, но ее кота Марика с некоторых пор просто ненавидел. И ладно бы, если эфиопский котяра только гадил в его тапочки и драл когти о новые пиджаки.
Главная подлость кота состояла в том, что он залезал на деревья и не мог с них спуститься. И деревья приходилось спиливать. Да не в лесу, а на дачном участке, где Дима двадцать лет выращивал собственноручно посаженные критские лиственницы, итальянские сосны и крымские кипарисы.
Марик, всегда застревал в таких местах экзотических ветвей, что к нему нельзя было подобраться. Орал громко, противно и долго, лишая сна даже жителей окрестных деревень.
Нет, животных Дима очень любил. Чуть ли не плакал над каждой пойманной на удочку рыбкой, засовывая ее еще живой в морозилку холодильника. Сердце обливалось кровью, когда под сенокосилку попадали лягушки и их, изуродованных, но еще живых, приходилось из сердоболия пристреливать из пневматического пистолета. Да что там лягушки, желтых муравьев было жалко. А приходилось давить насекомых каблуками резиновых сапог до боли в пятках, чтобы не обжирали капусту.
А тут целый кот. Не пропадать же живой душе из-за дерева! К тому же, во время очередной выходки Марика, теща так жалобно и тоскливо смотрела на Диму, что хотелось застрелиться.
Давно сгорели в печи средиземноморские и таврические красавицы. А в пятницу Марик добрался и до шикарной алеппской сосны. Дима выжидал двое суток, так и сяк пытался вскарабкаться по гибкому, гладкому стволу, но тщетно. После того как пришел не выспавшийся лесник и предложил бесплатно пристрелить кота разрывной пулей, Дима взялся за инструмент.
Рухнувшее алеппское чудо стало последней каплей. Васильков решился на преступление….
Ночью, надев резиновые перчатки и очки, принялся терпеливо ждать. Только перед рассветом раздался щелчок мышеловки. Есть! Дима повздыхал над тщедушным грызуном с обгрызенным наполовину хвостом, мысленно попросил у Космоса прощение за прошлые, нынешние и будущие грехи.
Разложив мертвого мыша на письменном столе, ввел в его тельце полный шприц «Василька». Показалось мало. Надо действовать наверняка. Добавил еще. Мышонок раздулся и стал похож на мультяшный персонаж.
Ну, так. Марик любит мышек, где-то их ловит и притаскивает на крыльцо, хвастается. Нате, мол, смотрите, какой я замечательный охотник. Но ест редко, гаденыш, в основном поиграет, бросит и бежит за новой добычей. Приходится за ним убирать. Как бы на этот раз осечки не вышло.
На цыпочках, чтобы не скрипели ступеньки лестницы, спустился на первый этаж, заглянул в комнату тещи. Марик, как всегда, спал в ногах у хозяйки.
Нет, к кровати подбрасывать нельзя. Варвара Кантемировна спит чутко, проснется, все поймет, она догадливая. Нужно сначала куском колбасы эфиопа приманить.
Но колбаса не понадобилась. Кот приоткрыл фосфорный глаз, выпустил когти, зевнул. Потом мягко спрыгнул с постели, задрав хвост, побежал к Диме, молниеносно выхватил из его рук отравленного «Васильком» мыша. Стал метаться с ним по веранде.
Васильков отворил входную дверь, с облегчением выпустил Марика во двор. Тот тут же скрылся со своей добычей в кустах черной смородины.
Приятного аппетита, дружище! Жаль, конечно, красивый был, но нервы дороже.
Собрав преступный реквизит в полиэтиленовый пакет, чтобы днем незаметно сжечь, Дима в приподнятом настроении лег спать.
До завтрака жена и теща распугали на участке своими голосами всех птиц. Звали Марика. Напрасно. Кот исчез бесследно.
– Может, опять на дерево забрался? – с испугом смотрела на Диму Варвара Кантемировна.
– Тогда бы орал как резанный, – спокойно ответил Дима, запивая жирный кусок буженины крепким кофе. – Вернется, если соседи все же не утопят.
– Дима! Василёк! – взвилась жена. – Как тебе не совестно! Марик ведь не знает, что залезать на деревья нельзя.
«Да? А он знает, подлец, что редкие деревья, вот этими самыми руками выращенные, тоже пилить нельзя?» – хотел спросить Васильков, но, конечно, промолчал.
– Шутка. Пойду, поищу.
Искать, разумеется, не стал. А кого искать? Если верить надписи на отраве – «Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она».
Интересно, от Марика еще что-нибудь осталось? Например, хвост. Или тоже, того, растворился без остатка? Неплохо было бы сохранить что-нибудь на память. Впрочем, ну его к черту, одна пакость была от этого кота.
Так, покричал в лесу до приличия. Вернувшись домой, изобразил на лице скорбь, развел руками:
– Как в воду канул.
– Типун тебе на язык, – отреагировала жена, как-то нехорошо посмотрев на Диму.
– Ты чего косишься, – зарделся Васильков. – Я-то тут причем?
Супруга опустила пытливые глаза:
– Может, змея укусила?
– Укусила, приползет. Коты не сразу от гадюк подыхают.
– Дима!
От расстройства у жены случился страшный аппетит, а у тещи наоборот – пищевая апатия.