Из дневника Василия Трубкина, человека во всех отношениях порядочного и честного

Отказывалась принимать даже пироги с грибами и луком. Без какой-либо заинтересованности поставила разогревать на плиту вчерашний борщ, который накануне сама варила и сама же нахваливала.

Не дождавшись, когда суп закипит, супруга сунула в кастрюлю нос:

– Не борщ, а праздник объедения, свекольный Хэллоуин.

– Как вы можете думать о желудке, когда пропал член семьи! – вытирала слезы Варвара Кантемировна.

– Найдется, – облизал приготовленную ложку Дима. – Куда он денется от заботливых и всепрощающих родителей?

Жена в сердцах бросила половник. Она так и не поняла – шутка это мужа или нечто другое. Пока раздумывала, борщ на плите забурлил, побежал через края. А ведь не хотела в такую жару доводить до кипения. Пришлось ставить на траву остывать.

Ели молча. Дима полез за добавкой. Подцепил половником что-то объемное в капусте. Свинина. Нет, не похоже.

– Мама! – я же просил не класть в борщ лук, а тут целая головка. У меня же гастрит.

– Вчера кушал и ничего, – равнодушно ответила с крыльца теща, пристально всматриваясь вдаль. – И не клала я никакого лука.

– А это что? – разгреб в своей тарелке овощной клубок Васильков.

– Тебе виднее.

Боже! Под овощами клубком показался обрубок хвоста, а потом голова мыша с выпученными от варки белыми глазами.

Жена схватилась за горло, выскочила в сад.

– Мышь съели! – выдавила она из себя вместе со струями борща.

– Да ты что?! – всплеснула руками теща и тоже начала давиться приступами тошноты.

А Дима окаменел. Мышонок был в точности такой же, как и «подаренный» Марику.

Неужели…? Каким образом эта тварь попала в борщ? Если бы кот был здесь, можно было бы предположить, что он подбросил мышку в кастрюлю, когда борщ остывал. Но ведь эфиопский проходимец наверняка опять застрял на каком-то дереве.

И тут раздался радостный крик тещи:

– Марик, мальчик мой! Ты где был? Слава богу, живой и здоровый!

Варвара Кантемировна схватила кота на руки, принялась вертеть как плюшевого, целовать в мокрые усы.

В душе Василькова завяло лето, началась ветреная осень. С листопадом, холодным дождем. Надпись на упаковке с крысиной отравой всплыла в сознании, дьявольскими иероглифами: «Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она».

Посмотрел через окно на блюющую жену – не начала еще растворяться? Да и черт с ней. Жен может быть много, а я один. Вот ведь, африканский убийца! И что теперь делать?

Опустился на стул, стал прислушиваться, когда в животе начнут лопаться внутренности.

– Подумаешь, мышь! – не могла не нарадоваться на целого и невредимого кота Варвара Кантемировна. – Не кусок дерьма, в самом деле, сварился, а тоже мясо. Ха-ха! Даже если мышь была переносчицей бубонной чумы, бациллы погибли в кипятке.

– Мама! – простонала супруга.

Крысиный яд вряд ли распадается при нагреве, лихорадочно соображал Дима. Вот ведь, вражий Марик! Специально подбросил отравленного мыша в борщ. А умирать, тем более в муках, совсем не хочется, какие наши годы!

– Скорую! Немедленно вызывайте скорую помощь! – завопил вдруг как резаный Васильков, почувствовав внутри некоторое жжение. – Я эту мышь крысиным ядом накачал!

Жена оторвала голову от кустов крапивы:

– Ты что, дурак? Зачем?

– А затем, что мне надоели ваши коты на моих деревьях! Мне надоело губить то, что с таким трудом создавал! А все из-за вас! Вы всю жизнь мне отравили… Нет, не надо скорой. Поздно. Это конец, бесславный, но закономерный. За мою мягкотелость. О! Он посмеялся надо мной. Так смейся и дальше, гнусный котяра, гляди, как будет погибать в судорогах человек, призванный к великим свершениям! Пусть на земле останутся только глупые и бездарные коты!

– В самом деле, пора вызывать скорую помощь, – вполне спокойно отреагировала на истеричный монолог зятя Варвара Кантемировна. – Дочь, зачем ты позволяешь ему с утра пить? Диме и грамма нельзя.

– Не пил я! – прохрипел уже осипшим голосом Васильков. – Не верите?

Он сбегал к кострищу, где уничтожался дачный хлам, принес полиэтиленовый пакет, высыпал к ногам тещи содержимое. Разворошил груду ногой.

Варвара Кантемировна подняла перчатку, потом шприц.

– Я всегда говорила, что от алкоголизма до наркомании – один шаг.

– Вот, – сунул ей Васильков под нос банку с отравой.

– Очки забыла где, не разгляжу.

Не замечая ожогов от крапивы, жена вытерла об нее руки, взяла яркую банку с названием «Василёк».

– Это что, твой любимый корм? – попыталась пошутить она.

И через две секунды упала в обморок.

– А так ты, зятек, хотел моего сыночка на тот свет отправить?! – обнажила желтые зубные протезы теща.

– К черту Марика! Подумайте, если не обо мне, так о своей дочери. Она сейчас растворится как Снегурочка на костре! Глядите, у нее уже локти синеют.

– Не трогай мою дочь ядовитыми пальцами! Еще до ЗАГСа предупреждала, что ты ей не пара. Для начала я о тебе позабочусь, – потянулась теща к поленнице, нащупывая колун.

И вдруг рука ее повисла в воздухе.

– Погодите. Так я же борщ утром ела, холодным. Прямо из кастрюли.

– Мама, как вам не стыдно прямо из кастрюли, – очнулась дочка.

– Так что же, и я растворюсь вместе с вами, как крыса?

– Ага! – удовлетворенно кивнул зять.

Над лесом и полноводной рекой раздался душераздирающий крик «Спасите!» Кто именно кричал: Варвара Кантемировна, ее дочь или Дима, пьяный лесник не разобрал, но врачей вызвал.

Всех троих погрузили в санитарную лодку, предварительно уколов димедролом. Марик запрыгнул на грудь тещи, которая стонала и, закатив глаза, пыталась думать о вечном.