Братишка

Братишка
Владимир Геннадьевич Поселягин

Адмирал #2Наши там (Центрполиграф)
Война – страшное дело, очень страшное, но, как известно, победа куётся в тылу. Тыл, казалось бы, такой надёжный, но тыл для семьи Сашки – это он сам, поэтому оставить надолго своих младших братишек и сестрёнок он просто не мог, являясь надёжной опорой для матери. Но ведь так хочется на передовую, на фронт. Однако и в тылу свой фронт.

Владимир Поселягин

Братишка

В «Издательстве Центрполиграф» выходят книги

Владимира Поселягина

Цикл романов

Адмирал

Сашка

Братишка

Адмирал

* * *

– Уф-ф. – Я с облегчением выдохнул и, невольно хохотнув, добавил: – Я-то думал, что серьёзное. Мама, такие письма присылают, если подразделение попадает в окружение и не выходит к своим в определённый срок. Отец в тылу служит, к тому же ещё и охотник. Выйдет, не волнуйся. Вот если бы похоронку получили, тогда да, беспокоиться можно было бы, да и то могла быть надежда, что просто ФИО перепутали, например, вместо однофамильца оформили. Так что вытираем слёзы и спать. Завтра тяжёлый день, школа и остальное. Ну а от отца будем ждать вестей, когда-нибудь они будут, надо надеяться. Всё равно ничего другого у нас не остаётся, – как мог, успокаивал я своих.

Когда немного успокоил, отправил малых спать, Маринку туда же загнал, Танюшу в мою комнату на свободную кровать и остался с мамой, бабушкой и дедом. Бабушка только что вернулась из маминой комнаты, где меняла пелёнки Кире, тот недавно трубным басом голос подавал, обидевшись, что о нём все забыли.

– О чём ты хотел поговорить? – косясь на слегка потрёпанный треугольник письма, спросила мама.

Я его забрал у неё, чтобы он не отвлекал, но, похоже, придётся убрать вообще из виду, а то действительно будет серьёзно мешать.

– Прежде чем ответить на этот вопрос, уточню, с какого момента вы выключили радио?

Перед тем как уйти из дома, я прокинул провод самодельного удлинителя и вывесил тарелку репродуктора в форточку, чтобы семья и гости могли слушать меня прямо из сада, где справляли новоселье. Как-то не совсем удачно получилось, надо сказать, письмо это с номером части отца так невовремя пришло. Хотя, может, и вовремя. Тут ведь с какой стороны посмотреть. Нужно лишь уточнить, когда выключили репродуктор, чтобы от этого отталкиваться. Лучше я опишу свою версию происходящего в радиостудии, чем это сделают соседи. А насчёт этого письма-извещения я действительно не очень переживал. Может, это и нервы, все эмоции я спустил ещё там, в студии, но я был слишком спокоен. К тому же знал, что не всегда такое извещение соответствует истине, о чём ранее говорил, бывало, и похоронки по ошибке приходили. Будем ждать вестей от отца, ничего другого не остаётся.

– Когда ты пел песню, – встрепенулась вдруг бабушка, а она не меньше мамы переживала о судьбе своего сына, отца моего. – О дорогах которая…

Такой ответ изрядно меня взбодрил. Фактически репродуктор был выключен за одну песню до того провокационного вопроса диктора, за который ему уже наверняка влетело. Видно же было, что там отсебятина была. Я до сих пор не мог понять, как это допустили. У меня было такое впечатление, что тот машинально задал этот вопрос, и он задавал его всем гостям в студии, лишь на мне споткнулся, и всё пошло не по плану. Да и не должен был такой вопрос прозвучать. Говорю же, такое впечатление, что машинально ляпнул. Это тоже странно, на радио работают всё же люди, которые такого допустить просто не могут, и контроль среди ведущих серьёзный.

– Это хорошо, вовремя треугольник письма принесли. Ну, значит, вот что: когда основное прошло, диктор спросил, когда мы победим немцев. Такого вопроса не было в том списке, что мне дали изучать.

– Зря они тебя об этом спросили, – задумчиво посмотрела на меня мама. Вот уж кто меня хорошо знал.

– Это точно, очень даже зря. В общем, я не хотел говорить, но диктор смог вытянуть из меня несколько историй, из тех, что случилось с нами на той дороге.

– И о сбитом лётчике?

– И о нём, всё рассказал. Ну почти, до бандитов не дошло, время вышло. Вроде ничего так всё восприняли, и я решил продолжать. Помните тот бронетранспортёр с расстрелянными немцами? Я ведь там не только наш автомат нашёл, тот что ППШ.

– Как не помнить, если ты его чуть ли не каждый день начищал, – подтвердил дед.

– Там, кроме автомата, было золото. Килограммовые бруски с гербом Советского Союза. Плохое это золото, вот я и решил его сдать, хочу, чтобы на это золото построили завод по производству автоматов для нашей армии и чтобы политуправление армии за этим проследило.

– От добре! – воскликнул дед и даже ударил себя по коленям от избытка чувств.

Вот мама поняла всё правильно, посмотрела на меня, задумалась и тихо уточнила:

– Почему ты нам о нём не говорил?

– Не всё нужно знать. На вас и так много было взвалено. К тому же это злое золото, плохое, кровавое, только беду оно нам принесёт. Я сразу решил его сдать.

– Хорошо, пусть будет так.

– Это ещё не всё. У меня тут образовались излишки оружия, а наши бойцы и командиры нуждаются. Уже сейчас с запасами вооружения большие проблемы. Вскрывают старые склады с берданками и трофеями Гражданской войны. Больше нечем вооружать добровольческие батальоны. А у нас всё же пулемёты, автоматы, противотанковое ружьё. В Москве среди прочих формируется добровольческий коммунистический батальон, вот я и решил отдать часть вооружения и трофейную радиостанцию им. Оно им нужнее.

– Молодец, – только и сказал дед.

– Как вы понимаете, после того, как я по всему Союзу всё это озвучил, к нам может быть интерес, и не только положительный. Это я о ворах. Дед, держи берданку под рукой.

– Бандиты золотом заинтересуются? – подал голос дед.

– И не только. Соответствующие органы в государстве ну очень подозрительные, и могут возникнуть вопросы. А всё ли я сдал? Могут перейти и к непопулярным методам, например, к шантажу. Но думаю, это только в крайнем случае и до этого не дойдёт. В принципе всё, что хотел сказать, я сказал. Теперь вы в курсе. Ах да, забыл о фотоаппарате, его тоже сдать придётся, вернуть хозяевам, в редакцию, а из сделанных снимков, там, на дороге смерти, я попросил политуправление провести выставку, чтобы москвичи видели, что творилось тогда на дороге.

– Молодец, – снова сказал дед. – Это ты правильно решил.

– Тут главное, чтобы помогли, нужная выставка для мотивации народа, не все ещё поняли, что эта война на уничтожение, но без помощи государства у меня ничего не получится. Ладно, информацию я вам дал, переваривайте её, а теперь давайте приберёмся в беседке после новоселья.

Согнав соседских котов со стола, где те обжирались, мы часть еды отдали собакам, всё равно испортится, а часть убрали на ледник. Работали молча, было видно, что мои родичи ушли в себя. Я убрал репродуктор из окна, там мембрана бумажная, влаги боится, а судя по наплывающим тучам, что закрыли луну, может хлынуть дождь, так что побережём ценный предмет. Снова закрепил его на кухне квартиры мамы, свернув провод-времянку. Закончили мы в полночь, но прежде чем отпустить меня спать, мама на секунду прижала меня к себе и встрепала вихры, этим она показывала, что полностью одобряет мои действия, благословила, можно сказать.

Проследив, чтобы она заперла дверь, мало ли что, я проследовал за бабушкой с дедушкой к их половине дома. Таня уже спала, они с Лушей на одной кровати устроились, Луша сегодня решила со старшей сестричкой ночевать. Я, быстро раздевшись, нырнул под одеяло своей кровати, слегка поскрипев сеткой. Уснул не сразу, долго переваривал весь прошедший день, пока не понял, что успокаиваю себя. Я действительно сделал всё правильно, и, придя к такому выводу, быстро уснул.

Разбудил меня грохот с металлическим скрежетом, звук клаксонов во множественном числе и последующий удар казалось бы в стену дома, отчего строение содрогнулось, и чуть позже начавшаяся разборка под окнами, перемешанная с матом. От шума проснулись все, я так полагаю, Таня и Луша так точно, завозились, скрипя сеткой на своей кровати. Дотянувшись до стола, я взял свои наручные часы и скривился. Пять часов утра, только-только светать начало.

Встав, почёсывая лопатку, отдёрнул в сторону плотные шторы светомаскировки и выглянул в окно. Пришлось прижаться к стеклу правой щекой, чтобы видеть часть штакетника со стороны половины дома мамы, и снова ругнулся себе под нос.

– Да что же это такое?! – тихо взвыл я. – Они что, тараном меня взять хотят?!

Картина, которую я увидел, в другой ситуации вызвала бы у меня смех, но сейчас никакого веселья не было. Кому палисадник ремонтировать? Тут даже гадать не нужно. Мне. Ничего, я ещё поборюсь. А картина выглядела так. К моему дому одновременно подъехали три машины: фаэтон, тот самый ГАЗ-А, и две эмки. Причём эмки умудрились столкнуться на подъезде, а фаэтон стоял чуть в стороне. Видимо, водители не уступили дорогу друг другу и довели до такой ситуации, только от столкновения их бросило на угол моего палисадника, в результате столбушка покосилась, часть перекладин слетела, штакетник повреждён. Дня на два работы. А у машин, чуть ли не хватая друг друга за грудки, ругались шофёры и командиры разных наркоматов. Только бросив на них взгляд, я понял, почему шофёры были так уверены, что им уступят дорогу. Одна машина была явно из Политуправления РККА, а другая – из наркомата Берии. Я только не смог с первого взгляда определить принадлежность пассажиров третьей машины, вроде тоже военные. В форме.

Додумать я не успел, к нам заглянул полуодетый дед. Таня, быстро одевшись, встала за мной, с любопытством выглядывая из-за плеча. Раз разбудили, теперь она не ляжет.

– Что там? – спросил дед, стараясь спрятать за спиной берданку, это чтобы Танюша её не увидела.

Это он правильно сделал, да и саму ситуацию понял как надо. Вот Луше было всё пофиг, она уже снова спала, непробиваемый ребёнок.

– А-а-а, долбо… приехали, – пытаясь попасть в брючину, ответил я. – Ну щас я им…