Братишка

– Это что, заговор? – прямо спросил я.

– Ты о чём? – тут же насторожился Берия, да и боец его напружинился.

– Пока с товарищем Сталиным общался, он ни разу не закурил, хотя трубка в его руках – это уже синоним. – Указал на наркома: – Где пенсне? Товарищ Берия без пенсне – это не товарищ Берия.

Тот засмеялся, мне удалось сбить тот настрой, что он готовил для беседы, чего я и добивался. Надев пенсне, которое достал из нагрудного кармана френча, Лаврентий Павлович вставил его в глазницу и поинтересовался:

– Теперь похож?

– Вот теперь верю. – Устроившись на стуле напротив наркома, я поинтересовался: – О чём поговорить хотели?

– О конце войны или дате моей смерти, например, – сделавшись серьёзным, пристально отслеживая мою мимику, сказал он.

Несколько растерявшись, я удивлённо спросил:

– Вы умереть собираетесь?

– Дата моей смерти известна.

– Цыганки нагадали?

– Прекрати! – ударил тот ладонью по столешнице, получилось громко. – Я знаю, кто ты!

– Да я так думаю, теперь все тут об этом знают, после вчерашнего эфира.

Нарком явно не был уверен: я этот неизвестный отправитель писем или нет, поэтому раскрыть больше информации не мог, на случай если я всё же не тот, кто ему нужен. Наскоком он меня взять не смог, не выдал я себя, так что смысла давить дальше я не видел, в принципе он тоже. Ещё немного поиграв взглядом, Берия кивнул и уже нормальным тоном стал интересоваться, как прошла встреча с товарищем Сталиным. Узнав о Светлане и её якобы словах, он схватился за голову, хотя когда я сказал, что и его Сталин за нос таскал, только нервно хохотнул.

Просидели мы чуть больше часа, тот сотрудник, что меня привёл, на удивление быстро, показывая немалый опыт, конспектировал нашу беседу. Выяснив всё, что Берии было нужно, и пообещав пригласить меня для более вдумчивой беседы, он отпустил меня. Тот же сотрудник сопроводил меня к выходу и передал с рук на руки другим командирам. Двое были из того же наркомата, а вот трое других оказались сотрудниками госбанка, именно они и будут принимать золото. У них было две эмки. Поехали сначала ко мне домой, я хотел печенье своим отдать и переодеться, сказал, что золото там, иначе не повезли бы. Оставив недовольных банковских служащих в машине, пообещав быстро вернуться, рванул к себе. При этом Лушу, что уже пришла из школы, отправил за участковым, пусть присутствует.

Пока переодевался, рассказал родне, как встречался с самим товарищем Сталиным и как тот угостил печеньем. Все сразу же стали пробовать угощение, по одной печенюшке взяли, остальное на вечер. Не удивлюсь, если несколько печений засушат, чтобы гостям показывать, мол, из Кремля, подарок самого товарища Сталина. Они могут, вполне в их духе. А мама тихо спросила:

– Об отце не спрашивал?

– У товарища Сталина нет, а вот потом с товарищем Берией разговаривал, вот у него, набравшись храбрости, попросил узнать насчёт отца. Он обещал.

– Спасибо, – так же тихо сказала мама и, взлохматив мои волосы, прижала меня к груди.

Я переоделся, подхватил винтовку и, свистнув Волка, моего вожака, выбежал на улицу. Раз в лес повезут, заодно и поохочусь, после новоселья нужно пополнить запасы свежего мяса. В машине Волк недовольно возился в ногах – места мало, кроме моих ног ещё и приклад винтовки.

– У перекрёстка подождём участкового, я его вызвал поприсутствовать.

– Зачем он нам? – недовольно спросил старший из банковских служащих. Мне вообще кажется, что он единственный работник банка, а остальные типичные охранники.

– Пусть будет, мне так спокойнее. Ему я доверяю, а вам нет. К тому же у него своё начальство, которому тоже отписываться нужно… А вот и он, от паромной переправы поднимается.

Я попросил участкового сесть во вторую машину, и судя по тому, как он приветливо здоровался, кого-то из командиров НКВД знал лично.

Мы доехали до места, где была передача оружия коммунистам. Оставив машину с водителями, стали углубляться в лес. Волк в это время наворачивал круги, вынюхивая запахи леса. Добравшись до моей отметки, я указал одному из охранников на дерево:

– Вон там дупло, в него и сложено золото. На слитки сверху накинута мешковина. Как подниметесь, сбросьте её вниз, на неё и будем укладывать слитки для составления акта приёма-передачи.

– Понял.

Закинув карабин за спину, он, подпрыгнув, ухватился за нижнюю ветку и, подтянувшись, стал взбираться. Оказавшись у дупла, немного повозился, устраиваясь поудобнее, и, посмотрев внутрь, крикнул:

– Норма, что-то есть!

Он сбросил мешковину, которую мы расстелили под деревом, и стал вынимать слитки, другой охранник ловко подхватывал их и укладывал в ряд на материю. Старший у них делал опись и несколько массивным фотоаппаратом снимки. Когда всё золото оказалось на материи, охранник осмотрел ещё раз дупло и сообщил:

– Пусто.

Когда он спустился, к дуплу поднялся один из сотрудников НКВД и подтвердил, что в нём пусто. Видимо, это обычная процедура, а не недоверие. Мы подписали все необходимые бумаги, мне тоже выдали квитанцию, милиционер у нас был за свидетеля, также ставя подписи на всех документах. После этого, сопроводив всех до опушки и проследив, как они уехали, я потрепал Волка по холке:

– Ну что, пробежимся? Мало ли, повезёт и что добудем… Гав? Это типа одобрение? Будем считать, что так. Тогда побежали подальше, здесь мы всю дичь распугали.

– Сашка! – услышал я звонкий голосок Ольги. – Сашка!

– Ну чего? – выглянул я из открытого люка моторного отсека. – Не видишь, мы заняты?

– Сашка! – Сестрёнка слетела с кручи, подбежала к баркасу и, ухватившись за леера, подтянулась, с любопытством рассматривая, что мы с дедом делаем.

– Ну чего случилось?

– Там дяденьки военные приехали. К тебе.

– Всё, деда, шабаш, похоже, завтра доделывать будем.

– Хорошо, – с облегчением вздохнул дед и опустил тяжёлую кувалду.

Подготовка баркаса к зимовью немного затянулась. Более плотно ознакомившись с судном, я всё же нашёл мелкую, но проблему: сальник левого гребного винта явно подтекал, вот мы его и выбивали. Замену я нашёл в порту, бартером добыл, благо валы тут стояли стандартные.

Выбравшись по трапу на берег, я подошёл к мостику и, разбежавшись, ушёл под воду. Осень, вода уже холодная, так что взбодрился я хорошо. Раздеваться не требовалось, мы с дедом работали в одном исподнем, чтобы не испачкаться, я так в одних чёрных боксёрских трусах был. Как ни береглись, а всё равно все в масле. Немного поплавав и поймав брошенный дедом обмылок, намылился и хоть так смыл масло. Пока я вытирался полотенцем на берегу, сидя на борту вытащенной лодки, дед, отфыркиваясь, ополаскивался у кромки реки, для него вода так совсем холодная.

– Деда, ты закрой всё, инструменты прибери, чтобы малые не растащили, и баркас запри, а я побегу, нужно узнать, что там случилось, а то пять дней тишина. Даже в газетах молчание.

– Сделаем, – степенно ответил тот, принимая от меня полотенце.

Взбежав по лестнице, чтобы согреться после купания, – Ольга едва поспевала за мной, – я добежал до дома, накинул там рубаху и штаны и босой вышел во двор. После сдачи золота соответствующей службе обо мне будто забыли. Я ходил в школу уже спокойно, ажиотаж со мной начал постепенно стихать, спокойно занимался домом, палисадник мы с дедом починили и даже покрасили. Выкопали картошку и остальные корнеплоды, сейчас сушатся в сарае, потом спустим в погреб. Я добыл кабана – случайно, на зайца пошёл – и с помощью местного за долю малую на телеге довёз добычу до дома, и вчера мама с бабушкой натушили на зиму с три десятка горшков с тушёнкой. Сегодня утром с дедом спустили их на ледник. Ну и занимался баркасом. Мне удалось пообщаться с начальником порта, и тот, заинтересовавшись тем, что к началу судоходства я постараюсь вернуть судно в строй, легко согласился на внештатную единицу, и мы ударили по рукам. Только восстанавливаю баркас я сам. Дед, номинальный хозяин баркаса, получил все необходимые документы, так что наше судно числилось нештатной единицей порта. А ещё я пристроил деда дневным охранником на въезде на территорию порта. Оружие у него своё, берданка, так что деда легко приняли на работу. Работа через день, с семи утра до семи вечера. Дед доволен, при деле, и время на хозяйство есть.

О своих песнях я не забывал. Музыку зарегистрировать не могу, нот не знаю, не имею музыкального образования, зато слова, стихи, более сорока уже зарегистрировал, с помощью мамы, она у меня как поручитель и опекун была. Родитель, одним словом. Так что вопрос об авторстве я закрыл на первое время. Через месяц ещё столько же песен зарегистрирую. Нужно бы ещё решать вопрос с музыкой, учиться, так что я попросил директора устроить меня в музыкальную школу на вечерние уроки.

Тут ещё мама перед фактом поставила: записалась на курсы гражданских медсестёр. Уже начала ездить на занятия на велосипеде. Так что видимся только утром и вечерами. Всё хозяйство фактически свалилось на бабушку и Марину, разве что у них помощницы Луша и Валя. Ничего, справляются. Я ещё хотел в госпиталь к раненым ездить и исполнять им там свои песни, да всё времени не было, слишком плотный график. Когда с ним немного разберусь, освобожу время, тогда можно будет. Хотя о раненых не забывал: ставил ловушки на реке, где лещи крупные попадались, и их сестрёнки отвозили на кухню в госпиталь, хоть такой приварок к столу. Уже получили устную благодарность от главврача…

У машины стоял знакомый командир, который был тогда с майором Строгоновым, командиром добровольческого коммунистического батальона. Он был то ли начальник штаба, то ли командир одной из рот, должность, когда мы знакомились, он не сообщил.

– Здравствуй, Саша, – приветливо поздоровался он и тут же с ходу: – Ну что, готов выполнить своё обещание?

– Это о чём речь? – не понял я.