Леротикь

– Ты шутишь, – сказала Хелен машинально.

Некоторая степень растерянности проявилась в ее чертах, они стали почти человеческими.

– Мне очень жаль, – сказал Музыкант. – У меня доход небольшой, а рассчитывать на то, что мой отец будет содержать … нас всех … не приходится. – Он помолчал, а затем добавил с комической торжественностью, – Нужно будет многим пожертвовать.

– Не может быть, – пробормотала она, не глядя на него.

– И тем не менее это так, – заверил он ее, сохраняя серьезное выражение лица. – Не переживай. Я сниму однокомнатную конуру в Уильямсбурге, это за речкой, в Бруклине. Там живут люди, которые тебе всегда нравились – художники, поэты, беззаботная богемная толпа. Наконец-то у тебя появится возможность влюбиться в голодающего художника или страждущего поэта. Будешь вязать свитера и продавать цветы, чтобы свести концы с концами, а вечерами будешь делиться романтическими мечтаниями с предметом своей любви, за скудным ужином, состоящим из натурального салата и сухарей. А когда он умрет от чрезмерной дозы наркотиков, твой портрет, им нарисованный, заметит представитель Галереи Тейта. После чего все остальные его картины будут раскуплены за огромные деньги лучшими музеями мира.

– Помолчи, – сказала она. – Помолчи.

Молчали они целых две минуты – он, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и следя за выражением ее лица, она – напряженно пытаясь упорядочить мысли.

– Твой доход … – сказала она. – Твой … доход как исполнителя … он…

– Ты хочешь спросить, не станет ли он в скором времени достаточным, чтобы мы втроем могли сохранить сегодняшний уровень жизни. Вряд ли.

– Ужасно, – сказала она убежденно. – Дай мне сигарету.

Он соскользнул со стула.

– Мне пора. До свидания.

Придя домой, он некоторое время пытался себя занять. Попробовал читать, но не мог прочесть больше страницы. Порассматривал партитуру какой-то сонаты Шопена. Ничего не выходило – внимание не фокусировалось ни на чем.

Музыкант открыл ящик стола. Пистолет призывно заблестел.

А что потом? Сможет ли он по-прежнему быть … музыкантом? Выступать перед аудиторией? Сможет ли он ее любить так, как любит сейчас? Может ли убийца быть художником, умеет ли преступник любить? Будет ли она любить его, если он перестанет быть художником?

А ведь они это уже обсуждали. Она не поддержала его, но и не сильно протестовала. Она только, вроде бы, упомянула о реакции детей. Что-то такое сказала…

Музыкант вставил обойму, положил пистолет в карман, и спустился в холл. Дворецкий его отца, психологический близнец дворецкого дома Уолшей, спросил, не может ли чем-нибудь помочь.

– Мне – нет, – ответил Музыкант.

III

Грянули два выстрела подряд.

Тело нашли только утром. Семейный доктор заполнил все нужные бумаги. Инсульт.

Семейный адвокат нанес краткий, деловой визит.

Некролог. Не обо всяком убийстве следует писать в газете.

Инспектор Роберт Кинг, навещавший в тот вечер свою любовницу, жившую в здании напротив особняка, слышал выстрелы. Опыт подсказал ему, что это действительно пистолетные выстрелы, а не пластиковый мешок с бельем, хлопнувшийся с третьего этажа на влажный тротуар. Он стоял у окна и смотрел на особняки напротив, чья архитектура безусловно относилась к Бель Эпокь. Известняк и мрамор. Ионические колонны. Пилястры. Сегментированные фронтоны.

Спустя несколько минут Кинг отметил, что ни полицейских машин, ни карет скорой помощи нигде не видно, и люди не бегают туда-сюда по улице в панике, не кричат нечленораздельно. Прочтя через два дня некролог в одной из ежедневных газет, он вспомнил этот вечер и связал два события.

Теоретически, возможность убийства Старика Уолша была сама по себе – событием национального значения. Роберт Кинг доложил о своих наблюдениях и умозаключениях своему начальнику. Начальник пожал плечами.

Роберт Кинг решил самолично разобраться с этим делом. Хотя бы поверхностно. Когда-то давно Старик Уолш был другом его отца.

IV

Прошла неделя.

Живая Легенда – такое было у этого человека прозвище. Он прибыл в город, и его приветствовали фанфары и энтузиазм журналистов. Три длинных лимузина перевезли его и его телохранителей через мост Трайборо, а затем – вниз по Пятой, к Донне Брадли – большому, начала двадцатого века постройки, отелю в нескольких кварталах к северу от Плазы. Номер, зарезервированный для него, тщательно убрали, проветрили, проверили на наличие презервативов, оставленных персоналом отеля, и украсили свежесрезанными цветами. Внизу, в легендарной кухне отеля, шеф-повар превзошел самого себя, приготовляя роскошный ассортимент яств, который впоследствии был полностью съеден телохранителями. Сам великий человек находился в одной из своих «ореховых» стадий, т. е. ел только орехи. Иногда такие стадии длились неделями. Различные средней руки модельеры и дизайнеры интерьеров зарезервировали номера в Донне Брадли в надежде на случайную встречу с Живой Легендой в коридоре.

Ему было за шестьдесят, и последнему его интернациональному успеху недавно исполнилось двадцать лет (несколько жеманный французский фильм, о котором многие до сих пор говорили, что, мол, он их поразил, поразил). Иногда он появлялся в эпизодических ролях, напоминая о себе, и в связи с этим доход его оставался постоянным. Некогда низкорослый, плотно сбитый и экзотично привлекательный (больше в средиземноморском, чем в американском, смысле), нынче он был низкорослый, жирный, и отрешенно-скучающий, но те, кто помнил его фильмы, все еще видели в нем того – молодого, развратного, непоседливого и загадочного.

Телохранители вошли в номер, а несколько минут спустя снова вышли, глупо ухмыляясь гладко выбритыми лицами. Не обратив внимания на загадочные эти ухмылки, Живая Легенда вошел и прикрыл за собой дверь. Было очень темно. Живая Легенда нащупал пухлой рукой выключатель. Хелен, нога на ногу, руки на ручках антикварного кресла, улыбнулась солнечной улыбкой. Нервно кашлянув, сказала,

– Здравствуй, дорогой.

– Здравствуй, – ответил, подумав, Живая Легенда.

И продолжал на нее смотреть бесстрастно. Он часто удивлял многих, вспоминая неожиданно их имена, именно в тот момент, когда они собирались его осторожно упрекнуть в том, что он их забыл. Этот контраст между кажущейся тупостью и замедленностью и внезапными проявлениями ясности ума создавали иллюзию скрытых недюжинных умственных возможностей.

А затем оказалось, что в номере есть еще один гость. Он сделал движение, и его заметили. Был он высок, мускулист, смугл, и обаятелен. На нем был дорогой, не очень элегантный итальянский костюм.

Живая Легенда посмотрел на гостя тупо.

– Здравствуй, Франк, – сказал он без интонации.

Хелен снова улыбнулась, не очень уверенно на этот раз.

– Здравствуй, друг мой, – сказал Франк преувеличенно тепло, протягивая большую волосатую руку.

Живая Легенда пожал ее с неподдельным, как показалось гостю, теплом. Выражение его лица не изменилось.

– Очень рад тебя видеть, – сказал Живая Легенда все так же без интонации.

– Мадам настаивала, что ей тоже нужно здесь быть, – объяснил Франк. – Я подумал и решил – почему бы и нет. Эти козлы внизу не хотели ее пускать.

– Да, – подтвердила поспешно Хелен. – Господин Гоби очень добр…

– Шшш, – Франк Гоби подмигнул ей, приложив палец к толстым своим губам. – Никаких имен. Пожалуйста, ребята. Давайте сядем и поговорим.

Живая Легенда присел неспешно на диван. Франк придвинул второе кресло. Хелен поерзала в своем кресле и несколько изменила позу – колени вместе, ступни справа от кресла. Еще раз улыбнулась неуверенно.

Живая Легенда прибег к одному из своих излюбленных трюков – просто смотрел благосклонно на Франка, смотрел себе и смотрел. Пауза растягивалась. Благосклонность во взгляде Живой Легенды была так неподдельна, что продолжающая растягиваться пауза ничем не напоминала волевую дуэль. Когда Франк снова заговорил, он не чувствовал себя побежденным. На Хелен трюк произвел бы впечатление, если бы мысли ее не были заняты другим.

– Ну, хорошо, – сказал Франк. – Не собираешься ли ты снова сняться в фильме, друг мой? Мы уж сколько лет ждем. Мы соскучились. Э … Хелен, да? Хелен, не правда ли, было бы здорово – новый фильм? Мы соскучились, не так ли?

– Ах, да, – подтвердила Хелен, держа себя в руках. – Я, правда, не часто хожу в кино … Но на твою премьеру, дорогой, я бы с удовольствием … пошла бы…

Живая Легенда улыбнулся одними глазами – тоже фирменный трюк. Франк посмотрел на часы.