Глагол времен. Семейные истории рода Лобановских

Глагол времен. Семейные истории рода Лобановских
Владимир Михайлович Саблин

В книге собраны семейные истории рода Лобановских. В очерках прослеживается подъем по социальному лифту детей бывшего крепостного из Рязанской губернии Дмитрия Лобановского, их судьбы на фоне исторических событий в стране. Став интеллигентами в первом поколении, они передали потомках энергию, нравственные качества, ум, хватку. Эти качества наследники проявили во всех родах деятельности: кто-то стал педагогом, машинистом паровоза, инженером, кто-то моряком, летчиком, кто-то служащим, а кто-то просто воспитывал детей. Сильные стороны представителей рода особенно проявились в военные годы, в годы лихолетья. При подготовке очерков использованы письма, дневники, воспоминания, материалы семейных и государственных архивов. Ныне потомки Лобановского проживают в разных странах, но они по-прежнему воплощают те высокие деловые и нравственные качества, которые были выработаны их предками.

Владимир Михайлович Саблин

Глагол времен. Семейные истории рода Лобановских

Дом Лобановских в Майкопе

История есть сущность бесконечного множества биографий.

    Томас Карлейль

От автора

Когда я учился в школе, наша семья, как и многие ленинградцы, жила в коммунальной квартире. В нашей комнате на высокой стене на видном месте висел портрет мужчины средних лет с волнистыми русыми волосам, с серьезным взглядом. Мне говорили, что это мой дед инженер-гидротехник Владимир Иванович Морозов, родиной которого был далекий город на Северном Кавказе – Майкоп. По рассказам, он в юности носил синюю косоворотку, купался в реке Белой, ходил в горы с братом – и потому я считал его казаком, хотя он и прожил всю взрослую жизнь в Ленинграде. Закончил свою жизнь Владимир Иванович в блокаду: умер от голода. Со временем я познакомился с обрывками той нити, которая связывала наш ленинградский дом с Майкопом: увидел фотографии и письма родственников-макопчан, подержал в руках фотографии из архивов родни, подтверждающие наши майкопские корни.

Потом пришел интерес к личному дневнику, я записывал в общей тетради, что со мной происходило сегодня. Познакомился с блокадным дневником своей тети Ирины Морозовой, оцифровал его. После обнаружения архива Морозовой в мои руки попали письма, довоенные и времен войны, пришедшие из Майкопа. Войдя во вкус семейной истории, зафиксированной человеческой рукой, я, тесно общаясь с мамой и бабушкой, записывал эпизоды их воспоминаний, что время от времени открываются человеку в бездонном сундуке памяти.

Семнадцать лет назад вышла в свет книга о Саблиных, моем роде по отцовской линии, которую подготовила двоюродная сестра Вера Саблина. Проделав на этом пути титаническую работу, собрав родню из многих городов страны.

Когда ко мне пришел опыт журналистской и литературной работы, я почувствовал, что надо как следует изучить историю рода по матери и зафиксировать обрывочные знания, составив о нем книгу. Последовали поездки в Майкоп, Краснодар, запросы в архивы, поиск в интернете.

Зачем все это нужно?

Как пишет американский психолог Михай Чиксентмихайи, «хранение в памяти длинного списка предков, уходящего на десяток поколений в прошлое, особенно радостно потому, что так человек удовлетворяет потребность найти свое место в нескончаемом жизненном потоке. Вспоминание ушедших родственников помещает его в цепь, начавшуюся в таинственном прошлом и уходящую в непостижимое будущее».

Академик Д.С.Лихачев называл привязанность к своей семье, своему дому, селу, городу, стране нравственной оседлостью. Привязанность к данным понятиям является признаком нравственного человека. Именно так рождается чувство Родины, стержень общественного сознания, которое соединяет людей и держит народ. Ну, а как можно любить что-то, не зная этого?

В прошлые века знание и уважение к своим предкам в семье формировалось во многом религиозным чувством. Ребенок, познав грамоту, заводил книжечку-помянник, куда вносил даты жизни и смерти предков и родственников для поминания их во время вечерней молитвы.

Конечно, я не буду вспоминать о деде, о ком-либо из предков каждую секунду, и даже в текучке будней каждый день не буду этого делать. Но нравственные уроки его жизни и биографии помогут мне на поворотах судьбы, в тяжелые моменты, когда потребуется решать и выбирать, положа руку на сердце.

При подготовке книги использованы государственные архивы Краснодарского края, Республики Адыгея, Ростовской. Московской, Рязанской областей, фонды Российского государственного архива ВМФ и ЦА МО (архив ВМФ, г.Гатчина). Неоценимые источник – дневники Ирины Владимировны Морозовой и ее сестры Людмилы Владимировны Саблиной, воспоминания Агриппины Ивановны Морозовой, Людмилы Владимировны Саблиной, Натальи Владимировны Новицкой, письма Майи Шапошниковой и Бориса Хвастунова. Я благодарен четвероюродному брату Петру Косинскому и семье Канаян за предоставление материалов по истории рода и за постоянную поддержку в ходе поисков.

Родное село на Оке

Село Белоомут лежит в 160 километрах на юго-восток от Москвы, на левом берегу Оки. Река здесь является границей Леса и Лесостепи, по которой проходил рубеж защиты от набегов кочевников на Московское княжество. На восток, по левому берегу – Мещера, обширная низменность, занятая лесами, лугами, болотами, которая в весеннее время надолго затапливается бескрайним половодьем. Село лежит на песчаных буграх, но правый, западный берег все же выше, как и на всех реках.

Белоомут впервые упоминается в XV веке. За 1497 годом во вкладной книге Солотчинского монастыря записано: «Лета 7005 года в. кн. Федор Васильевич рязанский придал в дом пречистыя Богородицы на Солотчю к Григорьевскому селу уезд борть с белоомутцкими бортники от речки от Пилиса по Переделец и Чернятин-скую депрь …» К 20-м годам XVII века это крупное село, в нем крестьянских, рыболовных, бобыльских и вдовий 145 дворов, людей в них 148 человек.

В 80-х годах XVI века крестьяне села были включены в дворцовое хозяйство в качестве царских рыбаков: жалованная грамота об этом была выдана правительством царя Федора Ивановича в 1585 году. Она закрепила за белоомутскими рыбаками совместно с рыбаками соседних сел Ловцы и Любичи право монопольного лова в Оке от впадения Цны до Терехова монастыря, что за Старой Рязанью. Рыбаки делили речные владения на небольшие промысловые участки, каждый для артели, включавшей 15–20 человек.

Этими участками пользовались многие годы, почему связи рыбаков со своими участками и товарищами по артели значили больше, чем общесельские. Оттого в Белоомуте до начала XX века не отмечали престольных праздников. Улов шел в уплату царского оброка. В начале XVII века рыбаки должны были за год доставлять царскому двору 55 белорыбиц. 120 стерлядей, 90 щук, 90 лещей и 11 бочек остальной рыбы. Оставшаяся рыба шла себе на стол или на продажу.

Рядом с селом (названным вскоре Верхним Белоомутом) расположился еще в годы смуты, т. е. в XVII веке, укрепленный пункт охраны судоходства на Оке, в котором стоял стрелецкий отряд. Недалеко от него на речке Комарке в XVII веке вырос поселок Комарев (позднее Нижний Белоомут), где за высоким забором размещался кружечный двор (кабак) и таможенный двор.

Есть предположения, что царь Петр I мог заезжать в Белоомут во время Каспийского похода 1722 года.

В 7 километрах от Белоомута лежит Перевитское городище. Рязанская крепость Перевиток была возведена на северной границе княжества в конце XIV чека.

В 1860 году в Верхнем Белоомуте уже насчитывалось 619 дворов, число мужчин составляло 2184, число женщин 2318. В нем имелось две церкви, волостное правление, приходское училище, богодельня, базар проходил по понедельникам. На реке стояла пристань – с нее отправляли до 500 000 пудов сена в год, а еще камень и лес. Приходили по воде разные товары: железо, сельдь, соль, спирт.

В те же годы в Нижнем Белоомуте насчитывалось 603 двора, число мужчин составляло 2115, число женщин – 2416. Стояли две церкви, базар проходил по пятницам, в году проводилось две ярмарки – Покровская (10 октября) и Рожественская (25 декабря).

В Преображенской церкви веками была реликвия, хранилось древнее евангелие XVII века.

Занятием населения кроме рыболовства было прежде всего луговодство, отдача внаем лугов, торговля сеном, разработка торфа, бурлачество, ремесла, портняжное дело. Еще при крепостничестве белоомутский швец брал в котомку ножницы, аршин в руку – и шел по деревням обшивать народ. В начале XX века московские фирмы отдавали наиболее сложные заказы именно белоомутским портным. Крестьяне держали барки и суда, работали коноводами на баржах по Оке. Местные мастера освоили резьбу по дереву, роспись, столярное и позолотное дело, дабы исполнять заказы на иконы. Хлебопашеством народ почти не занимался.

Путники отмечали, что по берегам Оки народ бойчее и деятельнее, избы красивее, одежда щеголеватее. В селениях больше правильности, прочности и тщательности отделки. Даже в бедных семьях все вымыто, выскоблено. Порядок в доме удивлял сторонних наблюдателей. Журнал «Новое время» за 1883 год отмечал, что в Белоомуте «правильные порядки красивых, частью двухэтажных домиков с палисадниками, балконами и мезонинами, несколько больших церквей, два мужских и два женских училища. Все это делает Белоомут похожим на небольшой уездный городок».

Характерной чертой крестьян стало желание выделиться, проявить себя в одежде.

В середине XIX века Верхним Белоомутом владел Николай Огарев. Социалист и поэт решил отпустить крестьян на волю. Когда он в 1838 году объявил всенародно об этом на сходе, собравшиеся (около 700 человек) упали на колени, заплакали, закричали: «Не желаем, батюшка-барин, освобождения. Не кидай нас!». Николай Платонович вел себя либерально, в дела не вмешивался, наложил небольшой оброк. В 1846 году договор о переводе крестьян в разряд вольных хлебопашцев вступил в силу. Поэт задумал создать в селе автономную крестьянскую общину, но в итоге наделы бедных крестьян и отходников староста отбирал за долги и отдавал своим друзьям. Произошло расслоение крестьянства, стали появляться кулаки. Но бескорыстие Огарева запало жителям как образец заботы о простом человеке. Ужасов крепостничества они не испытали.

К началу XX века на местные нравы (ранее сдержанные, несколько суровые) благотворное влияние оказали развитие торговли, отхожие промыслы, рост грамотности, школьное образование.

В речи жителей этих мест характерно было употребление слов на – КЯ: нянькя, негодяйкя, злодейкя, редькя, копейкя.

В 1858 году, когда в селе Нижний Белоомут проводилась последняя ревизия, оно принадлежало помещику генерал-адьютанту, генералу от кавалерии Михаилу Григорьевичу Хомутову. По ее итогам в ревизской сказке под № 42 значится семья: Акул Феоктистов Лобановский 62 лет, жена Акула – Авдотья Емельянова 63 лет, его подкидыш Дмитрий 23 лет, жена Дмитрия – Катерина Иванова 20 годов, а также Дмитрия дети Павел – родился в 1855 году, и Петр – родился в 1856 году. В соседнем дворе (№ 43) значится семья Дмитрия Егорова Лобановского о 25 годов. Других лиц с фамилией Лобановский в селе не значится. От Дмитрия Акулова Лобановского по устному преданию и пошел наш род.

Яков – всему голова

Крестьянская семья Дмитрия Лобановского в 1860–1870-х годах, после того, как русский крестьянин получил свободу, подалась из Рязанской губернии на юг – в только что присоединенную к России Кубанскую область. В Белоомуте пахотной земли немного, а на юге вдоволь, черноземы. Выбрали Майкоп, форпост России на западном Кавказе, который с 1871 года стал городом. Приехали с детьми – сыном Павлом и дочерью Варварой, на месте же уродилось еще трое. Василий подался в машинисты паровоза, что было крайне престижно. Яков выучился на учителя и стал учить детей в Елизаветполе (нынешняя Гянджа) по иную сторону кавказских гор. Только сердце тянуло его домой – в Майкоп, и потому он настоятельно хлопочет о переводе. Направляет прошение.

«В Кубанскую дирекцию народных училищ:

Ваше Превосходительство! Только особая исключительная нужда заставляет меня беспокоить Ваше Превосходительство своею просьбою.

Почтительнейше прошу Вас выслушать меня и если можно удовлетворить мою просьбу.

У меня есть брат, который 15 лет служит народным учителем. В настоящее время от многих жизненных невзгод, а также вследствие честного отношения к своему делу здоровье его пошатнулось. К тому же он обремененный большим семейством: дети растут, он не может сделать для них ничего, кроме как кормить их, да и то с трудом. Он сам бьется как рыба об лед, но ничего не выходит. Он, например, целый год имел урок частный в три рубля с тем, чтобы отдать подготовить старшего сына в институт, а теперь оказывается труд пропал так как нет средств свезти его на экзамен. Между прочим и другие дети перерастают свой школьный период, так как отец не в состоянии платить за их подготовку. А также содержать в каком-либо учебном заведении.

Между тем мой прямой долг помочь ему, тем более, что я являюсь его единственною поддержкою. Долгом же своим я считаю потому, что с тех пор как только себя помню, был на его попечении, следовательно воспитывая меня, он имел право рассчитывать на мою поддержку. А что же я могу сделать для него за тысячу верст да еще на свое помощническое жалование? Будь я еще холостой! А то мне самому приходится содержать семью.

В виду всего вышеизложенного почтительнейше прошу ВАШЕ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО не отказать в просьбе моей назначить меня на вакантную должность учителя-надзирателя Майкопской горской школы. В этом городе служит в одноклассном училище брат мой ШАПОШНИКОВ. Удовлетворяя этой просьбе, Ваше Превосходительство удовлетворите просьбе двух человек семейных. (Если же по какой-либо причине Вашему превосходительству нельзя будет назначить на эту должность, то хотя бы на должность сверхштатного учителя Майкопского городского училища.) Зная Ваше милостливое внимание к своим подчиненным, имею надеяться, что не получу отказа в своей просьбе.

Ваш покорный слуга помощник учителя Елизаветпольского городского училища Яков Лобановский».

К прошению Якова были приложены аттестат об окончании курса (Тифлисского) Александровского учительского института за 1895 год, свидетельство о рождении и крещении, формулярный список.

Константин Шапошников состоял его свояком, был мужем сестры Екатерины и работал учителем – заведующим 2-м Майкопским народным одноклассным училищем. Преподавал также пение и гимнастику. Был известным в городе человеком, в 1901–1904 гг. состоял гласным городской думы. Имел несколько детей. Как вспоминал писатель Евгений Шварц, Шапошников в 1900-е годы был первым учителем будущего писателя, он готовил того к поступлению в реальное училище. Семья у Шапошниковых, в дом которых ходил Женя, была большая. Взрослые «моего учителя Шапошникова Константина Карповича прозвали за его рост и могучие плечи броненосец «Ретвизан». В день крестин брата будущего писателя «пришел крестный отец Константин Карпович Шапошников, большой, бородатый, в серой черкеске, постукивая деревянной ногой».

Раз пересеклась судьба Е. Шварца и с детьми Лобановского. Летом 1907 (?) года семьи директора реального училища Истаманова (Шварцы были с ними близки, взяли и Женю) и Якова Лобановского отправились на подводах в горы. «От избытка чувств, – пишет он в дневнике, – я влюбился в Валю Лобановскую, очень хорошенькую, смуглую, черноглазую девочку лет тринадцати, и глаз не спускал с нее, и выставлялся изо всех сил в ее честь».

Ну, да это будет потом.

Мечта Якова осуществилась, 2 сентября 1896 года его перевели в Майкоп, в горскую школу учителем-надзирателем. Школа эта была открыта в Майкопе в 1871 году с целью распространения просвещения среди горских народов. Руководство положило молодому педагогу жалованье в 400 рублей и столовые – 120 рублей. Квартирных в данном случае не платили, поскольку жил он у родных.