Он нахмуривается и выходит обратно на кухню. Пусть детские брови и выглядят смешно, но такая серьёзность вынуждает заволноваться. Оба вздрагивают от неожиданности и несколько секунд молча смотрят на Августа.
– И почему ты не в комнате? – наклоняется мужчина, вздрогнув.
– Я знаю, что вы хотите забрать дом моих родителей, – серьёзным тоном произносит мальчик. – Но у вас ничего не получится! Я расскажу всё, что услышал, и вас посадят в тюрьму.
Отчим с мачехой на миг пугаются. Даже посмеяться над такой отвагой не могут. Они бы и рады и даже пытаются, но смех не выходит. Оба только крякают, тычут пальцами, бьют ладонью по столу, но потом нахмуриваются и перестают кривляться.
– Ах ты маленький, неблагодарный гадёныш, – кривится мужчина. – Думаешь, я стану это терпеть?!
Он хватает Августа за шкирку и ведёт к дивану. Больно надавив на шею, отчим начинает лупить мальчика ремнём. И с каждым словом удары становятся больнее.
– Мы взяли тебя в свой дом! Кормим! Моем за тобой и стираем! И ты ещё собрался мне указывать?!.. – он бьёт, не останавливаясь, не обращая внимания на плач и непроизвольные крики. – Ты ещё жизни не видел, болван!.. Ты будешь делать всё, что я тебе скажу! А иначе отправишься в приют к остальным сиротам!..
Он ещё долго вымещает злость. И особенно больно бьёт, когда своими оскорблениями заставляет Августа вспоминать, что у него больше нет родителей.
– Беспризорник!.. – выкрикивает мужчина, задыхаясь и с трудом удерживая во влажных ладонях ремень. – Неуч!.. Выродок!.. Ублюдок!..
Наконец, запыхавшись, он сваливается на диван и хрипит от нехватки кислорода. Даже тихий плач Августа не слышно за тяжелыми вздохами. Отчим глотает воздух, схватившись за левый бок, и не может говорить.
Остаётся только отползти в сторону. Потом, с трудом найдя силы, мальчик добирается до комнаты, забивается в угол и ещё очень долго не может пошевелиться от боли.
На следующий день едва получается идти. Утром его не обнаруживают в комнате, потому что к этому времени хватает ума и смелости сбежать. Ясно, что это рискованно, но что ещё остаётся? Только надеяться, что в этот раз добрая соцработница сумеет помочь.
Неужели бывают такие ужасные люди? Они с самого начала знали, что будут обращаться с пасынком, не как с родным, а как с бездомной собакой. Поэтому и забрали бумажку с номером телефона. Знали, что рано или поздно Август осмелится ей позвонить и всё расскажет. Значит, сами понимали, что жизнь с ними хуже, чем в приюте.
Долго рассуждать об этом не приходится. К счастью, город не такой большой. Пусть он совершенно незнакомый, но что найти дорогу всё-таки получается. А затем, когда остаётся всего несколько шагов до кабинета, кто-то хватает за плечи.
– Вот ты где! А кто это у нас? Кто это тут у нас шастает? – трясёт августа за плечи та неприятная чавкающая пожирательница пряников.
– Мне не три года, мне одиннадцать, – обижается мальчик на её сюсюканье.
Женщина тут же меняется в лице.
– Тогда и веди себя, как взрослый, – фыркает она.
После чего она тянет Августа к выходу. Он не может понять, что происходит, оглядывается на кабинет, который всё дальше, и пугается. Ведь за той дверью последняя надежда на спасение, а теперь кажется, что она навсегда исчезает.
Хуже становится с каждым мгновением. Сначала эта странная дама выводит из здания, потом тащит за угол, а там раздаётся пугающий голос мачехи.
– Вот он где, наш малыш! – сообщает она наигранно.
Изображая беспокойство, она ленится даже просто обнять мальчика, за которого якобы так сильно волновалась. Вместо этого женщина достаёт платок и начинает вытирать слёзы, чтобы было видно, как сильно она страдала и как продолжает страдать.
Только вот Августа она обмануть не может. Он понимает, что сейчас вновь окажется в лапах этих чудовищ. Отчим даже сейчас едва сдерживается. Он вроде улыбается, но криво, явно подавляя в себе желание схватить пасынка и выпороть снова.
– Нет! – хватается мальчик за платье соцработницы. – Не отдавайте меня! Они не добрые, они притворяются! Они меня бьют!
Та останавливается и вздыхает, свесив челюсть. Потом брезгливо убирает руку мальчика со своего платья и нависает.
– Слушай, умник, ты, наверное, думаешь, что в мире целая куча добреньких родственничков или простофиль, которые с радостью возьмут тебя к себе домой. Да? – говорит она совершенно безразличным голосом, даже не обращая внимания на то, как во взгляде Августа в этот момент мир, разрушенный до осколков, стирается в порошок. – Так вот я, в отличие от тебя, пожила в приюте и знаю, что это за место. Так что лучше замолчи и в следующий раз слушайся взрослых.
После такого едва получается говорить, но приходится себя заставить. Вдруг она просто неправильно поняла? Наверняка её запутали или обманули. Он говорит, хотя и сам уже не верит, что в этом есть хоть какой-то смысл.
– Вы не понимаете, они меня бьют…
– И что?! Шлёпнули разок по попке, и ты побежал плакаться? Лучше помалкивай и слушай, что тебе говорят.
– О, спасибо!.. – чуть не бросается к ней мачеха, но женщина останавливает её жестом.
– Слушайте, мне по боку. Ясно? – Она буквально заталкивает Августа в машину, не давая ни малейшего шанса на то, чтобы вырваться. – Но мы с вами о таком не договаривались. Больше я вас прикрывать не собираюсь.
– Пожалуйста, – вырывается последняя мольба, прежде чем этот жестокий мир успел навсегда измениться.
– А ну-ка заткнись и скажи спасибо, что тебе не дали попасть в приют. А то я бы живо могла это устроить, – не удерживается соцработница, а затем поворачивается к отчиму.
– Спасибо, – говорит тот. – Больше это не повторится.
– А вы, что, уже собрались уехать?
Мужчина жмётся, фыркает, с большой неохотой достаёт бумажник, начинает в нём рыться и, видимо, очень старается ничего не найти. Через пару секунд соцработница просто отнимает бумажник, вытаскивает оттуда стопку купюр, после чего возвращает портмоне владельцу.
Вдруг появляется ещё шанс. Когда практически всё уже предрешено, Август замечает, как из дверей здания с серыми коридорами выходит женщина, которая угощала пряниками. Явно торопится, копается в сумочке, не видит, что происходит.
Сердце начинает колотиться от взгляда на дверную ручку. Вот она, совсем рядом, и никто не смотрит. Если только успеть выскочить, если закричать, если добежать!..
Времени думать нет. Либо смириться, либо бежать. А стоит ли мириться? Мальчик дергает ручку, замок щёлкает, взрослые оглядываются, но от неожиданности медлят. Август не вылезает – он выпрыгивает из машины и бросается бежать.
– Тётя! Тётя! – зовёт он изо всех сил.
Женщина его быстро замечает, присаживается и встречает улыбкой. Правда, она не ожидает, что мальчишка вцепится в неё, чуть не повалив на землю.
– Да что случилось?
– Спасите меня. Пожалуйста! – упрашивает он.
Вторая работница и отчим с мачехой замешкались. Все трое понимают, что им не выкрутиться, если что-то пойдёт не так. С другой стороны, обратной дороги нет. Мачеха снова начинает рыдать на бегу и вытирать слёзы, отчим прячет гнев за неуклюжей улыбкой, и только вторая соцработница остаётся собой: она продолжает чавкать даже без жвачки и даже на бегу.
– Он меня бил, – указывает мальчик на отчима. Язык не поворачивается называть его хотя бы дядей. – Я не хочу оставаться с ними.
Женщина не успевает нахмуриться, как её коллега находит способ всё объяснить.
– Бедняжка. Он отказывается поговорить с врачом об этой чёрной магии или что он там видел? – сообщает она, противно чмокая губами. – И когда… э, родители попытались отвести его к психиатру, то он начал выдумывать…
– Честно говоря, я на самом деле его ударил, – внезапно признаётся отчим. – Он вдруг выскочил из-за угла и закричал, что мы не получим ни гроша от его наследства. Прямо в лицо моей дорогой заботливой жены. Это так её расстроило… Я… я виноват, мне не стоило его шлёпать…
Женщина выдыхает с облегчением.
– Вы меня напугали. Я уже думала, вы действительно его били.