Замороченный лес. фантастический роман

– Ну, смотри, Мормон, – предупредил товарища Бугай, – ошибешься – сам дорогу искать будешь.

– А что, я согласен, – беспечно объявил Мормон. – У меня в роду все экстрасенсами были. Я тоже немного телепат.

– Да уж, – пробурчал Бугай. – Языком ты телепаешь. Шишимора, неси хлороформ.

Женщина достала с сиденья пластиковую бутылку и тряпку, обильно смочила тряпку жидкостью из бутылки и, скривив лицо, передала тряпку Мормону. Тряпку прижали к лицу девочки. Девочка издала сдавленный и протестующий вопль, немного подергалась, но вскоре обмякла, обронила свой нож и затихла.

– В тайник ее, быстро! – Приказал Бугай, швыряя девочку Шишиморе.

Мормон опасливо оглядывался по сторонам и, сморщившись, потирал прикушенный девочкой палец. Свидетели похищения поблизости не наблюдались. Где-то в стороне центральной площади громко бухала патриотическая музыка, словно за прошедшие десять лет ничего не изменилось, не пронеслись над страной ветры перемен, разбившие в пух и прах прежние идеологические установки.

Под задним сидением автомобиля находился специально приготовленный тайник. Мормон поднял сиденье, а Шишимора засунула туда усыпленную девочку.

– Меняем колесо, и поехали, – отрывисто распорядился Бугай.

Мужчины достали из необъятного багажника домкрат и запасное колесо и быстро заменили пробитое. Шишимора села на заднее сиденье, Бугай за руль, а Мормон рядом с Бугаем.

– Валим отсюда, – сказал он, все еще озираясь по сторонам.

Джип медленно двинулся вперед.

Так была похищена Наташа Туголобая.

Городок Чумск, по которому ехали на автомобиле похитители Наташи, представлял собой удручающую провинцию. Его и городом-то назвали из жалости, когда жители деревни Чумовой послали в Петроград письмо к Ленину с горькими жалобами на нелегкое и голодное существование и просьбу о помощи. Помощь партии большевиков выразилась в переименовании деревни в город – «авось, городская жизнь слаще покажется». Однако подобное изменение имиджа нисколько не сказалось на затрапезной жизни жителей деревни и их исключительной тяге к алкоголю. Знаменитая «Чума», производимая на местном водочном заводе, единственно исправно функционирующем предприятии, была способна свалить с ног даже египетского сфинкса. Похитителям попалось на дороге изрядное количество «очумевших» мужиков. Некоторые еще держались на ногах и брели куда-то, поддерживая друг друга. Другие уже лежали в обширных лужах, приводя в восторг плавающих здесь же уток.

Дорога, как можно было уже догадаться, представляла собой «путь из варяг в греки», по которому нужно было передвигаться, где вплавь, где волоком. Там, где отсутствовали лужи, присутствовала обильная грязь, похожая на расплавленный шоколад.

И хотя прозванный внедорожником джип ехал всего лишь по русской дороге, его мотор ревел и хрипел в отчаянной натуге. (Что бы, интересно, случилось, если бы машина съехала с дороги и помчалась по настоящему бездорожью?) К тому же нужно было постоянно следить, чтобы ненароком не задавить утку или пьяного.

Бугай сдавленно матерился, когда какой-нибудь раскованный алкаш бросался под колеса. Мормон пытался выглядеть невозмутимым, но это получалось у него не очень – на его переносице выступили тревожные бисеринки пота. Шишимора, не переставая, дымила сигаретами. Под сиденьем автомобиля лежала усыпленная девочка, и любой захудалый мент мог при досмотре ее обнаружить.

Потом, когда они все-таки выбрались на асфальт, машина уперлась в праздничную демонстрацию, шествующую по улице с красными влагами и транспарантами типа: «Всю власть Советам!», «Чубайса на электрический стул!», «Ленин, Сталин, Анпилов». Жители Чумска не были особенно политизированными и привыкли обсуждать политические неурядицы в узком кругу за стаканчиком водочки, но, как правильно сказал Мормон, за неявку на политическое мероприятие власти грозились отключить электричество и газ. Громко играла музыка, в основном старые патриотические или пионерские песни, иногда почему-то перебиваемые скрипучим голоском Кристины Орбакайте.

– Черт, устроили маевку! – Ругнулся Бугай. – На дворе двадцать первый век, а эти в Первомай играются.

– А мне нравится, – мечтательно заметила Шишимора. – В детстве я очень любила первомайскую демонстрацию: шарики, красные флаги, мороженое по двадцать копеек, и все остальное.

– Это в тебе детстве ностальгирует, – объявил Мормон. – Попади ты сейчас в то время, ты бы и дня прожить не смогла. Представляешь, вызывают тебе на комсомольское собрание и начинают допытываться, как протекает твоя половая жизнь. Что ты на это скажешь?

– Ой! – Громко сказала Шишимора.

– То-то же, – удовлетворенно заключил Мормон.

– Ой! – Повторила Шишимора и подпрыгнула на сиденье.

– Ты чего? – Удивленно спросил ее Мормон.

– Ты чего? – Спросил Бугай.

– Девочка очнулась, трепыхается.

– Поехали быстрее! – Потребовал Мормон.

– Куда поехали? – Угрюмо пробурчал Бугай, указывая носом на демонстрацию.

– Ну сверни на другую улицу.

– Застрянем. В этом чертовом Чумске все дороги, что каналы. Сядем в лужу, можем обратно уже не выбраться.

– Ох, чтоб тебя! – В очередной раз подпрыгнула Шишимора.

Наконец демонстрация миновала автомобиль. Последними шли две подвыпившие старухи в красных косынках и скандалили друг с дружкой. Одна считала, что вторая является ведьмой, испортившей ее свинью.

– Поехали! – Сказал Мормон.

Джип, едва не задавив старух, рванул вперед.

Центральная улица, хотя совсем недавно была заасфальтирована, по своей структуре напоминала стиральную доску. Автомобиль задрожал. У Мормона отчетливо застучали его фарфоровые зубы, что вместе со стуком вылетающего гравия вызывало нервное расстройство. А на заднем сидении прыгала Шишимора – ее и автомобиль подбрасывал и дергающаяся под сидением Наташа.

По сторонам дороги, дрожа и покачиваясь, проплывали городские здания, вначале двухэтажные кирпичные параллелепипеды, простые, как вся массовая культура, местами украшенные мозаиками, схематично изображающими подсолнухи и рогатые коровьи головы. Зато возникший позже частный сектор радовал разнообразием форм и густой зеленью садов.

Иногда дорогу храбро перебегали беспечные куры и кошки, невзирая на изрядное количество смятых трупов сотоварищей, приплющенных к асфальту проезжающими машинами. По счастью Бугай никого не задавил, хотя и имел такие намерения.

– Значит, план такой, – сказал Бугай. – Доезжаем до указанного места…. Мормон, возьми карту в бардачке. Вот. Девочка указывает нам тропу….

– Будет она тебе ее указывать, – простучал зубами Мормон.

– У нас для этого специальное средство имеется. Та колдунья дала. Смесь гашиша, мака и мухоморов. От него девочка в транс впадет и вещать станет. Укажет нам дорогу, мы ее сразу отпустим. Она после этой отравы ничего помнить не будет.

– Не загнулась бы только, – Мормон с сомнением разглядывал пожелтевшую карту, нарисованную от руки на плотной, помятой бумаге.

– Да карта же столетней давности! – Недовольно пробурчал он.

– Не столетней, – возразил Бугай. – Ее один белый офицер сделал, когда от красных в девятнадцатом году в здешних местах прятался. Он это скрытый лес и нашел. Видишь, тропа от старого дольмена начинается. Но только простой человек ее не найдет. Офицер тот тяжело раненым был, поэтому и проник в этот лес.

– Кем он тебе приходится? – Спросила Шишимора.

– Какой-то прабабкин хахаль. Его после все равно расстреляли.… Потом Шишимора останется в машине, а мы с Мормоном пойдем в этот лес.

– Не нравится мне эта затея, – пробурчал Мормон. – Слишком похожа на авантюру.

– Ты же сам тот порошок видел. Он из корней того растения сделан, которым прабабкин хахаль вылечился. Это же панацея! На карте все указано. Вот – тропа, вот – Белый цветок.

– Наврала тебе прабабка, – решительно заявил Мормон. – Может, и вылечился чем ее хахаль, да только где видано, чтобы в густонаселенном районе были какие-то таинственные места. Здешний лес от силы три километра в поперечнике. Может, восемьдесят лет назад он побольше был, и лекарственные цветы в нем водились, а теперь в нем алкаши водятся, что по праздникам в кустах пикники устраивают.

– А за похищение ребенка нам статья светит, – пугливо напомнила Шишимора.

– Ну, одной статьей больше – одной меньше, – беспечно потянулся Бугай. – Главное, что за порошок из корней Цветка тот американский фармацевт преогромные бабки отваливает, в свободно конвертируемых купюрах.