Аксолотль и статуэтка превращений. Часть третья

На берегу волшебного моря сидел печальный ребенок, глотал слезы, всхлипывал. Печального ребенка не интересовали красоты моря, не волновала его яркость и живописность заходящего в море солнца, и песни прекрасных наяд не трогали его опечаленное сердце. Ребенок остался один в этом странном, колдовском мире, без родных, без знакомых, без дома, теплой постели, сытного ужина. Один одинешенек на весь белый свет. Звали печального ребенка Сашей Бякиным.

Саша покинул дом утром, уйдя вместе с мамой за чесноком для защиты от вампиров. Маму он потерял сразу же. Мама встретила друзей, которые позвали ее к другим друзьям, которые будут отдыхать у своих друзей, а у последних тоже имелись друзья. Приказав сыну идти за чесноком, мама исчезла. Но Саша за чесноком не пошел.

Полдня Саша болтался по улицам преображенной станицы, любовался достопримечательностями, искал, что бы украсть. Кое-что украл, пополнив свои запасы ворованных раритетов. И никто его не поймал. Потом Саша пришел домой и обнаружил, что дома нет. Улетел в дальние дали, не оставив ни ответа ни привета. Об этом печальном факте Саше поведала Нюрка, но сердобольности не проявила, домой сироту не пригласила, а прочих соседей Саша не увидел – все они зализывали раны после битвы с Виктором Шварцем.

Выбросив наворованное, Саша убежал искать улетевший дом, потом искал маму, и искал их поочередно всю вторую половину дня, но не нашел никого и ничего. В тяжкой кручине Саша пришел обратно к берегу – может, вернется назад остров, прилетит на его печальный зов, или мама после загула возникнет на горизонте. Саша плакал, звал маму, бабушку, брата Лехошу. Но все тщетно.

– Если вы вернетесь, – говорил Саша Бякин, – я воровать перестану, уроки делать буду, Лехошу не буду бить и помогать стану. Я буду хорошим-прехорошим, только вернитесь.

– Зашибись, – послышался рядом голос, – нам такие люди завсегда нужны.

Саша резко обернулся. Позади него стояли Димка Куров и Сергей Дубинкин, смотрели на Сашу внимательно и сочувственно.

– Сачик, пошли с нами, – предложил Дима.

– Куда? – спросил Саша.

– Пиратом станешь. Будешь вместе с нами корабли грабить, сокровища добывать, по морям и океанам плавать. У нас собственный корабль имеется.

В другой бы раз Саша тысячу раз подумал, поразмыслил о последствиях: сколько раз Куров и Дубинкин таскали его за уши, выкручивали руки, да и наличности лишали, когда эта наличность у Саши появлялась. А мучили его как… Так изощренно даже Жюль де Ре свои жертвы не мучил. В другой бы ситуации Саша к Курову на пушечный выстрел не подошел. Но сегодня, находясь в состоянии ипохондрическом, не понимая опасных последствий принятого решения, Саша на предложение согласился.

– Тогда пошли. Мой корабль ждет тебя, Саша Бякин.

Для Саши Бякина пираты были явлением абстрактным, не вызывающим никакого отклика в душе. Бандиты – это понятно, бандиты – это близко, это смысл жизни и надежда на будущее. Начальники и бизнесмены – не совсем бандиты, но все же такая карьера тоже нареканий не вызывает. А вот летчики, космонавты, исследователи загадок истории, астрономы и просто мечтатели – лохи несусветные, их мама Альбина дураками считает, соседи презирают, а бабушка как отрицательный образ в пример ставит. Простые работяги, трудящиеся в поте лица ради жалкой копейки, вообще обсуждения не заслуживают. А пираты – это что-то близкое, но непонятное.

Книжек Саша сроду не читал, и никто в его семье не практиковал это пустое времяпровождение, так что о пиратах он был наслышан, но только слегка, и не мог составить внятного представления. Вроде бы почти бандиты, тоже крутые, но не на «мерседесах» ездят, а на кораблях плавают, и стрелять горазды, но пираты давно были, может, десять, а может даже пятнадцать лет назад. Такой срок давности некоторые сомнения вызывает. Саша помялся, подумал, но в пираты пошел, был принят в команду, вооружен абордажной саблей и кремневым пистолетом, посажен на клотик впередсмотрящим. Так для Саши Бякина началась флибустьерская карьера.

Женька одиночество не любил. Особенно после того, как из семьи ушел отец, соблазненный более молодой красоткой. Это событие стало большоей семейной трагедией, разделившей жизнь на «до» и «после». «До» – это веселые вечера с игрой в шахматы, нарды, дружные чаепития с анекдотами и прибаутками. «После» – это тишина, малоразговорчивость матери, отчужденность старшего брата. Пропало желание смотреть телевизор, играть на игровой приставке или читать авантюрные книги. Пропало ощущение безопасности. Пришли тревога и душевное напряжение.

А теперь новые испытания. Теперь не только отец, но и все остальные родственники изменили не только семье, но и своему человеческому предназначению.

Женя ужинал один, он даже в дом заходить не стал, чтобы не видеть родных. Его брат и мама уже пустили побеги, расцвели буйным ароматным цветом и утратили интерес к общению. Конечно, представители волшебной фауны составили ему компанию: демоны-еноты сели с боков, дракон улегся в ногах, гарпия села на дерево над летним столом, а мантикора заперлась прямо на стол; но Женя чувствовал себя одиноким.

Заночевать Женя тоже планировал вне родных стен. Находиться в одном доме с проростками ему казалось настоящим мучением.

– Ты возьмешь нас с собой, хозяин? – спросил один из енотов.

– Нет, – ответил Женя. – Я не могу дом без людей оставить. Кто о маме с Колей заботиться будет? Вдруг сюда какие-нибудь разбойники влезут, или кто-то травоядный, который ветки может обглодать. На вас вся надежда.

Довольные оказанным доверием, еноты переглянулись.

– Но вас, хозяин, тоже без охраны нельзя оставить.

– Я дракона с собой возьму, – пообещал Женя. – Дракон многих испугает. Будет моим верным телохранителем.

– Дракон не солидно, – заключила сова, ставшая гарпией, но сохранившая данную богами природную мудрость.

– Мне не до солидности, – отмахнулся Женя. – Мне здесь верные помощники нужны. А в походе с друзьями я не пропаду.

Проглотив ужин, Женя на некоторое время вошел в дом, чтобы взять спальный мешок.

Мама и старший брат уже не были похожи на людей. Вместо рук, ног и головы у них были покрытые листьями и цветами ветки, кожу заменила грубая древесная кора. Горячая кровь превратилась в прозрачный растительный сок.

– Что вы нашли в этой растительной жизни? – задал Женя вопрос безмолвным деревьям. – Что в ней хорошего? Мудрость и возможность размышлять? Да кому ваши размышления нужны, если вы ими поделиться не можете. Да и ничего вы не можете – только ветками скрипеть да листьями шуршать. Тоже мне, смысл жизни отыскали.

Но родственники ничего не ответили на эту тираду, даже ветвями не покачали. Засунув под мышку спальный мешок, Женя вышел из дома.

Глава вторая

о странствиях дальних и островах обитаемых

В среду, едва рассеялся рассветный сумрак, и дворцы станицы Ряжской осветил розовый утренний свет, ребята отправились в морской поход. «Властелин Морей» летел по волнам, легко и резво, оставляя за собой пенный кильватерный след.

Экстерьер корабля сильно нервировал Илью – вдруг раздумает корабль плыть в дальние дали или, чего хуже, обидится на команду за нетактичное поведение и насилие над организмом и утопит.

– Ничего не утопит, – возражал Вильям. – Он у нас послушный. Я его верность с дракона Бобика скопировал.

– А что Бобик лучше? – удивлялся Илья. – Тоже чудовище непонятное, с непонятными замашками и любовью к сырому мясу. Сожрет, когда проголодается.

К дракону Бобику Илья питал вполне объяснимые опасения. Этот монстр сидел на носу корабля, вытянув шею, как своеобразное украшение, но в отличие от простых корабельных скульптур, его голова находилась в постоянном движении. Дракону все было интересно, любой предмет или событие вызывало любопытство. Он даже язык от восторга изо рта вываливал и все время выпускал клубы дыма. Попадется им на пути дельфин или наяда какая-нибудь, дракон радостно загукает, задымит, как отпетый курильщик, задергает хвостом. Беда только, что после этой встречи перепуганные дельфины всплывали кверху брюхом. Наяды не всплывали – они шли камнем на дно. Подсчетом утонувших наяд и всплывших дельфинов никто не занимался.

На полубаке необычного корабля, широко расставив ноги, стоял Вильям и оглядывал окрестности сквозь подзорную трубу. Попутный ветер ерошил его золотистые волосы, играл белым кружевным воротником, теребил полы камзола. Морские брызги падали ему на лицо, солонили губы, увлажняли одежду.

Илья был рулевым и управлял кораблем, сверяя местоположение с картой и компасом. А Женя пристроился на носу рядом с драконом Бобиком.

По случаю путешествия ребята переоделись в более подходящие одежды, свойственные эпохи морских путешествий и открытий. Согласитесь, в одежде самурая можно только биться во славу какого-нибудь сёгуна, в наряде маленького Мука добывать волшебную лампу, а в одежде, в какой щеголял Вильям, сражаться на турнирах за дам сердца. А здесь все чин по чину: черные камзолы, расшитые золотом шелковые жилеты, рубахи с пышными рукавами, широкие штаны, ботфорты, пистолеты, заткнутые за пояса, абордажные сабли в ножнах на поясе. Илья ворчал, сообщая, что настоящие моряки такой расписной хлам не рядились, их одежда была грубой и неопрятной. На что Женя парировал: настоящие моряки и мылись от случая к случаю, и запахом, от них исходившим, можно было морских чертей глушить. Вильям в споре не участвовал, он любовался беспокойным морем, наблюдал за альбатросами, за прочей летающей и плавающей живностью.

– Ты знаешь, куда плывем? – Илья решил сменить тему.

– Знаю, – ответил Вильям.

– Откуда?

– Магия. Вот, смотри, – Вильям опустил подзорную трубу и взмахнул рукой. В небе сразу появился дымный шлейф, похожий на инверсионный след реактивного самолета, только розового цвета. Потянуло отвратительным запахом, похожим на удушающую вонь карбида.

– Каждый волшебник, тем более такой непутевый, как Шварц, оставляет за собой след. Я просто сделал этот след видимым.

– А чего он так воняет? – спросил Илья, скривившись.

– Так ведь Шварца след. Такой уж он ароматный

– Понятно, – едко заключил Илья и крутанул колесо штурвала, подправляя курс.

– Вижу корабль, – тревожно сообщил Женя.

– Где? – спросил Вильям.

– Справа по борту.