– Это мы запросто, это мы в ординатуре проходили. – Бармин важно кивнул. – Веник вульгарис!
Радиостанция – приемник и передатчик – была смонтирована в двух металлических шкафах-стойках и состояла из нескольких блоков. Эти блоки в несколько десятков килограммов каждый предстояло вытащить и уложить в спальные мешки.
– Весь смысл в том, чтобы отходили они постепенно, – сказал Семенов. – Без большого перепада температур.
Работали медленно, подолгу отдыхая.
– В дизельной сейчас тепло, – позавидовал Гаранин. – Авиационная подогревальная лампа небось в несколько минут всю стужу оттуда вытеснила.
– Я Сашу предупредил, чтобы не забывал проветривать, – отозвался Сеченов. – Так что вряд ли у них намного теплее, чем у нас. Деликатнее, дружок, блок питания!
Уложили, закучали в спальный мешок, снова уселись отдыхать. Помолчали, налаживая дыхание.
– Вот и согрелись немножко, – улыбнулся Семенов. – Амундсен сказал, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это холод. И согревался работой.
– К Южному полюсу он добирался на собаках, – напомнил Гаранин, – и подъем на купол происходил постепенно. В этом все дело – постепенно! Поэтому Амундсен и его товарищи не очень страдали от кислородного голодания.
– Как наши ребята в санно-гусеничном походе, – кивнул Семенов.
– В первые дни на Востоке у меня всегда возникает комплекс неполноценности. Я кажусь себе старым и дряхлым…
– Но потом, – подхватил Семенов, – ты видишь, что юный Филатов – такой же гипоксированный элемент, и тебе становится легче. Так, что ли?
Гаранин засмеялся.
– Не по-христиански, но именно так.
– Я тоже самому себе противен, – признался Семенов. – Ну, сколько этот блок весит, килограммов сорок? А руки до сих пор дрожат.
– Похныкали друг другу в жилетку, и вроде полегчало. – Гаранин встал. – Ну, давай.
За полчаса работы сняли и запаковали в мешки четыре блока передатчика.
– Остается «Русалка». – Семенов с нежностью погладил приемник. – Потерпи, подружка, скоро тоже погреешься.
– Твой-то приемник где? – спохватился Гаранин. – Послушаем, как в Мирном люди живут, – в порядке культурного отдыха?
Семенов принес из холла чемодан, достал небольшой приемник на батарейном питании и настроился на Мирный. Пошла морзянка.
– С Беловым работают. – Семенов прислушался и предупредительно поднял руку: – Тише…
Он замолчал и прильнул к приемнику.
– В Мирном начинается пурга. Видимость резко ухудшилась…
– Ну? – Гаранин придвинулся.
– На Молодежной второй день метет, видимость ноль, – не отрываясь от приемника, расшифровывал морзянку Семенов. – Белова может принять австралийская станция Моусон… Это запасной вариант… Белов решил пробиваться в Мирный…
– Идут, выключай, – сказал Гаранин. – Ребятам пока рассказывать не стоит.
Семенов выключил приемник. Из кают-компании послышались голоса.
– На место, «Русалочка». – Семенов с натугой вытащил блок рабочих каскадов.
В радиорубку быстро вошли Бармин и Дугин. Они тяжело дышали. Дугин сдвинул подшлемник на подбородок, снял рукавицы, сгреб со стола иней и протер сухие губы.
– Что случилось? – спросил Семенов, сдерживая неожиданно возникшее чувство тревоги.
– Беда, Николаич, – выдохнул Дугин.
– Филатов? – Семенов похолодел. – Где он?
– В порядке Веня, – успокоил Бармин. – Дизеля…
– Что дизеля?
– Разморожены. – Голос Дугина дрогнул. – Беда, Николаич…
– Фу ты, напугал. – Семенов улыбнулся, быстро взглянул на Гаранина. – Пошли, Андрей.
В ловушке
Дугин сказал правду: оба дизеля вышли из строя.
Это была катастрофа – без дизелей на Востоке делать нечего. Дизель-генератор дает электроэнергию и тепло, в которых Восток нуждается больше, чем любое другое жилье на свете. Без электричества безмолвна рация, гаснут экраны локаторов, бесполезной рухлядью становится научное оборудование. Ну а без тепла на Востоке можно продержаться недолго: в полярную ночь – не больше часа, в полярный день – несколько суток. А потом лютый холод скует, свалит, убьет все живое.
Нет дизелей – прощай, Восток!
Все эти мысли мелькали в голове Семенова, когда он осматривал следы катастрофы. Две тоненькие, еле заметные трещины, а превратили оба дизеля в груду никому не нужного металлического лома. На первом треснула головка блока цилиндров, на втором – корпус. Оба в утиль!
Не слили воду из системы охлаждения? Кто консервировал дизели в прошлом году? Лихачев был механиком!.. Нет, быть такого не может, чтобы Степан Лихачев не слил воду. Наверняка дело в другом: просто образовалась воздушная пробка и часть воды не вышла из системы… Да еще конденсат… вот и получилось скопление влаги… Да, наверное, так, только так. А зимой, когда морозы перевалили за восемьдесят, эта беспризорная, обманом оставшаяся вода и разорвала стальные тела дизелей.
Все. Нет дизелей – прощай, Восток!
Семенов крепко сжал челюсти, чтобы не застонать. «Ты мне станцию оживи, чтобы задышала и запела…» – напутствовал Свешников. Оживил! Веруню обидел, Андрея, ребят сорвал, потащил на край света – для чего? Два самолета, двадцать человек летчиков и механиков «Обь» доставила за пятнадцать тысяч километров – зачем?
Доложить о том, что из-за двух никчемных трещин наука еще на год останется без Востока!
– Садись, братва, закуривай, – услышал Семенов голос Филатова. – Отзимовали.
В этих словах были насмешка и вызов. Что ж, справедливое, хотя и жестокое, обвинение. Банкрот остается банкротом, вне зависимости от причин, которые привели его к разорению. Победителя не судят, проигравшего презирают – таков суровый закон жизни. О том, что дизели разморожены, он, Семенов, знать не мог. Но в том, что станция Восток не оживет, виновен будет он и больше никто. И по большому счету это правильно.
Семенов обернулся. Люди молчали, лишь Гаранин взглядом своим говорил, умолял: «Думай, Сергей, думай. Я, к сожалению, в этих игрушках не понимаю, думай за нас обоих!»
– Что предлагаешь, Женя? – спросил Семенов.
– Не знаю, Сергей Николаич.