Сирийский экспресс

«Меры-то я приму, только по Босфору все равно идти придется, подставляя свои борта», – раздумывал Шубин, прочитав телеграмму.

Вместе с телеграммой из радиорубки принесли сводку погоды. Как и обещали, вот-вот ожидалось резкое усиление ветра и море до 5 баллов.

Стоявший вахтенным офицером капитан 3-го ранга Матюшкин, вооружившись микрофоном «каштана», объявил:

– В связи со штормовой погодой выход личного состава на верхнюю палубу запрещен! – подумав, добавил: – Обращаю особое внимание личного состава десанта и еще раз повторяю, что выход всего личного состава на верхнюю палубу строжайше запрещен!

Шубин невольно хмыкнул. Уж больно заместитель по работе с личным составом любит поговорить, вот и сейчас не удержался. Впрочем, такой повтор всегда не лишний.

– Прошу «добро» подняться в ходовую! – раздался через некоторое время голос боцмана Кулакова.

– Заходи, тезка! – полуобернулся к нему Шубин.

– Товарищ командир, докладываю, что техника и грузы в твиндеке закреплены по штормовому. Все лично проверил сам со старшим по технике! – доложил боцман.

Шубин кивнул:

– Добро!

Кулаков, стоя рядом, молча вглядывался во тьму ночного моря. Уходить ему явно не хотелось. По возрасту Шубин с Кулаковым были почти ровесниками, и поэтому взаимоотношения между ними наедине были достаточно неформальными.

– А помните, товарищ командир, как нас пытались укранизировать? – вдруг произнес боцман. – Кажется, вчера было, а ведь целая вечность прошла – четверть века!

– Ну да, – усмехнулся Шубин. – Были времена. Чего один Клим Подкова стоил!

Оба понимающе улыбнулись друг другу.

…В бригаде десантных кораблей Черноморского флота в 90-х украинизация проходила весьма своеобразно. Из Львова в окружении журналистов прикатил политкомиссар Клим Подкова (в недавнем прошлом передовой пасечник), который доходчиво объяснил собранным офицерам бригады, что все великие личности в истории человечества были исключительно украинцами. Особенно Шубину запомнился Ной как первый моряк-украинец и Иисус, который, оказывается, родился в Галичине. При этом Подкова не был голословен – он аргументировал:

– Якщо кращi генii людства – украiнцi, значить наш флот найкращий! Украiна це ваша матка, а ви ii дiтки-бджоли!

Присутствующие, слушая рассказы Подковы, чесали затылки, однако записываться в ряды последователей Ноя не торопились.

Подкова меж тем неистовствовал:

– Хто прийме украiнську присягу, того на небесах чекатимуть райськi кущi, а хто залишиться в росiйському флотi, того чорти будуть смажити на сковорiдцi!

– А гурии будут? – иронично поинтересовались из задних рядов.

Подкова подвоха не понял. Прищурив глаз, он оценил текущую ситуацию в райских кущах, а затем клятвенно ударил себя кулаком в грудь:

– І гурii будуть i iншi всякi рiзнi, тiльки пiдпишiть текст присяги!

После чего, вздохнув, добавил ритуальное:

– Росiя – це Мордор, Украiна – це Європа!

Вечером Подкова отметился в кабаке «Пир духа» в компании местной певицы Розы Кривопучко, по прозвищу Доска почета, т. к. на ней в разное время побывали многие лучшие люди флота. Пела Роза не очень, зато даже очень выделялась большой возбуждающей грудью. Подкова был нетрезв, плясал гопак, кричал о соборности незалежной и, подпрыгивая от нетерпения, отказывался идти в туалет, требуя, чтобы тот немедленно переименовали в «требник». Закончилось все трагически – Роза Подкову кинула, умчавшись в ночь с подвернувшимся лейтенантом, а политкомиссар, проиграв битву за «требник», «рясно обмочився». На этом агитация в военно-морские силы Украины на бригаде, собственно, и закончилась. На следующий день, не попрощавшись, Клим Подкова убыл во Львов.

К следующему утру погода начала быстро свежеть. Море покрывалось уже не отдельными барашками, а мощными пенными гребнями.

– Человек за бортом справа! – раздался внезапно истошный крик.

«Этого еще не хватало! – только и успел подумать Шубин. – Вытащу, самолично убью заразу!»

– Право на борт! Включить прожекторы! Искать упавшего!

О том, что на среднем ходу в открытом море да еще в такую погоду найти и спасти упавшего за борт – это один шанс из ста, он решительно запретил себе и думать.

– Спасательные средства за борт! Расчету БЛ в лодку! БЛ к спуску! – продолжал он командовать чисто автоматически.

К огромному счастью, сигнальщик заметил барахтавшегося вдалеке среди белых водяных гребней.

– Сигнальщик, наблюдать за упавшим! Осветить упавшего прожектором!

Обнаружение утопающего уже было настоящим чудом, учитывая обстановку. Теперь все зависело от того, успеет ли упавший человек продержаться до того времени, пока к нему подоспеет помощь.

Боевую лодку уже готовили к спуску на кран-балке.

Так как выпавший быстро оказался за кормой «Костромы», Шубин с помощью машины левого борта совершил циркуляцию вправо. С приходом корабля на обратный курс привел барахтавшегося в волнах на носовые курсовые углы, после чего застопорил машину и погасил инерцию хода. На все про все ушло несколько минут.

– Как там наш пловец? – не без тревоги запросил сигнальщика.

– Пока держится, товарищ командир! – ответил тот.

Спуск лодки боцман Кулаков произвел с ювелирным мастерством. Едва ее днище коснулось воды, уже затарахтел мотор, и «бээлка» под управлением боцмана сразу же помчалась к борющемуся за жизнь человеку.

Вооружившись биноклем, Шубин безотрывно смотрел то на появлявшуюся, то исчезавшую среди разводьев пены голову, с замиранием думая, что вдруг в следующее мгновение ее уже не увидит. Тревожило и то, что волны относили упавшего все дальше и дальше от «Костромы». Вот лодка наконец подскочила к плававшему, вот Кулаков подцепил того за шиворот отпорником, потом матросы схватили за руки и втащили в лодку. Развернувшись так, что едва не была накрыта волной, «бээлка» помчалась обратно.

– Приготовиться к подъему лодки! Доктора на правый шкафут!

– Эшафот будем готовить? – мрачно поинтересовался стоявший вахтенным офицером командир БЧ-2 Игорь Витюков. – Или на рее вздернем?

Шубин промолчал.

Упавшего быстро подняли и сразу же, в сопровождении корабельного врача, потащили в медицинскую часть. «Кострома» немедленно легла на старый курс и, наверстывая упущенное время, дала полный ход.

Через минуту заместитель командира по работе с личным составом Алексей Матюшкин доложил:

– Упавший является водителем «скорой помощи», после прибытия на борт был проинструктирован и даже расписался о соблюдении всех корабельных правил, в том числе о запрете появления в штормовую погоду на палубе, но, несмотря на это, решили с еще одним водителем полюбоваться штормовым Черным морем. Хорошо, хоть второй не улетел, а поднял шум.

В ходовую поднялся доктор Рустем Еналеев.

– Как состояние утопленника? – с деланым спокойствием спросил Шубин.

– Охлаждение организма налицо, но мужик здоровый, а потому после растирания и пары стаканов «шила» жить будет. Однако задета не только кора головного мозга, но и, так сказать, сама его древесина!

– После падения? – не понял Шубин.