Семейная позитивная динамическая психотерапия

Все названное – это отношения «настоящего времени» с живыми людьми, которые, таким образом, оказываются исчерпанными. Однако, как уже говорилось, формирование личности происходит не только под влиянием «живой коммуникации», вследствие которой возникает желание подражать собеседнику, но и посредством идентификации с воображаемым героем, который жил ранее (прошлое время) или будет жить (будущее время). В качестве иллюстрации уместно упомянуть используемый в педагогике прием воспитания на героических примерах деяний предков или на примере соотнесения ребенком своих поступков с поведением людей будущего – «настоящих коммунаров».

Введение в модель идентификации «прошлого» и «будущего» времени не только позволяет рассмотреть личность «как динамический множественно обусловленный, постоянно развивающийся процесс, в котором каждый данный момент уходит корнями в прошлое» (В. Н. Мясищев, 1930), соотнести личность с культурной традицией, лучше понять истоки поступков, историю становления, но и открывает перед личностью новые горизонты развития.

В сфере «Пра-Мы» осуществляются отношения в контексте того «настоящего времени», неотъемлемыми частями которого являются в терминах Ф. Е. Василюка (1995) «смысловое прошлое» и «смысловое будущее», явленные в этом настоящем, то есть отношения с предками и потомками. Данные отношения являются огромным смыслообразующим ресурсом. Так, именно взятое перед собой самим обязательство донести до потомков свои идеи Виктор Франкл характеризовал как ресурс, который позволил ему выжить в нацистском концлагере. В статье, посвященной психологическому значению блокадного опыта, В. Н. Мясищев (1948), критикуя «вульгарно-механистическое представление послойной структуры личности», ядром которой являются «инстинктивные влечения: (пищевое, половое)», отметил, что зачастую даже в условиях блокады «… общественные мотивы долга, любви, патриотизма преодолевали примитивно-витальные импульсы». Отвечая далее на вопрос «Откуда же взялась эта сила духа, мобилизовавшая материю тела?», В. Н. Мясищев указал ее истоки в мировоззрении человека, справедливо отметив, что «в подавляющем большинстве случаев сознание долга преобразует всю мотивацию поведения». Чувство должествования, равно как и потребность достойно выполнить свой долг, можно определить как значимые характеристики мировоззрения – отношения индивида к своему народу, тем предкам, что предшествовали ему, и потомкам, которые сменят его на линии рода.

Б. Г. Ананьев (2001) отмечает, что «формирование личности путем интериоризации – присвоения продуктов общественного опыта и культуры в процессе воспитания и обучения – есть вместе с тем освоение определенных позиций, ролей и функций». Интериоризация детерминирует все сферы мотивации и ценностей личности.

К. Юнг (1998) опыт подобных отношений относил к «коллективному бессознательному», которое определял как хранилище психического наследства и потенциальных возможностей человека и противопоставлял индивидуальному бессознательному человека. Коллективное бессознательное структурируется наследуемой частью психики – архетипами. Было бы ошибкой думать, что понятие архетипа исчерпывается архаическими образами, как утверждают Н. и Х. Пезешкианы. К. Юнг характеризовал архетип как психосоматическое понятие, связывающее воедино тело и психику, инстинкт и образ. В 1917 году он писал о «безличностных доминантах» или «узловых точках в психике, которые притягивают энергию и влияют на личные действия».

Рассматривая понятие «доминанта», В. Н. Мясищев (1969, 1974) писал, что выражением физиологического принципа доминанты, примененного к сложным психическим актам человека, являются теория установок Д. Н. Узнадзе (1966) и теория отношений. При этом если установка бессознательна и характеризуется готовностью, то отношения сознательны и избирательны. В то же время фиксация установки, равно как и формирование отношения, невозможны без эмоции (любви).

Также интересно соотнести архетип с представлениями о врожденной психической структуре, существующими в современном психоанализе – «бессознательной фантазией» Айзекса, «предпонятием» Биона (Э. Сэмьюэлз, Б. Шортер, Ф. Плот, 1994) и «морфемой» (Ж. Лакан, 1995).

К. Юнг (1996) выводит понятие архетип из платоновской философии: «У св. Августина дано такое определение – идеи, которые сами не созданы… которые, содержатся в божественном уме», таким образом, – «архетип – это пояснительное описание платоновского эйдос». Как было показано мною ранее, по М. Хайдеггеру для греков, «Я» – это идентичность с кругом непотаенного – «каждому этосу соразмерен свой даймон», следовательно, человек способен воспринять только ту часть «эйдоса», только те идеи коллективного бессознательного (архетипы), что соразмерны его личности. Кроме того, принцип соразмерности (гармонии) подводит к идее динамики (развития или инволюции) сферы «Пра-Мы». По словам К. Юнга (1996): «По существу, архетип представляет то бессознательное содержание, которое изменяется, становясь осознанным и воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает. Другими словами, сфера «Пра-Мы» – это та часть коллективного бессознательного, что включена в структуру личности. Архетип же – это, в некотором роде, «единица смысла». Таким образом, можно сказать, что гносеологическая теория Платона описывает «снисхождение» архетипа и интеграцию его личностью, и что именно этот процесс понимался Платоном как познание.

Вслед за Юнгом его последователи, в частности Е. Нойман (1954), считают, что архетипы обладают определенной пластичностью, повторяясь в каждом поколении, обогащаются за счет исторического опыта, основанного на расширении человеческого сознания.

В определенном смысле можно провести аналогию между архетипом и таким понятием, как «культуральное клише» – оба одновременно устойчивы и пластичны, а кроме того, обладают «суггестивной энергией» (К. Юнг, 1998). В этом контексте транскультуральные подход в психотерапии – это работа со сферой «Пра-Мы», работа со смысловыми матрицами – жизненными концепциями. Психотерапевтическая интерпретация в определенном смысле, что особенного заметно при транскультуральной терапии, является герменевтической практикой со всеми неоднозначными следствиями, вытекающими из данного понимания.

Таким образом, архетип – это то, что притягивает и связывает витальную, психическую энергию, направляя ее в русло идентификации иными словами, по моему мнению, архетип – это символ. По словам Э. Фромма (1996): «Усердие, с которым современный человек трудится, вытекает из его внутреннего стремления к труду, то есть вместо внешней власти человек создал себе внутреннюю – совесть и чувство долга, которые контролируют его гораздо успешнее, чем это могла бы сделать любая внешняя власть».

Для К. Юнга индивидуализация, с одной стороны, – это «жизнь в Боге», который понимается им как метафора архетипического поведения, с другой стороны, цель индивидуализации – избавить самость от суггестивной энергии первичных образов. Если личность оказывается подчинена архетипам, то процесс идентификации вначале сменяется состоянием идентичности с коллективным бессознательным, а затем процессом инфляции личности. Инфляция – это регрессия сознания в бессознательное, в результате чего личность теряет способность к различению и отбору. Индивидуальная психика разрушается вторжением бессознательных архетипических содержаний. При этом возникает либо чувство огромной власти и уникальности, либо напротив ощущение никчемности и незначительности, что делает дальнейший процесс индивидуализации невозможным.

Благодаря гармоничным отношениям в сфере «Пра-Мы» человек способен осознать себя звеном в ленте жизни, в этих отношениях возникает чувство принадлежности к роду, формируется мировоззрение. В русской философской традиции прослеживается концепция всеединства: иметь самого себя как «Я» – значит сознавать себя соучастником бесконечного, всеобъемлющего бытия, то есть иметь «не-Я» (В. И. Пузько, 2003).

Как уже указывалось, идентификация с литературными героями осуществляется и в сфере «Я». В чем же заключается различие? Прежде всего, в цели процесса идентификации. В сфере «Я» такой целью будет достижение «аутентичности», а в сфере «Мы» – «идентичности». Аутентичность невозможна без сомнения и критического осмысления «идеала», а идентичность – без веры в его непогрешимость. Одним из критериев инфляции личности, таким образом, выступает фанатизм.

Пока ребенок верит в «Деда Мороза», он идентичен культурной среде (адаптивен). Ему не нужно искать смысл своего существования, он избавлен от тени сомнений по поводу мотивов и правильности своих поступков. Позже, приобретя опыт отношений «Ты» и «Мы» – повзрослев, ребенок понимает, что перед ним не «сказочный, божественный персонаж» а только лишь его отец, играющий роль «Деда Мороза». Только приняв это понимание, освободившись от «суггестии первообразов», человек может волевым усилием взять в свои руки ответственность за самого себя и свою жизнь, то есть стать вольным (свободным) или аутентичным. При этом он не отвергает воспитавшую его культуру, но интегрирует ее со своей самостью, восстанавливая, таким образом, целостность и получая импульс для следующего витка личностного развития.

В сфере «Я» формируются желания, осознание того, что «я хочу», в сфере «Пра-Мы» – убеждение «мне надо поступать, так как я должен».

Э. Нойман (1998) выделяет следующие стадии развития личности:

1. Уроборос, первоначальная архетипическая стадия. Представляет собой «пограничное восприятие», соответствует стадии до-Эго. Первоначально человек является частью коллективной психики своей группы и довольствуется лишь очень узким диапазоном личной свободы действия. Отношение к внешнему миру в значительной мере обуславливается не непосредственно индивидом, а воображаемым организмом «группы», чьим олицетворением является лидер, и сознание этого организма функционирует для всех частей группы. В уроборическом состоянии Эго является зародышем, а не развито в систему.

2. Развитие Эго из Уробороса. «Только прогрессирующая систематизация сознания приводит к увеличению его непрерывности, усилению воли и способности к производительному действию, которые в современном человеке являются признаками Эго-сознания» (Э. Нойман, 1998). Чем сильнее сознание, тем больше он может сделать, а чем оно слабее, тем в большей мере вещи «просто случаются».

3. Уроборический инцест – повторное растворение Эго в бессознательном. Будет ли уроборический инцест регрессивным и деструктивным или прогрессивным и созидательным – зависит от силы сознания и от фазы развития, достигнутой Эго.

Дальнейшее развитие личности определяется расколом на две системы: бессознательную и сознательную. Выскажу предположение, что данный «раскол» непосредственно связан с «раздвоением» восприятия, отражения и регуляции времени – на объективное (сознательное) и субъективное (бессознательное). Теперь формирование личности может продвигаться дальше по пути центроверсии, которая, сочетая систематизацию и организацию, акцентирует формирование Эго и в то же время сплетает в единую систему первоначально разрозненное содержимое сознания. Первоочередная задача сознания по отношению к непреодолимым тенденциям бессознательного состоит в консолидации и защите своей позиции, то есть к укреплению устойчивости Эго.

Как нами было показано ранее (В. Ю. Слабинский, Е. Н. Киселева, 2002), аналитические психологи наряду с Эго относят к управляющим структурам «цельность психики», то есть «самость». Центроверсия является функцией самости и призвана сохранять единство личности по мере того, как в процессе развития личность вбирает в себя все более широкие области бессознательного.

Задача управляющих структур в том, чтобы защищать личность от дезинтегрирующих сил коллективного бессознательного, не разрушая жизненно важного связующего звена с ним, и в том, чтобы обеспечить дальнейшее существование индивида, не нарушая контакты с группой и миром. Не менее важная функция Эго – синтезирующая, которая позволяет ему строить целое из «отщепленных» частей посредством ассимиляции ранее разложенного и модифицированного аналитической функцией материала.

Картина мира человека, в той мере, в которой он имеет сознательную концепцию целого, представляет собой единство мира, трансформированного его личностью, мира, который ранее поглощал все сознание, создавая бессознательное единство. Интеграция личности эквивалентна интеграции мира. Точно так же, как не имеющая центра психика, которая, будучи сосредоточена в сопереживании и соучастии, способна воспринимать лишь рассеянный и хаотичный мир, так и мир сам констеллирует себя в иерархическом порядке вокруг интегрированной личности. Для зрелой личности характерно созидание собственной среды, благоприятной для развития и самореализации, что требует напряженной деятельности и усилий самого человека.

Модель идентификации служит для анализа отношения к себе посредством изучения динамики (формирование, развитие, инфляция) системы личностных смыслов, подчиняющейся определенным закономерностям и имеющей фазовый характер. Развитие системы жизненных смыслов происходит по спирали от простого к сложному. На различных жизненных этапах этот динамический процесс осуществляется посредством интериоризации, идентификации и интернализации.

Дж. Пауэл (1998), характеризуя осмысленность жизни как ее полноту, указывает: для того чтобы жизнь стала осмысленной, необходимо решить для себя следующие задачи – «принять себя, быть собой, забыть себя в любви, верить, принадлежать». Решение этих задач есть развитие личности, цель которого – гармонизация системы отношений, целостность.

На ранних стадиях основным механизмом развития личности является интериоризация внешних условий действительности, позже по мере формирования личности смыслы становятся элементом субъективной реальности уже в большей степени при помощи идентификации со значимыми людьми и интернализации. Таким образом, формируется система личностных смыслов, представленных опытом отношений в сферах «Я», «Ты», «Мы» и «Пра-Мы».

Процесс развития сопровождается «ситуациями выбора», когда личность сталкивается с экзистенциальными данностями – кризисами. Личностные (экзистенциальные) кризисы вызываются прохождением определенной стадии возрастного и личностного развития, на которой актуализируется проблема целостности личности. Решение этой проблемы заключается в обобщении и последующей интеграции смыслов нижнего порядка, посредством чего задается план структуры смыслов более высокого уровня. Данный процесс осуществляется в отношениях с предками и потомками, как метафорой трех аспектов времени: прошлого, настоящего и будущего, выражающихся в актуальном смысловом состоянии. Таким образом, процесс синхронизации временных локусов является механизмом переживания актуального смыслового состояния и синтеза смыслов нижних уровней (сфера «Пра-Мы») в потенциально более сложную смысловую структуру (сфера «Я»).

Так как психическое содержит в себе две взаимосвязанные категории: потенциальное и процессуальное (динамическое), усложнение системы личностных смыслов (новый потенциал) запускает процесс реконструкции всех отношений личности. Потенциальная энергия, заключенная в новой «Я-концепции», преобразуется в динамический импульс, и процесс повторяется на более высоком уровне системы личностных смыслов. Таким образом, развитие личности представляет процесс «образования усложняющихся, обогащающихся, углубляющихся связей с действительностью» (В. Н. Мясищев, 1969).

Высшим уровнем генерализации является уровень смысложизненных ориентаций, функция которого заключается в интеграции и дифференциации смыслов нижерасположенных уровней: биологически обусловленных, ситуативных, личностных. Этот уровень развития личности А. Ф. Лазурский называл экзопсихикой, иначе говоря – зрелыми отношениями. «Чем выше уровень развития личности, тем сложнее и процессы психической деятельности, и тем дифференцированнее и богаче ее отношения» (В. Н. Мясищев, 1969). Таким образом, способность индивида синхронизировать временные локусы и обобщать актуальные смыслы для формулирования новых жизненных целей является не только показателем целостности его «Я-концепции», но и механизмом, задающим вектор личностного развития.

Теория личности: модель актуальных способностей

Для описания взаимоотношений человека с другими людьми в позитивной динамической психотерапии мною предлагается использовать модель актуальных способностей. Основной принцип, реализуемый в этой модели, – принцип надежды, иллюстрацией которого служит латинское выражение: «dum spiro, spero» – «пока дышу, надеюсь».

Н. Пезешкиан в книге «Психотерапия повседневной жизни» (1995) дает своему методу психотерапии двойное название «позитивная психотерапия – дифференциальный анализ», подчеркивая тем самым связь с психодинамическим направлением в целом и с фрейдовским психоанализом в особенности. Н. Пезешкиан (1996) пишет: «Дифференциально-аналитические аспекты в свою очередь могут интегрироваться в психоанализ. Прежде всего, это относится к содержательному, ориентированному на актуальные способности процессу. Фокальный, определяемый актуальными способностями процесс облегчает управление такими существенными для психоаналитического процесса динамическими факторами, как механизмы переноса, регрессия и сопротивление».

Н. Пезешкиан (1996) пробует совместить собственные представления о природе человека и теорию личности З. Фрейда: «Сверх-Я» содержательно описывается посредством психосоциальных норм и актуальных способностей… «Я» имеет в позитивной психотерапии соответствующую двойную задачу: оно не только связывает вытесненные общественные стремления и индивидуальные инстинктивные побуждения, но и становится одновременно точкой приложения способностей… «Оно» психоанализа в позитивной психотерапии проявляется в категориях «тело» и «ощущение». Последнее утверждение демонстрирует безуспешность предпринятой попытки, результатом чего стал окончательный разрыв Н. Пезешкиана с психоаналитической традицией. Он достаточно резко критикует психоаналитическую теорию и практику, а название его метода утрачивает вторую составляющую – «дифференциальный анализ». Неотъемлемой частью позитивной психотерапии Н. Пезешкиана осталась лишь методика – краткая форма дифференциально-аналитического интервью.

«Основой метапсихологической концепции» (Н. Пезешкиан, 1996), важнейшим положением, вокруг которого выстраивается метод Н. Пезешкиана, стало понятие «первичных» и «вторичных» способностей («prim?re f?higkeiten» и «sekund?re f?higkeiten»), а основной терапевтической техникой – научение пациента дифференцировать проявление различных способностей как в своем собственном, так и в поведении окружающих. По Н. Пезешкиану (1995), первичные способности – это эмоциональные категории, основа, на которой надстраиваются вторичные способности или поведенческие категории. Первичные способности развиваются из базовой способности любить, а вторичные – из базовой способности знать.

Пезешкианом описывается ряд функций, выполняемых актуальными способностями:

1. Описательные категории. Поведение человека, межличностные и внутренние, душевные конфликты, выходящие за рамки нормальных (приемлемых в данном обществе), могут быть описаны в терминах актуальных способностей.

2. Переменные величины социализации. Актуальные способности являются содержанием воспитания. Общество посредством воспитания определяет характерный для него уровень развития определенных актуальных способностей. Например, для индустриального общества характерно известное пренебрежение первичными способностями. Чтобы быть принятым в этом обществе, человек должен соответствовать предъявляемым требованиям.

3. Суррогатные заменители религии. В этом случае одна или несколько актуальных способностей абсолютизируются, становятся вне своей функциональной роли средоточием мировоззрения, картины мира и образа человека, его внутреннего состояния.

4. Маскировка. В некоторых случаях для достижения цели человеку кажется целесообразным притвориться, изобразить те актуальные способности, которых у него на самом деле нет. Это притворство не всегда осознанно.

5. Оружие или средства защиты – проявление или отсутствие актуальных способностей вызывает аффект, и они становятся своего рода оружием.

Анализ приведенных в книгах Н. Пезешкиана библиографических источников позволяет отметить отсутствие среди цитируемых авторов основоположника дифференциальной психологии В. Штерна (1900). Одним из основных понятий дифференциальной психологии является «способность» – «f?higkeit». Также в книгах Н. Пезешкиан отсутствуют ссылки на работы А. Ф. Лазурского, Г. Ревеша, В. Н. Мясищева и других ученых, развивавших научную традицию изучения способностей человека. Сам Н. Пезешкиан (1996) по этому вопросу пишет следующее: «Я обнаружил, что гипотеза базовых способностей формулировалась в подобной форме уже в бахаистской религии».

В. Даль определяет способность как качество, склонность, готовность к чему-либо. В Большой Советской энциклопедии Б. М. Теплов определяет способность как «индивидуальную особенность человека, являющуюся условием успешного выполнения какой-либо деятельности» (цит. по В. Н. Мясищев, 1960).

В психологию термин «способность» ввел немецкий психолог и философ Х. Вольф (1679–1754). Критически переосмыслив философские представления Аристотеля и Лейбница в своих книгах «Эмпирическая психология» (1732) и «Рациональная психология» (1734), он наметил два одноименных пути развития психологии. Первый путь – это описание фактов, наблюдение за явлениями. Перед рациональной же психологией он поставил задачу дедуктивно выводить явление из сущности и природы души. В качестве объяснительной основы Х. Вольф выдвинул понятие о способности в сочетании с идеей спонтанной активности души. Главной движущей силой личностного развития силой он называл «способность представления», выступающую в виде познания и желания.

Данная идея продолжала традицию философии школы Платона, считавшего, что душа развивает образы вещей (идеи): смутные – на уровне чувственного познания, ясные и отчетливые – на уровне разума. Платон (1994) учил: «Первым началом диалектики можно считать усмотрение сущности каждой вещи, затем усмотрение ее свойств. Диалектика рассматривает то, чем является каждая вещь, сверху вниз – путем разделения и определения и снизу вверх – путем анализа».

С большой педантичностью Х. Вольф описал различные классы психических явлений, разделив их на иерархически расположенные группы. Благодаря его работам возник своеобразный «анатомический театр человеческой души» – для каждой из групп предполагалась соответствующая способность как ее причина и основание.

Идеи Х. Вольфа получили свое развитие в философии И. Канта и в дальнейшем в психологии В. Вундта. В 1963 году в своей работе «Критическая философия Канта: учение о способностях» Ж. Делез (2000) отметил, что «Критика чистого разума» начинается с вопроса: «Существует ли высшая познавательная способность?», а «Критика практического разума» – с вопроса «Существует ли высшая способность желания?».

И. Кант (2007) объяснял «высшую познавательную способность» через идею о том, что чтобы нечто знать, необходимо быть способным выйти за пределы представления: чтобы понять другое представление как связанное с ним. Или, другими словами, высшая познавательная способность связана с потребностью в трансцендировании (Ж. Делез, 2000).

Способность желания у И. Канта (2005) – это «способность быть посредством своих представлений причиной действительности предметов этих представлений» или, по словам Ж. Делеза (2000), – это «способность посредством представления вступать с объектом желания в причинно-следственную связь».

Представление у Канта, прежде всего, связано с субъектом, является его неотъемлемым свойством, и в зависимости от результирующего чувства удовольствия или не удовольствия, представление повышает или ослабляет его жизненные силы. В более поздней традиции данные рассуждения легли в основу «принципа удовольствия» З. Фрейда. Можно их обнаружить и в определении Ж. Делеза (2000): «знание – синтез чувственных и трансцендентных представлений».