Доктор Гарин

– Ну хорошо, – согласился Гарин.

– Только умоляю, уберите собак, – попросил Штерн.

– У вас есть сеть? – спросила Маша.

– Мегамерзостями не пользуемся.

Собак отозвали. Прибывших отвели к монументу. В окружении турнюра с алтайскими цветами возвышались две бородатые, лысоватые фигуры в человеческий рост, вылепленные из необожжённой глины. На постаменте виднелись две надписи, выложенные из иссиня-чёрного лабрадора: BAKUNIN и KROPOTKIN. Возле постамента на земле сидели молодые люди, взявшись за руки и образуя живую цепь. Крайний из них приложил свою ладонь к монументу. Цепь человеческая уходила в другой конец лагеря.

– Поклонитесь великим предтечам мирового анархо-коммунизма! – громко произнёс мормолоновый и склонил синеволосую голову.

Гарин нехотя кивнул своим массивным голым черепом, Маша поклонилась в пояс, Пак встала на одно колено, Ольга и Штерн склонили головы, а бути стали качаться на ягодицах, словно куклы-неваляшки.

– Уважаю, читала в университете! – громко произнесла Пак, вставая.

– Достойные, – произнесла Маша.

– Они сильно пострадали за свои идеи, – сказал мормолоновый.

– Слезами залит мир безбрежный… – пробормотал Гарин, оглаживая бороду и косясь на цепь человеческую. – Уважаемый, в лагере найдётся табак? Мои папиросы промокли.

– Найдётся. Айриша, сверни ему!

– Просто с табаком? – усмехнулась девушка. – Мы просто не курим. Хотите травки или анаши?

– Нет, дорогая, мне просто с табаком. – Гарин протёр пенсне и осмотрелся.

Лагерь был обширным, с шатрами, постройками, летними кухнями, лежаками и длинными бараками. Повсюду бродили, лежали или что-то делали молодые люди.

Вскоре Гарин с наслаждением затягивался самокруткой.

– А теперь, доктор…

– Гарин, – подсказала Маша, забирая у Гарина самокрутку и затягиваясь.

– …доктор Гарин, прошу вас, помогите нашей матери Анархии.

– Женщина?

– Да.

– Возраст?

– Вечность.

– Ясно. Ведите, молодой человек.

– Меня зовут Самуил. Пойдёмте!

Пятеро медиков отделились от бути и пошли с Самуилом. Тот двинулся вдоль сидящих на земле и сцепившихся руками.

– Она мучается животом уже шестой день, – сообщил Самуил. – Это большая беда для всех нас.

– Рвота, понос?

– Тошнота.

– Как со стулом?

– Никак.

– Слабительное давали?

– У нас запрещены лекарства и медицина внешнего мира. Давали горные травы, мёд и козье молоко.

Самуил подвёл их к большому шатру, переливающимуся живородящим шёлком золотистых оттенков. Возле шатра заканчивалась цепь человеческая. Крайняя девушка сидела, приложив ладонь к шатру.

– Коллеги, я осмотрю больную, если понадобится ваша помощь – позову, – сказал Гарин.

Самуил приподнял шёлковую ширму.

– Проходите. – Самуил сделал жест рукой.

Гарин нагнулся и вошёл в шатёр. Внутри золотистого шатра было темно, прохладно и двигались звёзды. После яркого солнца Гарин остановился, привыкая к темноте. Звёзды плыли по потолку, полу и по Гарину. Присмотревшись, он различил в темноте большие куски каких-то чёрных плоских камней. На одном лежало что-то светлое. Гарин приблизился, присел на корточки. На камне, по которому плыли вереницы звёзд, лежало крошечное одеяло, размером с книгу. Одеялом было что-то накрыто. Приглядевшись, Гарин различил рельеф маленького человеческого тела, поместившегося под одеялом.

– Good afternoon, Mother Anarchy, – произнёс он.

Скрытое тельце заворочалось, верхняя часть одеяла откинулась. Но Гарин ничего не увидел. И вдруг показались два крошечных глаза. Белки их светились в темноте. Раздался слабый стон маленького существа. – Good afternoon, – произнёс тоненький, но очень приятный голос маленькой женщины.

– How are you? What seems to be the matter?

Невидимая женщина прикрыла глаза. Потом открыла и заговорила на хорошем английском:

– Баланс моего внутреннего космоса нарушен. Мир мегамерзостей готов поглотить меня. Он отнимает меня от братства Свободных. Свободный мозг подсказывает, что я не переживу этого дня.

– Что вас беспокоит?

– Мой живот, вместилище земной пищи. Уже шестой день он отказывается мне служить.

– Боль?

– Да.

– Тяжесть?

– Да.

– Тошнота?