Доктор Гарин

– Бомба, бомба… – закивала и заплакала она.

– Где все? – гудел Гарин, похлопывая по спине воющего Джастина.

– Третья в моей жизни! – громче обычного заговорила Пак. – Я видела Штерна. Он ищет кота!

Подбежала Маша со смартиком доктора:

– В вашем тоже нет сети.

– Электромагнитный импульс, – объяснила Пак. – С сердцем у всех в порядке? Всегда бьёт по сердцу сразу. А сейчас почему-то не ударило!

Она нервно рассмеялась под респиратором.

– Пойдёмте! – скомандовал Гарин и двинулся по коридору.

Женщины поспешили за ним.

Возле палат класса люкс стояли Ангела и Владимир. Ангела тряслась, а Владимир повторял своё “это не я”. С Джастином на руках Гарин подошёл к ним, взял Владимира за руку.

– Это не я, это не я… – повторял тот, испуганно озираясь.

– Я знаю. Успокойтесь, – прогудел Гарин. – Маша! Всем нужны маски!

– Моей мочи? уже не хватит! – зло ответила та. – Респираторы, маски – в левом крыле.

– Левое крыло рухнуло! – раздалось в коридоре.

К ним подбежал Штерн с котом породы сфинкс на руках. Из своей палаты выполз Эммануэль. Непонимающе посмотрел на всех, развёл руками и забормотал по-французски.

Пока Гарин стоял с тремя бути, успокаивая их, медики осмотрели палаты других. Не обошлось без потерь: Синдзо умер во сне от остановки своего искусственного сердца, Борис был убит любимой картиной – сорвавшись со стены, она размозжила ему голову массивной позолоченной рамой. С трудом удалось разбудить Дональда, спавшего в обнимку с ополовиненной литровой бутылкой бурбона. Всем пациентам были сделаны маски из наволочек, смоченные тем, что нашлось в мини-барах, – водой, соком или кока-колой.

Сети не было ни у кого. По флюгеру определили направление ветра – западный. Краткий консилиум решил однозначно – бежать на север, в Барнаул, и как можно скорее. Медиков оказалось всего пятеро: Гарин, Пак, Штерн, Маша и старшая медсестра Ольга. Остальные, а также массажистки, повара, банщик, официанты, садовник, уборщицы доставлялись в санаторий ежедневно автобусом по утрам. В это роковое утро автобус с персоналом, естественно, не пришёл.

Сборы проходили в страшной спешке. В гараже санатория рядом с двумя электрокарами стояли две машины – крошечная двухместная “пчёлка” Пак и старый джип-тойота Штерна. Гарин машин не водил и не имел. Автобуса, который очень пригодился бы сейчас, не было. Электрокары были предназначены исключительно для перемещения по территории санатория, в две машины пять человек и шестеро бути с мешками продуктов, дорожными сумками и старомодным, огромным чемоданом Гарина никак не помещались. К тому же медики быстро пришли к выводу, что на дорогах теперь, когда началась война, будет опасно: возможен казахский десант, военные действия, авианалёты, артобстрелы, разбой, произвол военных и партизанщина. Недолго поразмыслив, Гарин предложил оптимальное – идти до Барнаула на маяковских по бездорожью. План его был единогласно одобрен.

Через минуту все стояли в подвале возле шести двухметровых пластиковых саркофагов. На их цифровых панелях были набраны коды пробуждения, крышки саркофагов стали медленно открываться. В каждом лежал на спине с поджатыми к груди ногами голый биоробот телесного цвета. Могучие руки обхватывали мускулистые ноги, красивое, гладкое лицо с закрытыми глазами улыбалось, голый череп по цвету не отличался от лица и тела. В биороботах заработала программа “пробуждение”, голубые глаза их открылись, мускулистые руки разжались, ноги распрямились, и шестеро трёхметровых гигантов с одинаковыми синхронными движениями покинули саркофаги и встали возле них.

Этих биороботов, произведённых в Уральской Республике, по случаю и недорого купил хозяин санатория, барнаульский бизнесмен Ван Хонг. Изготовленные по швейцарско-китайской технологии, биороботы SOS-3 предназначались исключительно для спасательных работ в горах. Но относительно недорогое производство вскорости сделало SOS-3 популярными у сельского населения УР. Их стали активно покупать и использовать не только для переноски тяжестей, но и в качестве транспорта. В своих заплечных корзинах они носили детей в школу, а взрослых – по их деловым и бытовым надобностям. Одинаковые, всегда улыбающиеся лица с большим мясистым носом, мужественным ртом и голым черепом делали их похожими на советского поэта Маяковского. В народе их быстро прозвали маяковскими. Впрочем, некоторые звали их терпилами. Запасливый Ван Хонг купил этих шестерых дешёвых маяковских просто так, на всякий случай. В санатории их использовали для переноски тяжёлых вещей, земляных работ в саду, а чаще всего – для пикников в горах с пациентами.

Перед улыбающимися голыми гигантами была поставлена задача. Они надели свои просторные заплечные корзины, куда поместилось всё: люди, бути, поклажа и кот Эхнатон. Тела погибших Бориса и Синдзо взяли с собой, чтобы похоронить по дороге. Гарин и Маша сели в корзину вместе. Пак оказалась в компании Ангелы и Ольги. Штерн – с Эммануэлем и Джастином. Дональд восседал на своём маяковском один с кучей провианта. Владимир и Сильвио выбрали свою корзину. Шестой маяковский нёс мёртвых и поклажу.

– Вперёд! Направление – север! – скомандовал Гарин своему маяковскому, и тот двинулся к воротам санатория.

Пять маяковских последовали за ним. Когда вышли за ворота, Гарин обернулся, бросив прощальный взгляд на санаторий, в который судьба занесла его на три с лишним года. С рухнувшим левым крылом, выбитыми стеклами и вывороченными рамами он являл собой жалкое зрелище. В парке лежал упавший красавец-каштан. У старой пихты сломало макушку. Решётчатая беседка завалилась набок.

Маша тоже обернулась.

– Сон… – произнесла она, презрительно усмехнувшись под своей маской.

– Как слон, – прогудел Гарин, удручённо вздохнул и отвернулся от санатория.

Часть вторая

На север

Что может преградить дорогу путнику, идущему по каменистому и лесистому бездорожью в предгорьях Алтая? Только быстрая горная река. Именно это и произошло на вторые сутки похода в сторону Барнаула. Неширокая, но сильная и бурная, вытекающая из ледника Геблера, река Катунь показала своё упругое, грязно-молочное тело в просветах лесного массива. Едущий на головном маяковском Гарин посмотрел на свой хоть в чём-то полезный FF40: ровно два часа пополудни. Погода стояла сухая, безветренная, солнце припекало не по-весеннему. Гарин покрывал свой голый череп и шею нательной майкой. Сидящая рядом с ним в корзине Маша вырезала себе из кармана куртки что-то вроде тибетской шапки. Среди медиков только запасливая Пак успела бросить в сумку свою серебристую японскую шляпку, что теперь вызывало зависть коллег. Штерн налепил на голову намоченный носовой платок с узелками на концах, Ольга утром сплела венок из медуницы и подснежников и теперь несла его на голове подобно короне.

Первый день похода прошёл сумбурно: выбирали дорогу, ориентировали безмолвно-покорных маяковских, торопились уйти от радиации, заботились о бути. Заночевали в распаде у родника между двумя небольшими хребтами, разведя костёр и согрев на прутьях то, что успели захватить на кухне. Естественно, пищи оказалось мало, почти вся она досталась бути, компенсировавших едой последствия шока. Наевшись поджаренного хлеба с малиновым сиропом и консервированной ветчины, бути, спокойно переносящие жару и холод, заснули на каменных ложах. Медики спали в корзинах, укрывшись чем придётся. Как и ожидалось, ночь была холодной, и все продрогли. Гарин и Маша спали, обнявшись. Ночью была слышна далёкая канонада и небо на юго-западе озарялось вспышками.

Зато ночью переменился ветер, и утром маски не понадобились. Позавтракав сухими хлебцами и родниковой водой с сиропом, выбрали место для погребения Бориса и Синдзо. С трудом выкопав две неглубокие могилы, уложили туда тела погибших. Гарин приказал маяковским положить сверху два больших камня. Пак произнесла недолгую речь по-английски, Ангела прочитала совсем короткую отходную на латыни, каждый из медиков достал свое оружие: Гарин – старый тупоносый “бульдог”, Маша – большой, вороно-чёрный глок, Пак – серебристый “питон”, Штерн – беретту, Ольга – миниатюрный дамский браунинг.

Дали залп над могилами, после чего Эммануэль громко разрыдался. Гарин взял его на руки и посадил в корзину. Сильвио перекрестился и поцеловал оба могильных камня. Джастин поклонился им, Владимир погладил камни, пробормотав: “Это не я”, Дональд ударил по камням кулаком, прорычав: “Ashes to ashes!”, Ангела с привычным вздохом произнесла: “Ruhet in Frieden, meine Lieben[24 - Покойтесь с миром, дорогие мои (нем.).]”.

Расселись по корзинам и отправились дальше. Пили воду и жевали в дороге, не останавливаясь. И дошли до реки Катунь. Место для брода пришлось искать интуитивно: мёртвые без сети мобильники не смогли помочь.

– Господи, благослови! – громко произнёс Гарин и положил ладонь на гладкую, всегда прохладную голову маяковского. – Вперёд! Медленно! Осторожно! Бережно!

Маяковский стал медленно входить в мутно-белёсую, шумную реку. Корзина закачалась. Робот погрузился по пояс, вода забурлила вокруг. Опершись о пластиковые края корзины, как о спортивные брусья, Маша подняла ноги, поджала. Вода хлынула в корзину, стала подниматься. Маяковский ступал осторожно, погружаясь всё глубже. Остальные пятеро с седоками стояли на берегу. Вода дошла маяковскому до груди, корзина закачалась сильнее. От воды запахло льдом, высокогорьем. И она была ледяной, обожгла холодом Машины ноги. Гарин стоял неколебимо, погружаясь в поток. Чертыхнувшись, Маша вскарабкалась на плечи маяковскому, обхватила его голову. Гарин обнял Машу рукой. Маяковский шёл дальше, погружаясь глубже. На середине реки его плечи скрылись под водой.

– Гарин, меня смывает… – простонала Маша, обхватывая Гарина за шею.

– Держитесь! – проревел Гарин.

Маяковский погрузился по уши. Белёсые волны захлестнули седоков, корзина заходила ходуном. Маша вскрикнула, Гарин держал её.

Маяковский остановился.

– Вперёд! – проревел Гарин.

Маяковский стоял в бурном потоке. Гарин наклонился и прорычал в его полузатопленное огромное ухо, как в морскую раковину:

– Вперёд, мать твою!!

Маяковский двинулся дальше. Вода стала захлестывать его голову. Он ступил ещё, ещё, ещё, погружаясь глубже. На поверхности оставался только кладкий кумпол головы, на котором, словно в насмешку, играло весеннее солнце.

– Гарин… это не брод… – простонала Маша, отворачиваясь от клокочущей вокруг, брызжущей воды.

Платон Ильич сжал её так, что она застонала.

Маяковский шагнул, чтобы совсем погрузиться в пучину.

Но не погрузился.

– Неси… шагай… бога… мога… тырь… – зло простонала Маша, заплетаясь языком.

Маяковский шагнул ещё, ещё. И стал подниматься над потоком. Гарин облегчённо разжал стальные объятья. Почувствовав брод, SOS-3 зашагал уверенней, солнце ободряюще заблестело на его могучих пластиковых плечах. Вода отхлынула вниз. И через пару минут робот вынес их на каменистый, залитый солнцем берег.

С противоположного берега зааплодировали.