Хранить вечно

– Он был с ними заодно. Я думаю, он – наводчик. Я думаю, мы с женой не первые, на кого на этом постоялом дворе или в его окрестностях совершено нападение… Скажи, а много, вообще, убитых на этой дороге? За последние несколько недель были заявления о людях, пропавших в этом районе? Особенно, понимаешь, о богатых людях, о людях при деньгах?

– Да что ж ты такой болтливый! О?ппий!

За спиной у Саксума что-то шаркнуло, и тотчас голова его чуть не отлетела от тяжёлой звонкой оплеухи. Он едва устоял на ногах. Саксум помотал головой, приходя в себя, и медленно обернулся. Стражник стоял за его спиной и равнодушно смотрел на него, склонив голову набок и медленно перекатывая во рту какую-то жвачку. Саксум осторожно потрогал звенящее ухо – ухо горело.

– Я не советую тебе больше так делать, солдат, – перейдя на романский, тихо, но отчётливо произнёс Саксум, глядя прямо в глаза легионера.

Тот перестал жевать и в изумлении уставился на арестанта. Был он ростом не ниже Саксума, но несколько рыхл телом и полноват. Видимо, что-то насторожило его в лице отставного прима, поскольку он опустил уже занесённую для повторного удара руку и, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, попятился к двери.

– Что?! Что ты сказал?! Что он сказал, Оппий?! – дознаватель даже привстал за своим столом. – Ты что, говоришь по-романски? – тоже переходя на имперский язык, спросил он.

– Говорю, – подтвердил Саксум. – И я сказал ему, чтобы он не смел ко мне прикасаться. Я – отставной прим-декурион. Я – такой же легионер, как и вы, и я не позволю…

– Да мне насрать, кто ты такой! – оборвал его дознаватель, он уже опять сидел, с непередаваемой брезгливостью глядя на арестанта. – Для меня ты – преступник. И я буду поступать с тобой, как с преступником. То есть, как с куском дерьма. Я сейчас прикажу приковать тебя, – он кивнул на тяжёлое бронзовое кольцо, вмурованное в стену, – и буду бить кнутом до тех пор, пока ты не скажешь мне всё, что меня интересует. Ты меня понял?!

– Я тебя понял, – сказал Саксум. – Но с чего ты взял, что я преступник? В чём ты меня обвиняешь? По поводу людей на постоялом дворе я тебе уже всё объяснил. Они напали на нас. Они караулили за дверью, и когда моя жена…

– Да ты заткнёшься сегодня или нет?! – заорал, багровея, дознаватель. – Свои объяснения можешь оставить при себе! Ты взят на дороге с мечом в руке! Уже только за одно это я имею полное право отправить тебя на крест!

– Это почему же? – удивился Саксум. – Я ведь не оказал твоим людям никакого сопротивления. А обнажил меч, поскольку сначала подумал, что это нас нагнали сообщники грабителей.

– Ты дурак?! Или прикидываешься?! – дознаватель глядел на арестанта уже с неприкрытой ненавистью. – Ты что, никогда не слышал про эдикт проконсула о запрете ношения оружия?! Нет? Итама?р! – рявкнул он. – Огласи!

Худосочный писарь вздрогнул всем телом, выронил перо и, испуганно взглянув на дознавателя, торопливо поднялся. После чего, тяжело опираясь на свой наклонный столик руками, слабым надтреснутым голосом принялся монотонно декламировать:

– Именем императора Тиберия Юлия Кесаря Августа, под страхом публичного бичевания и последующей казни через распятие на кресте, запрещается всякому жителю Иудеи, Идумеи и Сама?рии, а равно Пере?и и Галилаи, а равно Итуре?и, Батана?и, Гавла?нитиса, Авра?нитиса и Трахо?нитиса, а равно и императорских земель южнее Я?мнии и близ Габы, и от Птолемаиса до Сидона, а равно и во всех городах и землях Дека?полиса, изготовление, хранение и ношение всякого оружия, включая мечи любые, пики и дротики любые, луки и стрелы к ним, боевые топоры и прочее, а также ножей с лезвием длиннее… кха… дли… кха… кха-кха…

Писарь закашлялся, прижимая кулак к груди и панически глядя на своего начальника.

– С лезвием длиннее одной ладони, – закончил за него дознаватель и посмотрел на Саксума уже, скорее, насмешливо. – Ты понял, отставной прим? Бичевание и смерть! А ты мне тут права качаешь!

– Я только не понял, каким образом всё то, что вы тут сейчас огласили, относится ко мне, – спокойно сказал Саксум.

– То есть как это «каким образом»?! – изумился дознаватель. – Самым прямым образом. Не хочешь же ты, в самом деле, сказать…

– Хочу, – перебил его Саксум. – Именно это я и хочу сказать.

Он сунул руку за пазуху, извлёк оттуда небольшой предмет, висящий на шнурке, снял его через голову и, шагнув вперёд, положил на стол перед дознавателем. Это оказался маленький рулончик пергамента, намотанный на втулку из слоновой кости и перевязанный красным шёлковым шнурком.

– Булла?! – брови дознавателя взметнулись вверх.

– Она самая, – подтвердил Саксум.

Дознаватель взял буллу в руки, развязал шнурок, развернул свиток и, близоруко щурясь, поднёс его к самым глазам.

– Эй ты, обморок, – через какое-то время окликнул он писаря, – иди глянь, что тут написано. Нихрена я тут не разберу – уж больно мелко!

Писарь сполз с табурета и, волоча за собой по полу край одеяла, приблизился к столу. Почтительно приняв из рук своего начальника буллу, он повернул её к свету и принялся читать:

– Тиберий Юлий Симон Саксум. Благословен Юпитером Всеблагим Величайшим и Викторией Августой. Именем… кха… именем императора Тиберия Юлия Кесаря Августа награждён «Крепостным венком». Храбрость и благочестие. Семьсот семьдесят… кха… кха-кха… семьдесят седьмой год от основания Города, июнь.

– Понял? – Саксум пристально посмотрел в лицо дознавателя. – Храбрость и благочестие! А ты тут, понимаешь, пытаешься меня в чём-то обвинить.

– Подумаешь, булла! – прогундосил от дверей стражник. – Буллу и снять с кого-нибудь можно. Скажи ему – пусть плечо покажет.

– Без тебя обойдусь, умник! – огрызнулся дознаватель. – Не учи учёного!.. А ну-ка, покажи плечо! – обратился он уже к Саксуму.

– Я тебе покажу даже не одно плечо. Я тебе покажу оба плеча, – сказал Саксум и, поочерёдно задирая рукава, продемонстрировал присутствующим свои легионные наколки: на правом плече – могучего крылатого Пегаса, а на левом – увитую виноградной лозой цифру «III», стоящую, как на пьедестале, на надписи:

AUGUSTA

PIA

FIDELIS

Все трое рассматривали наколки с неподдельным любопытством. Хозяин кабинета – привстав со стула и отвесив толстую нижнюю губу. Писарь – издалека, вытягивая тонкую шею из своего одеяла, словно черепаха из панциря. Стражник – сзади, шумно дыша и обдавая Саксума сложным букетом разнообразных кухонных запахов.

– Третий легион… – почесал в затылке дознаватель. – Это где ж такой?

– Африка, – авторитетно пробасил стражник.

– Нумидия, – уточнил Саксум.

– Даже не слыхал про такую, – признался дознаватель.

– Вот видишь, – укорил его прим-декурион. – А туда же… Дай сюда! – он шагнул к писарю, вынул из его слабых влажных пальцев буллу и, скатав её обратно в тугой рулончик, принялся тщательно перевязывать шнурком.

– Эй! Эй! – опомнился хозяин кабинета. – Ты тут не это… не своевольничай! А то я сейчас на тебя быстро укорот найду!

Впрочем, уверенности в его голосе явно поубавилось.

– А я и не своевольничаю, – примирительно сказал Саксум. – Если у тебя есть ко мне какие-то претензии, а тем паче обвинения, я готов их выслушать. Ежели нет – извини – я бы хотел выйти отсюда. Я тебе уже говорил, жена у меня беременная, на восьмом месяце. А нам ещё добираться отсюда до са?мого, понимаешь, Кинеретского озера.

– Это твои проблемы, – отмахнулся дознаватель. – В любом случае сегодня я тебя не выпущу. То, что ты – романский гражданин, конечно, многое меняет. Но факт остаётся фактом: ты зарезал четырёх человек…

– Четырёх разбойников!

– Без разницы! Ты зарезал четверых, и в этой связи надо провести самое тщательное разбирательство.

– Ну так проводи! – нетерпеливо воскликнул Саксум. – Проводи! Кто тебе мешает?!

– И проведу! – заверил его хозяин кабинета. – Проведу, не беспокойся.

– Я, кстати, вообще не понимаю – почему этим делом начали заниматься романские власти? – покрутил головой Саксум. – Если один еврей зарезал другого еврея, разве это дело не для суда синедриона? Причём здесь вы?

– А вот это совершенно не твоего ума дело! – тут же «взвился на дыбы» дознаватель. – Много будешь знать – плохо будешь спать! Не тебе тут решать, кому какими делами заниматься! Отойди вообще от стола и стой молча!

– Да я-то чего, – даже слегка опешил от такого напора Саксум. – Да ради бога. Занимайтесь, если вам больше делать нечего.