Хранить вечно

Саксум пожал плечами:

– Да кто его знает. Прозвали и прозвали… В армии у всех прозвища есть. И у тебя со временем будет.

– Не скромничай, декурион! – тут же встрял в разговор Кепа – У тебя очень скромный брат, Ашер, – (Кепа произносил имя молодого легионера на романский лад: Асер), – всем в Третьем легионе известно, почему Симона из Галилаи прозвали «Саксум». Он ведь у тебя настоящий герой, Асер!

– Кепа! – строго сказал Саксум.

– Да ладно тебе, декурион! – воскликнул Кепа. – Всё равно он рано или поздно об этом узнает. Поэтому будет лучше, если он узнает об этом от меня.

– Меньше всего мне бы хотелось, чтобы он узнал об этом от тебя, – проворчал Саксум.

– Ну и зря!.. – обиделся Кепа, он зачерпнул из котелка и теперь, вытягивая губы, дул в ложку, желая, очевидно, попробовать своё варево на вкус. – Лучше меня об этом всё равно никто не расскажет… Во-первых, я честен… – (Саксум фыркнул и скептически сморщил нос). – Да-да, честен! И не надо фыркать! И тем более не надо крутить носом, как будто увидал в миске дохлую мышь!.. Во-вторых, я по натуре не льстец. И поэтому я, скорее, недохвалю, чем перехвалю… И в-третьих, и в-главных… – он отхлебнул из ложки и замолчал, сдвинув лохматые брови к переносице и сосредоточенно жуя; взгляд его сделался отрешённым.

– Что «в-главных»? – не выдержав, спросил Ашер.

– Га?рума не хватает! – сокрушённо сказал Кепа. – Ну что это за мясная каша и без гарума?! Куда смотрят наши снабженцы?! Три месяца я мучаюсь без гарума! И вот наконец из Ламбессы приходит обоз. И что я вижу?! – он патетически воздел руки. – Я вижу, что наши бравые тыловики снова забыли про соус!..

– Кому тут нужен гарум? – из-за угла казармы выдвинулась мощная фигура Марка Проба. – Я, кажется, слышу, что здесь кому-то нужен гарум?

Кентурион вразвалку подошёл к столу и, грохнув, водрузил на него большую, оплетённую соломой, глиняную бутыль и корзину, из которой торчала разнообразная зелень и большой круг чёрной кровяной колбасы. Ашер вскочил.

– Сиди, солдат, – добродушно махнул в его сторону рукой Марк. – Ты не в строю… Приветствую тебя, дружище Саксум! Надеюсь, ты принимаешь гостей?.. Привет, Кепа! Это тебе не хватает гарума?

Он сунул руку в корзину, извлёк из неё маленький кувшинчик с тонким, запечатанным воском горлышком и протянул её кашевару.

– Благодетель!.. – Кепа бережно, как некую драгоценность, принял из рук кентуриона сосуд, ловко сковырнул с него воск и, приблизив к носу, благоговейно понюхал; глаза его закатились, – Гарум!.. – восторженно прошептал он. – Провалиться мне на этом месте – гарум!.. Ты не представляешь, кентурион, до чего мы тут докатились!.. – Кепа наклонил кувшинчик над котелком и, помешивая, влил в кашу добрую порцию соуса. – У нас тут не то что гарума, у нас тут обыкновенной му?рии давно уже нет! Да что там мурия! Мы тут уже можжевельник используем в качестве приправы! Клянусь! Ягоды собираем и трём! Как какие-нибудь мусуламии дикие, честное слово! Ты можешь себе такое представить?!..

– Здесь ещё хлеб, сыр, колбаса… груши… – Марк похлопал широкой ладонью по корзине. – Ну и кой-какая зелень – спаржа, сильфий, чеснок… Здесь – вино… – прикоснулся он к бутыли. – Обычное а?льбанское. К сожалению, ничего лучшего в попине не нашлось.

– И вино?! – воскликнул Кепа. – Самое настоящее вино?! Ты – вдвойне благодетель, кентурион! Мы ведь тут совсем забыли вкус настоящего вина. Пробавляемся, в основном, лорой. А до того как пришёл твой обоз – так вообще, больше месяца сидели на одной по?ске! – он извлёк ложку из котелка и облизал её. – М-м-м!.. – страстно промычал он. – Это же совсем другое дело!.. Кентурион, если у тебя ещё много гарума, возьми меня к себе в кентурию! Я стану самым лучшим из твоих солдат! Клянусь! Нет! Я стану твоим рабом! Я буду чистить твой меч и завязывать тебе по утрам ка?лиги!.

– Ну, понесло, понесло… – поморщился Саксум. – Не обращай внимания на этого болтуна, Марк. Его язык всё равно, что ботало на шее игривого бычка – шуму много, а толку, понимаешь, никакого. Как в наших краях говорят: мелкая монета в кувшине громко звенит.

Кентурион улыбнулся:

– Пусть болтает. На языке мозолей не набьёшь.

Марк Проб нынче был благодушен и покладист. Лицо у него было розовое, распаренное, влажные волосы зачёсаны назад, бородка аккуратно пострижена.

– В термах был? – не без зависти спросил Саксум. – Присаживайся, – он похлопал ладонью по одному из пустых сосновых чурбачков, стоящих у стола и заменявших легионерам стулья.

– Да, – ответил Марк и грузно опустился на предложенное место. – Что ни говори, а терма – это великое дело!.. – он огляделся. – Так вот вы где пируете. Я было сунулся в казарму, но там мне какой-то дурнопахнущий лоботряс подсказал, что вы тут. Орясина какая-то в козлиной шкуре. Ещё и косноязычная вдобавок. Я его еле понял.

– Это Лукипор, – догадался Саксум.

– Ну, Лукипор так Лукипор… – не стал спорить кентурион, он вздохнул и рукавом туники вытер вспотевшее лицо. – Жарко нынче… Извини, дружище, что не заглянул к тебе в гости сразу. Сам понимаешь, пока разместились, пока обустроились – не до этого было. Эти два дня – как проклятые! В латрину без спешки сходить и то времени не было – всё бегом, всё бегом!.. Зато теперь… – он снял со стола бутыль, поставил её себе на колено, ножом аккуратно снял пробку и, слегка покачав сосуд, потянул носом над горлышком. – Хм! – приподнял он брови. – Совсем даже недурно! Я, честно говоря, ожидал, что будет намного хуже, – он пошарил вокруг себя глазами. – Надеюсь, вода в этом доме найдётся?

Ашер сейчас же сорвался с места:

– Я принесу!.. Я быстро!

Он наклонился, схватил стоявшее возле стола деревянное ведро и бегом кинулся наискосок через пустырь. Кентурион одобрительно проводил его взглядом.

– Ну как он? – кивнув вслед убежавшему брату, спросил Саксум. – Справляется?

– Нормально, – сказал Марк. – Не хуже других… Мечтательный вот только он у тебя какой-то… Бывает, что-нибудь делает, работу какую-нибудь, или там, к примеру, с мечом упражняется – мешок с соломой рубит, как вдруг остановится, руки опустит и стоит, смотрит куда-то. Главное, смотрит и не видит ничего. Окликнешь его, он как будто вынырнет откуда-то, поглядит вокруг удивлённо – мол, где это я? – и дальше продолжает мешок свой рубить, как ни в чём не бывало.

– Это у него с детства, – улыбнулся Саксум. – Он в детстве точно таким же был. Бывало, дашь ему сеть распутать, он поначалу за дело резво возьмётся – пальцы-то у него, понимаешь, ловкие, половину распутает, а потом глядишь – стоит и мечтает с открытым ртом, мух, понимаешь, ловит. Как ты говоришь, окликнешь его, а он повернётся к тебе такой удивлённый и говорит, к примеру: «А я сейчас с Я?хве разговаривал». Или ещё что-нибудь в таком роде…

– Что ещё за Яхве такой? – удивился Марк Проб.

– Это – наш бог, – сказал Саксум, – мы ему молимся.

– Представляешь, – отозвался от очага Кепа, – у них всего один бог! Один-единственный! На все случаи жизни. Дикари!

– Заткнись! – сказал ему Марк. – Что б ты понимал!.. А насчёт мечтательности… Я думаю, это ненадолго. Это пройдёт. После первого же боя и пройдёт. Как только крови понюхает, как только увидит перед собой свою смерть с мечом или с трагулой в руке, как только осознает, что есть ситуации, когда думать и мечтать некогда, когда или ты, или тебя, – так сразу и пройдёт… После первого боя почти все меняются…

– Если в живых остаются, – опять подал голос Кепа.

– Тьфу на тебя! – в сердцах сказал кентурион. – Ну что за поганый язык у тебя, Кепа!.. Ты прав, Саксум. Я смотрю, этот Кепа у тебя действительно самое настоящее трепло. Ботало… Может, мне у тебя его и вправду забрать? На месячишко-другой. Он бы у меня быстро научился держать язык за зубами! Что скажешь?

– У меня для тебя есть встречное предложение, – отворачиваясь от Кепы и подмигивая кентуриону, сказал Саксум. – Забирай его у меня насовсем. А мне отдай Ашера. Думаю, обмен для тебя выгодный – необученный юнец против матёрого разведчика… Вот только гарума он жрёт немеряно. Прям беда! Оставит он тебе, понимаешь, через месяц всю кентурию без гарума.

– Ничего, – сказал Марк, – Не оставит. Я его, паразита, во внешний караул отправлю. Навечно. Он у меня состарится в карауле. У меня этот пожиратель гарума в крепости появляться вовсе не будет. Пусть он там, за крепостной стеной, можжевельник свой вместо гарума жрёт. Он ведь вроде говорил, что любит можжевельник?

– Это да! – сказал Саксум. – От можжевельника его за уши не оттащишь. Он за пригоршню можжевеловых ягод папу-маму продать готов…

– Эй!.. Эй!.. Эй!!.. – Кепа, утопив ложку в котелке, стоял столбом и испуганно переводил взгляд с декуриона на кентуриона и обратно; глаза его были большими и круглыми, как у филина. – Эй, вы чего?! Какой ещё можжевельник?!.. Вы меня что, вы меня хотите… в пехоту?! Декурион, ты что?!.. Я не хочу в пехоту! Я не пойду!.. Я ведь!.. Я же!.. Не хочу я! Вы не это!.. Не того!.. – лицо его сморщилось, как от зубной боли, голос стал плаксивым. – Я… я больше не буду!..

Саксум и Марк, не выдержав, расхохотались. Саксум смеялся, навалившись грудью на стол, задыхаясь и вытирая проступающие слёзы. Кентурион – наоборот – откинувшись назад, чуть не падая с чурбачка, не забывая, впрочем, придерживать стоящую у него на колене бутыль с вином. Совершенно сбитый с толку Кепа с самым несчастным видом наблюдал за этим приступом веселья.

– Ой, Кепа… уморил, – отдуваясь, покрутил головой кентурион. – Убил и зарезал… «Я… я больше не буду!» – всхлипывая, передразнил он.

– Кашу, кашу помешивай! – напомнил подчинённому обретший дар речи Саксум. – Подгорит на дне каша-то!

До Кепы наконец дошло. Теперь лицо его приобрело по-детски обиженное выражение. Он громко засопел носом и укоризненно покачал головой:

– Взрослые люди… Начальники… А туда же! Эх! – он махнул рукой, повернулся к очагу и, достав ложку из котелка, принялся с показным усердием мешать исходящую паром похлёбку.

Из-за угла соседней казармы показался Ашер. Он шёл, осторожно ступая, слегка перекосившись на бок и держа руку с ведром на отлёте.

– Слушай, Марк, – сказал Саксум, – как бы мне его у тебя, понимаешь, и вправду забрать, Ашера моего? Всё-таки брат как-никак.

Кентурион пожевал губами.

– Это не так просто сделать… Из пехоты в кавалерию… – он покачал головой. – Это можно только через самого? префекта. Через Тита Красса… А до этого тебе ещё надо вопрос со своим примом согласовать. Надо, чтоб именно прим прошение на имя префекта подал… Я – своё прошение, а он – своё.

– С примом я поговорю, – сказал Саксум.