Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени

Удивительно точна культурная топика рассказа В. М. Шукшина. Первое свое преступление Спирька совершает в бане. Баня – опасное, нечистое в народной мифологии место[126 - В «Калине красной» Люба Байкалова объясняет, почему она боится ночью ходить в баню: «Да там же черти! В бане-то… Они там только и водются» (Шукшин В. Собр. соч. : в 5 т. Екатеринбург, 1992. Т. 3. С. 339).]. Он не решается застрелиться на кладбище[127 - Существуют две редакции рассказа «Сураз» – 1970 и 1973 г. В раннем варианте герой стреляется на кладбище. (См. в кн.: Шукшин В. Земляки. М., 1970. С. 117–131.) В следующей редакции автор устранил данную культурологическую ошибку.], где не место самоубийцам, нечистым, «заложным» покойникам[128 - О «заложных» покойниках см.: Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии. Пг., 1916.]. Спирька застрелился в красивом месте, в лесу, среди природы. Перед смертью он слушает птиц. «Тоже парой летают», – подумал Спирька. (У него нет пары.) Еще он подумал, что люди завидуют птицам… Говорят: «Как птаха небесная»[129 - Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 394.]. На кладбище он вспоминает маленькую девочку, свою племянницу. (И собственных детей у него нет!) В этих предсмертных образах – знак прорыва к какой-то безграничной, неведомой человеку, свободе, трагедии исчезновения с лица земли корня доброго (ангельской души) человека Спирьки Расторгуева и неблагополучия того мира, в котором он жил.

Совершенно очевидно, что жизнеописание Спирьки выстроено по той же сюжетной схеме, что и жизнеописание Святополка:

– рождение от блуда;

– злая судьба (и здесь трагизм заключается в том, что изменить ее не во власти героя);

– злая смерть (самоубийство).

1.2. Сюжет о Христе и Антихристе как сюжет-архетип

Структурно-типологический анализ представленных текстов показывает, что в основе жизнеописания Святополка и Спирьки Расторгуева лежит единая сюжетно-композиционная схема, общий архетипический сюжет. Следует остановиться на проблеме «архетипического», прежде всего, с той целью, чтобы выявить генезис данного сюжета.

Термин «архетип» предложен К. Г. Юнгом, основателем «глубинной», или «аналитической психологии». Предложен он для характеристики содержания «коллективного бессознательного». В связи с этим следует говорить об изначальных идеях, мотивах, образах, которые «имеют свое происхождение в архетипе» и «которые неожиданно обнаруживаются повсюду»[130 - Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994. С. 123. (См. также: Юнг К. Г. Психологические типы. М., 1996. С. 501, 518–521, 539–545, или другие издания.)]. К. Г. Юнг подчеркивает, что архетип имеет структурную природу. Для аналитика несомненный интерес представляет то, что структурные архетипические модели лежат в основе устной и письменной культуры от архаичной мифологии до литературы сегодняшнего дня. Задача исследователя – обнаружить и описать их. Сделать это достаточно сложно в силу ряда причин. В частности, потому, что одно из сущностных свойств структуры – способность к трансформации. Отсюда трудность ее узнавания – выявления общего в том, что воспринимается как совершенно разнородное и несопоставимое. Наличие архетипической структуры в том или ином произведении отнюдь не очевидно даже для специалиста, читатель же остается, в принципе, вне данной проблематики. Между тем описание архетипического дает ключ к скрытым (бессознательным, глубинным) смыслам текста, которые невозможно постигнуть иными путями и без понимания которых текст фактически остается непрочитанным.

Рассмотренные жизнеописания (Святополка и Спирьки) восходят к архетипическому сюжету о Христе и Антихристе. (В связи с анализом представленных текстов нас в первую очередь интересует сюжет об Антихристе.) Сама тема «Христос – Антихрист» трудноисчерпаема в своих аспектах и, как представляется, совершенно неисчерпаема в объеме и контекстах (еще и потому, что она открыта в живую жизнь). Мы сознательно ограничиваем себя рамками задач настоящего исследования и далее рассматриваем только существенные для анализируемых сюжетов мотивы.

Жизнеописание Христа носит канонический характер, оно представлено, прежде всего, в Четвероевангелии. Сложнее обстоит дело с сюжетом об Антихристе. Библейские тексты не дают сколько-нибудь цельного жизнеописания человека, рожденного противником Бога. Даже «Апокалипсис» Иоанна Богослова, повествующий о конце мира и временах Антихриста, не мог удовлетворить любопытство христианина, интересующегося данной фигурой.

Собственно говоря, жизнеописание Антихриста ни в виде канонического, ни беллетристического текста никем и никогда не написано. Однако его можно реконструировать. В законченном виде сюжет об Антихристе сложился частью в библейских текстах, частью – в экзегетике, частью – в апокрифической литературе и народной христианской легенде. Он сформировался как некий антитекст по отношению к сюжету о Христе. Мотивы данных сюжетов представляют собою совокупность бинарных оппозиций[131 - О бинарности русской культуры, в частности, см.: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца ХVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994. С. 219–253. Развитие и трансформацию идей указанной работы см. в ст.: Лотман Ю. М. О русской литературе классического периода (Вводные замечания) // Лотман Ю. М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958–1993): История русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 594–604.].

Само имя Антихриста – оппозиция имени Христа. С другой стороны, можно утверждать, что у противника Сына Божия нет имени (ноль имени), ибо, строго говоря, Антихрист – это не имя. В греческой приставке «анти» – «против» и «вместо» – заключены лишь отрицание и подмена имени и образа Христа[132 - Поэтому рассматриваемая ситуация имеет двойственный характер. В первом случае Антихристом может быть назван человек с любым именем, если он «неисповедующий Иисуса Христа», – «сей есть льстец и антихрист» [2 Ио. 1, 7]. Или: «И якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша, от сего разумеваем, яко последний час есть» [1 Ио. 2, 18]; «Кто есть лживый, точию отметаяйся, яко Иисус несть Христос? Сей есть антихрист, отметаяйся Отца и Сына» [1 Ио. 2, 22]; «и всяк дух, иже не исповедует Иисуса Христа во Плоти пришедша, от Бога несть: и сей есть антихристов» [1 Ио. 4, 3]. Какие трансформации в этом случае могут происходить с именами героев-антихристов, мы видели на примере рассмотренных выше сюжетов. Их имена либо изначально несут антитематику (Сураз, Спирька), либо трансформируются и включают ее (Святополк Окаянный, Поганополк). Во втором случае Антихрист выступает в единственном числе – это посланник дьявола, противник и ложный двойник Сына Божия, который должен явиться в конце земной истории, перед вторым пришествием Христа, воскресением мертвых и Страшным судом.]. Ситуация явления «анти»-Христа заведомо предполагает самозванчество, обман и лжеподобие. Отсюда именование его Лжехристом.

Христос пришел на землю, чтобы искупить первородный грех, совершенный Адамом и Евой. Искупитель – одно из его имен[133 - Об именах Христа см.: Аверинцев С. С. Иисус Христос // МНМ. Энциклопедия : в 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 490.]. Если в поступке Адама и Евы человечество пало и утратило бессмертие, то в жертвенной смерти Христа оно восстало и обрело его вновь. «Якоже бо о Адаме вси умирают, такожде и о Христе вси оживут» [1 Коринф. 15, 22][134 - Ср.: Пиотровский М. Б. Адам // МНМ. Т. 1. С. 42.]. Христос искупает последствия грехопадения уже тем, что сам рождается вне плотского греха – от непорочного зачатия. Варианты рождения Антихриста: 1) от колена Данова («Как от колена Иудина родился Христос, так и от колена Да-нова имеет произойти антихрист»[135 - Святой Ипполит, епископ Римский. О Христе и Антихристе. СПб., 2008. С. 217. (Ср.: «Как Христос рождается от колена Иудина, так из колена Данова родится антихрист» (Там же. С. 277).) Ср.: «А противник, еже есть антихрист, зачнется от блуда, от жены жидовки, от колена Данова» (Памятники истории старообрядчества ХVII в. Кн. 1. Вып. 1 // РИБ. Л., 1927. Т. 39. Стб. 460). «А родится он, антихрист, от жидов, от колена Данова»; «…антихрист зачнется духом дьявольским от жены жидовки» (Демкова Н. С. Неизвестные и неизданные тексты из сочинений протопопа Аввакума // ТОДРЛ. М.–Л., 1965. Т. 21. С. 230). Интересно продолжение размышлений Аввакума: «Мнитмися, сам сатана зблудит с нею сим подобием, якоже змий ныне летает к женам, дьявольской же дух; и дасться зачатому душа за плоть матерню» (Памятники истории старообрядчества ХVII в. Стб. 460). По этой версии сатана и Антихрист – это отец и сын.]; в Апокалипсисе колено Даново исключено из числа «запечатленных» колен Израилевых, то есть тех, кому суждено спастись [см.: Откр. 7, 5–8][136 - Отметим, что апокрифическая легенда приписывает отцовство Иуды Искариота Рувиму-Симону «из колена Данова» (см.: Аверинцев С. С. Иуда Искариот // МНМ. Т. 1. С. 581).]); 2) от монахини[137 - «В том же Хоразине [граде] будет черница девою, дщи некоего болярина. Седящи в келии своей услышит в винограде своем птицу, поющу таковые песни, иже ни ум человечь возможет разумети. Она же открывши оконца и хотя обозрети птицу, птица же возлетевши и зашибет ея в лице, черницы тоя, и в том часу зачнется у нея сын пагубе, окаянный антихрист. И родивши его, срама ради отдаст его от себя в град, нарицаемый Вивсаиду; в том же граде воскормлен будет, а в Капернауме царствовати будет» (Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. М., 1863. Т. 2. С. 262).]; 3) от инцеста[138 - Ср.: Аверинцев С. С. Антихрист // МНМ. Т. 1. С. 86.]; 4) от блудницы[139 - «Не сам диавол делается человеком, подобно вочеловечению Господа, да не будет!, но рождается человек от блуда и принимает на себя все действие сатанино. <…> он рождается от блуда» (курсивом выделено в издании) (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 2003. С. 268).] и др., – в сущности, сводятся к одному: он рождается не просто от плотской, но от блудной, греховной, незаконной связи. (Ср. идея природной греховности родившегося от блуда: «Ниже да внидет блудородный во храм Господень до десятаго рода» [Второзак. 23, 2].)

Христос – богочеловек, пришедший, чтобы дать человечеству возможность спасения, жизни вечной (одно из его имен – Спаситель; в именах Христа реализуется мифологема, раскрывающая смысл его земной судьбы). Антихрист – человек («человек беззакония, сын погибели» [2 Фесс. 2, 3]), пришедший в конце времен, чтобы навеки погубить поддавшихся искусу и последовавших за ним.

Христос – подлинный учитель («Вы же не нарицайтеся учителие: един бо есть ваш Учитель, Христос» [Матф. 23, 8]), он пришел в мир, чтобы открыть Истину и указать Путь. «Глагола ему Иисус: Аз есмь путь и истина и живот» [Ио. 14, 6]. «Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетелствую истину» [Ио. 18, 37]. «Благодать (же) и истина Иисус Христом бысть» [Ио. 1, 17]. Антихрист – лжеучитель и лжепророк, «дух лестча (заблуждения)» [1 Ио. 4, 2]. Его образ коррелирует с образом дьявола, который «ложь есть и отец лжи» [Ио. 8, 44], он сам – «лживый» [1 Ио. 2, 22].

Антихрист, претендующий на роль Христа, его место и власть над душами людей, выступает в роли обуянного гордыней самозванца и ложного двойника Христа («противник и превозносяйся паче всякаго глаголемаго Бога или чтилища, якоже ему сести в церкви Божией аки Богу, показующу себе, яко Бог есть» [2 Фесс. 2, 4]). Антихрист – человек в маске добродетели (а потому его явление миру и человеку есть тайна!). Скрывая под личиною свою подлинную природу, он выдаст себя за Христа и предстанет им в глазах тех, кого ему удастся ввести в заблуждение[140 - См.: Аверинцев С. С. Антихрист. С. 85.]. Он – обольститель, как всякий неисповедующий Христа (уже цитированное: «сей есть льстец и антихрист» [2 Ио. 1, 7]). «Востанут бо лжехристи и лжепророцы и дадят знамения велия и чудеса, якоже прельстити, аще возможно, и избранныя» [Матф. 24, 24]. Он наделен, как и Христос, силой чудотворения, но эта сила от дьявола («Егоже есть пришествие по действу сатанину во всяцей силе и знамениих и чудесех ложных» [2 Фесс. 2, 9; ср.: Откр. 13, 14], и лишь благодаря своей связи с ним он добивается господства над людьми («и даде ему змий силу свою и престол свой и область великую» [Откр. 13, 2]; «и дана бысть ему область на всяцем колене (людий) и на языцех и племенех» [Откр. 13, 7]).

Дьявол «человекоубийца бе искони» [Ио. 8, 44]. Его посланник Антихрист, отвергая Истину и утверждая насилием свое ложное учение, сделает так, «да иже аще не поклонятся образу звериному, убиени будут» [Откр. 13, 15]. Если Христос дал человечеству закон, главнейшая заповедь которого – «не убий», то Антихрист – человек вне закона. Он не только провозглашает убийство, но в принципе отвергает все заповеди Христа[141 - В уже частично цитированном втором Послании ап. Павла к Тимофею перечислены морально-психологические качества людей во времена Антихриста: «Будут бо человецы самолюбцы, сребролюбцы, величави, горди, хулницы, родителем противящиися, неблагодарни, неправедни, нелюбов-ни, непримирителни (продерзиви, возносливи, прелагатае), клеветницы, невоздержницы, некротцы, неблаголюбцы, имущии образ благочистия, силы же его отвергшиися» [2 Тим. 3, 2–5].]. Гордыня – основная психологическая черта в образе Антихриста; обольщение, проповедование лжи (блуда – об этом см. ниже), убийство – основные сюжетные функции, закрепленные за ним.

Конечная участь Христа – воскресение через мученическую смерть на кресте. Конечная участь Антихриста – 1) «егоже Господь Иисус убиет духом уст своих, и упразднит явлением пришествия своего» [2 Фесс. 2, 8]; 2) живым «ввержена быста <…> в езеро огненное горящее жупелом (серою)» [Откр. 19, 20] (ср. с участью дьявола: «и диавол льстяй их ввержен будет в езеро огненно и жупелно, идеже зверь и лживый пророк: и мучени будут день и нощь во веки веков» [Откр. 20, 10]); 3) покончить с собой, бросившись вниз с высокой горы, при приближении Христа (мотив самоубийства)[142 - См.: Аверинцев С. С. Антихрист. С. 86.]. Смерть Антихриста есть не что иное, как возмездие Божие за зло, сотворенное им на земле. Таким образом, отношения Христа и Антихриста определяет непримиримый нравственный, духовный конфликт, заканчивающийся победой Христа.

Христос и Антихрист воплотили два различных пути на земле. Христос – путь святости («ибо написано: “Зане писано есть: святи будите, яко аз свят есмь”» [1 Петра 1, 16]), спасения и истины. Рожденный от блуда Антихрист – путь лжи, заблуждения и гибели. Путь Антихриста есть восхождение к власти (тема власти является одной из центральных в рассматриваемом сюжете). Его жизнеописание включает в себя следующие основные элементы:

– рождение от блудной, греховной, незаконной связи[143 - В мифопоэтике качество рождения (ответ на вопрос: как и от кого родился?) объясняет природу рожденного – явления, героя и пр. Появление на свет Христа, равно как и Антихриста, ярко иллюстрируют мифологему рождения.];

– ложь, обольщение, убийство в борьбе против Христа за власть над душами людей;

– смерть – возмездие Божие за зло, свершенное на земле (самоубийство – один из вариантов такой смерти).

Семантика слов с корнем блуд/бляд’ в древнерусском языке замечательно иллюстрирует смыслы сюжета об Антихристе[144 - Совокупность значений группы слов, восходящих к корню блуд/бляд’, сама по себе проявляет один из существеннейших архетипов христианской культуры.] (он предстает в описываемом сюжете в качестве своеобразного универсального блудника):

– «блуждание» («блуждать», «скитаться», «плутать»);

– «заблуждение», «ошибка» («заблуждаться», «ошибаться»);

– «обман», «ложь», «ересь» («обманывать», «лгать», «вводить в заблуждение», «проповедовать ложное учение»);

– «разврат», «распутство», «прелюбодеяние», «незаконное, безбрачное сожитие» («развратничать», «распутничать», «прелюбодействовать», «сожительствовать»);

– «уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле» («уклониться от истинного пути», «встать на ложный путь, путь гибели»)[145 - Блуд, с точки зрения русского человека Средневековья, не только прямая ложь, но и «пустословие», «празднословие», «болтовня», «вздор» (вздорное слово) и т. п. Соответственно, «болтун», «пустослов», «пустомеля» – «блядословец». (Кроме словарей древнерусского языка использован словарь В. И. Даля. В «Словаре русского языка ХVIII века. Вып. 2. (Бепристрастный-Вейэр)» (Л., 1985. С. 72) отмечено относительно слов с корнем бляд? – «после 1730-х гг. в книгах как непристойные не употр.».)].

Данная семантика неразрывно связана с темой возмездия: «Еже заповедей Божиих не послушати и в путех Его не ходити, гнева Его камо убежим?»[146 - Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году // ПЛДР. Вторая половина ХV века. М., 1982. С. 236.]

Таким образом, жизнеописание и Святополка, и Спирьки восходит к архетипическому сюжету об Антихристе. (В обоих случаях следует говорить о воплощении инвариантной модели в конкретных текстах-вариантах.)

Сопоставление литературных произведений с изначальным, их породившим сюжетом позволяет определить специфику каждого из них. Наиболее существенным является, на наш взгляд, тот факт, что подобно Антихристу, до конца воплощает его природу только «злой человек» Святополк. Он рожден от блуда, он – убийца, лжец и обольститель и, вообще, все его деяния и поступки, сама судьба воплощают зло, ошибку и заблуждение, уклонение от истинного пути, за что он и наказан.

В произведениях цикла ничего не говорится о прелюбодейных отношениях князя с женщинами. (Красавица и блудница его мать – пусть невольно, но выступает в роли обольстительницы.) Святополк был женат на дочери польского короля Болеслава I Храброго[147 - Вместе с тестем Святополк пытался бороться со своим «отцом», князем Владимиром. (См.: Щавелева Н. И. Польки – жены русских князей (ХI – середина ХIII в.) // Древнейшие государства на территории СССР. М., 1989. С. 50–52.)]. Однако сюжет потенциально открыт для включения данного мотива. В легендарном «Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» (ХVII век) автор подыскал Святополку невесту «во дне адове» – «ту блядь Улитку», убившую вместе с любовниками своего мужа[148 - Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы // ПЛДР. ХVII век. Кн. первая. М., 1988. С. 126.]. Автор данного «Сказания»[149 - Анализ «Сказания» см. в разделе 5.3 главы 5 данной работы.] назвал Святополка другим, более подходящим для него именем, – Поганополк[150 - Сказание об убиении Даниила Суздальского… С. 125.]. Он явно позаимствовал его из паремийных чтений в память об убиенных братьях[151 - См.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба… С. 118; Соболева Л. С. Паремийные чтения Борису и Глебу // Вопросы истории книжной культуры : сб. науч. тр. Вып. 19. Новосибирск, 1975. С. 115.]. В историю князь-братоубийца вошел под именем Святополка Окаянного. Смысл его деяний определяет именно данный эпитет (окаянный – «проклятый, отверженный церковью»[152 - Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1993. Т. I. С. 594.]). Законы мифологемы «имя есть судьба» трансформировали имя князя от семантики святости и воинствования[153 - О семантике имени Святополк см. в кн.: Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. Первый век христианства на Руси. М., 1995. С. 486.] к семантике нечистого, антихристианского, отреченного[154 - В. Н. Топоров отмечает со ссылкой на М. Х. Алешковского (см.: Алешковский М. Х. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения… С. 83–87), что «после 1072 г. (год предполагаемой канонизации Бориса и Глеба. – В. В.) имя Святополка навсегда выходит из княжеского именослова» (Топоров В. Н. Об одном архаичном индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре –

svеt- // Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 227).].

Смерть Святополка – «возмездие» от Господа за зло, свершенное на земле. Князь смердит (издает запах греха, нечистого) после смерти. На иконах Святополк изображен падающим «вниз головой на фоне черной пропасти»[155 - Алпатов М. В. Гибель Святополка в легенде и иконописи // ТОДРЛ. М.–Л., 1966. Т. 22. С. 20.]. В связи с этим интересно замечание J. S. Wasilewski: «Позиция “вниз головой” в традиционной культуре входит в состав символического языка: “…в галерее образов, предоставленных в такой позиции, можно найти Иуду и Пилата, многочисленных преступников и осужденных, а прежде всего архетип их всех – Люцифера, Сатану, Антихриста”»[156 - Цит. по кн.: Гольденберг А. Х., Гончаров С. А. Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» // Русская литература и культура Нового времени. СПб., 1994. С. 38.].

Спирька же, в отличие от Святополка, «неожиданно добрый». (Тексты сталкиваются и спорят друг с другом!) Если так можно выразиться, он – «реабилитированный» Антихрист. В его душе преобладает ангельское начало («андел ты» – сказано о нем). Душа его вне зла – он «вообще никогда никому не желал зла». Потому он и не совершает убийства. В этом отношении Спирька ближе к блаженным Борису и Глебу, которые подобны «ангелам, на благое посылаемым»[157 - ПВЛ. С. 150.], чем к «злому сообщнику дьявола»[158 - Сказание о Борисе и Глебе. С. 290.] Святополку. Поэтому на похоронах Спирьки «многие плакали»[159 - Шукшин В. Собр. соч. Т. 4. С. 394.]. (Заплакал ли кто-нибудь о Святополке?)

Однако образ Спирьки раздвоен, «реабилитирована» только его душа. Судьба же окована злом, отсюда двойственность его поступков, поведения. В конце концов «блудное» оказалось сильнее. Герой потерял дорогу, заблудился в жизни, и ему не удалось избежать злой смерти-возмездия. (Конечный смысл реализуется в выстроенном контексте, а контекст в данном случае приобретает абсолютное значение.)

Если Святополк совершает свои поступки вполне сознательно, то Спирька – бессознательная, стихийная натура. Он поддается каждому своему желанию, не понимая, что за силы влекут его по жизни.

В. М. Шукшин, писатель-реалист, творивший во второй половине ХХ века, выстроил мистический[160 - Слово «мистика» понимается нами как «тайна», «духовная тайна» (что соответствует значению в греч. языке – «таинственный»).] сюжет (пожалуй, средневековый сюжет о Святополке даже менее мистичен), явив тем самым, насколько прочно в глубинах психики, в бессознательном современного человека укоренены определенного рода архаические представления.

1.3. Реализация в литературных текстах архетипического сюжета о Христе

В разделах параграфа 1.1 были рассмотрены примеры реализации в литературных текстах архетипического сюжета об Антихристе. Анализ будет неполным, если мы не обратимся к проблематике реализации архетипического сюжета о Христе. В данном случае предметом анализа будут только древнерусские жития.

Если за образом «злого человека», мучителя в житии-мартирии стоит Антихрист (в этом мы могли убедиться на примере борисоглебского цикла), то за образом святого-мученика стоит Христос.

Конкретные задачи настоящего параграфа заключаются прежде всего в том, чтобы определить элементы композиционной структуры жизнеописания святого в житии-мартирии, выявить его специфику и достроить таким образом структурно-типологическую модель данной разновидности жития. Подобная установка требует реализации сравнительного аспекта анализа – необходимо сравнить жизнеописание святого-мученика как тип (структуру) с другим подобным же типом (структурой). А потому следует выстроить или уже иметь определенную модель в качестве образца для сравнения. В данном случае оптимально, на наш взгляд, избрать типологическую модель преподобнического жития. Основанием тому могут быть, по крайней мере, две причины. Во-первых, иноческий подвиг осмыслен в христианстве как классический тип подвига во имя Христа. Соответственно, преподобническое житие представляет собою классическую разновидность жанра, а значит, оно дает богатый материал для сопоставления. Во-вторых, по сравнению с другими жанровыми типами преподобническое житие является наиболее изученным. Любой исследователь, уделивший ему сколько-нибудь серьезное внимание, касался и вопроса о его структуре («композиционной схеме»). Это обстоятельство значительно упрощает поставленную задачу. Если есть возможность использовать имеющиеся наработки, то отпадает необходимость в специальном исследовании структуры данного типа жития.

1.3.1. Структурно-типологическая модель «преподобнического жития»

Содержание преподобнического жития составляет описание земного пути святого от рождения и до смерти. Полная композиция данного типа жития включает в себя авторское вступление и заключение, но нас интересует именно центральная часть – жизнеописание, или агиобиография.

В научной литературе имеются высказывания, уточняющие применение термина «биография» в отношении к житию. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в житии не портрет, а икона»[161 - Ключевский В. О. Соч. : в 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. М., 1988. С. 240.]. Ср.: «“Свят” тот, в котором не осталось или почти ничего не осталось от “биографии”. Житие уподобим “иконе”, а биографию – портрету. Житие есть мощи, биография – труп»[162 - Ильин В. Н. Иночество и подвиг // Путь: Орган русской религиозной мысли. Кн. 1 (I–VI). М., 1992. С. 440.]. «Содержанием жития является биография “святого” <…> Я сказал “биография”. Это не совсем точно, это не то слово. Биография предполагает рассказ о жизни реального человека; такая биография обычно полна драматического движения. В житии всего этого нет и быть не может: нет движения, роста, становления характера. “Святой” неподвижен (равно как и агиографический “злодей”). Он “святой” уже с момента рождения; он избранник Божий. И в этом смысле он не имеет биографии: автору нечего рассказывать. Автору-агиографу остается только одно: подобрать материал для иллюстрации его святости. Житие и сводится обычно к такой иллюстрации в рамках биографического повествования о жизни героя и его кончине»[163 - Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. 2-е изд. Л., 1987. С. 17.] и др.

За образом святого стоит тот же реальный человек с не менее реальной биографией, другое дело, что она описывается через канон, который возводит реальность в пространство и к символике святого, вечного. Термин «биография» применяется исследователями к житиям всех типов. Представляется, что это вполне правомерно. У каждой культурной эпохи свои принципы и методы воспроизведения действительности, в частности, биографии реального человека. Определение «биография» может, на наш взгляд, указывать лишь на содержательную, тематическую сторону жития. Жанровую (дифференциальную) характеристику задает сам термин «житие» в сочетании с определением его типа «житие юродивого», «житие мученическое» и т. д.

Собственно смертью житие не заканчивается, его продолжение – описание чудес, которые суть свидетельства загробной жизни святого. А она есть не что иное, как жизнь вечная. Житие в рамках адекватной ему культуры – открытый, незаконченный текст: пока продолжается земная история, существует вера, культ святого и творимые святым чудеса, оно может пополняться их записями. В. О. Ключевский в связи с необходимостью дополнения жития записями чудес писал о «загробном продолжении биографии» святого[164 - См.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С. 361.]. Об этом же пишет исследователь категории времени в житиях: «Для биографии [современной] смерть – безусловный конец, как рождение – безусловное начало. Не то в житии. Здесь смерть – не конец, а только переход в другое состояние <…> При этом посмертные чудеса ничем не отличаются от прижизненных по своему характеру: святой исцеляет, воскрешает, наказывает, является во сне и т. п. <…> Список посмертных чудес принципиально не замкнут в пространстве и во времени. Подобное разрастание списка посмертных чудес знают жития многих святых: Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, митрополита Алексия и др. Такой принципиальной незамкнутости времени героя, а вслед за тем и художественного времени повествования, не знает литература нового времени»[165 - Кочетков И. А. Категория времени в житии и житийной иконе // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства ХI–ХVII веков. М., 1978. С. 227–228.]. В связи с этим приведем и размышления Г. М. Прохорова: «Для людей, почитающих святых, обычно важна дата их поминовения, месяц и число, а не год их кончины или век, когда они жили. К примеру, мощи, покоящиеся в катакомбах Киево-Печерской лавры, снабжены бирками, на которых написаны только день и месяц упокоения – не год, не век. По внутригодовому хронологическому порядку, порядку поминовения, расположены в четьих-минеях и жития святых. Эта некоторая “антиисторичность” может объясняться тем, что соприкосновение святых с Вечностью, о чем свидетельствуют их жития и чудеса, для их почитателей важнее места их в истории. Год их кончины, век, когда они жили, более важны для историков»[166 - Прохоров Г. М. Святые в истории Руси Х–ХVII вв. // ТОДРЛ. СПб., 2003. Т. 54. С. 79.].

Говоря о том, что о схеме преподобнического жития писали многие исследователи, мы должно обратить особое внимание на статью Т. Р. Руди «О композиции и топике житий преподобных». Итогом ее явилась непосредственно «схема монашеского жития»[167 - Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных // ТОДРЛ. СПб., 2006. Т. 57. С. 497–500.]. Хотя автор и оговаривается, что схема представлена «в самом общем виде»[168 - Там же. С. 497.], однако она достаточно подробна (другое дело, что рассмотренные составляющие «далеко не исчерпывают всего многообразия топики монашеских житий»[169 - Там же. С. 499.]). Мы тоже предлагаем схему или же сюжетную структурно-типологическую модель монашеского жития. Она являет собой предельное обобщение по сравнению со схемой Т. Р. Руди.

Если говорить о природе сюжетной модели вообще, то она может быть обобщенной, формализованной, абстрактной или же, наоборот, – описательной. К первому варианту близка модель сюжета волшебной сказки, выстроенная В. Я. Проппом[170 - См.: Пропп В. Я. Морфология сказки. (Дальнейшая формализация данной схемы позволила использовать ее в кибернетических операциях. (См.: Кербелите Б. П. Методика описания структур и смысла сказок и некоторые ее возможности // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. М., 1980. С. 48–100.) Дж. Родари поступил с моделью Проппа по-своему, он «оторвал» ее от сюжетной основы, сократил и создал свою модель, позволяющую играть в сказку, развивать детскую фантазию. (См. главу «Карты Проппа» в кн.: Родари Дж. Грамматика фантазии. Введение в искусство придумывания историй. М., 1976. С. 76–84.)]. Схема Т. Р. Руди ближе ко второму варианту.

Мы не стремились к формализации модели до возможности описания ее языком формул. Элементы ее в нашем случае представляют собою обобщения смыслов топики в границах последовательно развивающихся сюжетных эпизодов жития. Задача заключалась в определении элементов, существенных для выявления динамики – движения сюжета[171 - Ср.: описание В. П. Адриановой-Перетц и Л. А. Дмитриевым сюжетного повествования в связи со схемой жития – главы «Сюжетное повествование в житийных памятниках ХI–ХIII вв.» и «Сюжетное повествование в житийных памятниках конца ХIII–ХV в.» в кн: Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 67–107, 208–262.]. Поэтому мы не включили в схему, например, такие мотивы, как мотив «плача родителей о сыне как о мертвом, поиска отрока и безуспешных попыток вернуть его к жизни в миру»[172 - Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных. С. 497 и далее.], отказа игумена постричь отрока (его искушение), мотив нелюбви святого к богатым одеждам и пр., не включили формулы, используемые при описании пострига, молитвы, библейские цитаты в сценах борьбы с бесами и многое другое из того, что «останавливает» сюжет. С этой же позиции мы подошли и к построению сюжетной модели мученического жития.