Шоумен. Ментовские оборотни

– И я уже устал! – сообщил от машины упершийся лбом в металлическую крышу оборотень-казнокрад. – Ну сколько можно!

– А его обыскали? – будто только что вспомнил о задержанном лысый.

– Никак нет! Ждём понятых! – ответили ему.

– Да понятые позже всё подпишут, что потребуется! – сказал недовольно лысый. – Приступайте! А то мы тут до ночи будем куковать!

И кто-то уже нёс собранные на асфальте останки часов.

– Вот, товарищ майор, часики те самые!

– Которые ему в Питере в качестве взятки преподнесли? – деловито уточнил лысый.

– Так точно!

– Хлипкие какие-то, – оценил лысый. – Ювелирная, видать, работа. Да? – обернулся за поддержкой к Грише.

– Угу, – ответил Гриша, обмирая.

– Специально их расквасил, сволочь, – выдвинул свою версию лысый. – Когда заподозрил неладное. От улик, видать, избавлялся. Чтобы одни запчасти и никаких отпечатков пальцев. Ну, ничего, наши эксперты такую экспертизу нарисуют, что его пальчики будут как на ладони!

Тут Гриша вспомнил о том, что и отпечатки его пальцев тоже стопроцентно обнаружат на часах, и едва только он успел испугаться по-настоящему, как вдруг лысый сунул ему в руки горсть деталей от часов со словами: «Подержи пока!», и уже через секунду Спиридонов осознал, что спасён. Потому что теперь очень легко будет объяснить, откуда на часах могли появиться отпечатки его пальцев.

– Проверяйте карманы! – командовал лысый. – Все вещдоки сразу заносим в протокол!

Он был весел и азартен в эти мгновения.

Подчинённые лысого деловито опорожняли карманы оборотня, и предметы там находились самые обычные, никакой мистики, можно было даже заскучать: связка ключей, мобильный телефон, уже знакомый Грише бумажник, сложенный вчетверо железнодорожный билет, начатая упаковка жевательной резинки и расчёска со сломанным зубом. Стражи порядка завершили обыск и отступили, давая понять, что работу свою они выполнили, что работа сделана на совесть, и что тщательность содеянного даже может быть предметом тихой гордости.

– Это всё? – не поверил лысый собственным глазам.

И как-то сразу стало ясно, что тут особенно гордиться нечем. И подчинённые лысого тотчас гордиться перестали, а вместо этого приобрели виноватый вид, как школьники, в первый раз застуканные за курением в школьном туалете.

– Да не может быть! – сказал уверенно лысый. – Плохо искали!

За оборотня тотчас принялись с повышенным рвением и даже смогли отыскать завалившуюся за подкладку пиджака монетку в пять копеек – но и это было не то.

– Лампу давайте! – скомандовал лысый, озлобляясь. – Сейчас я его сделаю!

Принесли специальную лампу, какие Гриша прежде только по телевизору и видел. С их помощью уличали взяточников.

Лысый посветил лампой на руки оборотню. Руки предательски засветились.

– Есть! Есть следы! – возликовал лысый. – Держал он в руках! Видите?

Он озирался торжествующе. А ближе всех к нему стоял Григорий.

– Во! Смотри! Светится! – сказал ему лысый.

– Светится! – с готовностью подтвердил Гриша, радуясь тому, насколько необременительным, оказывается, может быть содействие нашим доблестным органам.

Ничего сложного. И совсем не страшно.

Лысый тем временем пошнырял лампой туда-сюда по одеждам оборотня – и на одежде тоже обнаружились следы спецсредства.

– А-а, видишь! – сказал лысый кровожадно, и было понятно, что теперь он не упустит своего. – На-ка, подержи!

Он отдал лампу Грише и поспешно вывернул карманы оборотню. Те карманы до него уже проверяли дважды, и было сложно понять, что он там на этот раз предполагает обнаружить. В карманах ничего не было. Гриша, например, нисколько этому не удивился. А вот лысый почему-то страшно расстроился.

– Как же так! – сказал он чуть не плача. – Ну, не могло оно пропасть бесследно! Каждая банкнота переписана! На каждой слово «взятка»! Целая пачка сторублевок! Десять тысяч рублей! Два часа назад тебе эту взятку в Бирюлёве всучили! Где деньги, гад? – озлобился лысый.

А Гриша уже всё понял и испугался так, что сейчас у него не то что потребуй, а просто ему намекни – и он написал бы явку с повинной, да только этот чёртов лысый был всецело занят оборотнем и на Гришу даже не смотрел, и потому не видел, как предательски светятся руки Григория, который в этих самых руках держал включённый милицейский чудо-фонарь. А Гриша уже осознал, что взятка в десять тысяч – это и были те самые сторублёвки, которыми пассажир с ним всю дорогу от Бирюлева до Долгопрудного расплачивался.

– А нету денег! – сказал оборотень дерзко. – И не было!

И посмотрел при этом, гад, на Гришу. Гриша смешался и сделал вид, что с оборотнем этим он даже не знаком. Вообще в первый раз его видит. Вот будто проезжал Григорий тут случайно на своем таксомоторе, ни сном ни духом про оборотней, вдруг глядь – а кто это там такой? А это самый настоящий оборотень и есть! Ой, мамочки!

– Да как же не было! – неприятно удивлялся бесследному исчезновению меченых денег лысый.

Ему те деньги, наверное, во временное пользование предоставили под расписку. Государственное имущество. А у него это имущество из-под носа увели. И теперь какие там генеральские погоны! Тут взгреют так, что мало не покажется! Разжалуют в капитаны. Или вовсе даже в лейтенанты. В младшие. Сейчас на погонах его парадного мундира по одной большой звезде, будет тоже по одной, но по маленькой. Обидно! Ужаснувшись, наверное, столь неприглядной перспективе, лысый не на шутку рассвирепел.

– Ты не шути со мной! – сказал он оборотню так страшно, что даже у почти непричастного к проделкам взяточника-оборотня Гриши поджилки затряслись. – Я за эти деньги знаешь что с тобой сделаю?!

На Гришу сейчас нельзя было смотреть без слёз. Никогда еще деньги не были столь для него нежеланны и не жгли его руки так, как эти новенькие сторублёвки. Будь у него такая возможность, он эти деньги выбросил бы незаметненько или даже (страшно сказать!) раздал бы их людям. Гриша никогда не подавал – ни побирающимся нищим у церквей, ни протирающим стёкла машин на перекрестках подросткам, а сейчас бы отдал без раздумий все десять тысяч.

Гриша развернулся и, медленно переступая ватными ногами, как лунатик, пошёл прочь, но спастись бегством ему не позволили. Лысый всполошился. Он ещё с пропавшими деньгами не разобрался, а тут и чудо-фонарю ноги явно пытались приделать. За такие потери и из органов могут попросить.

– Эй! – крикнул лысый. – Стоять!

Демонстративно оглохший на оба уха сразу Гриша продолжал движение. Лысый нагнал его в два прыжка, попытался отнять фонарь и тут заметил неладное.

– Э-э-э! – сказал он, сильно изумляясь. – Руки у тебя светятся!

– Ничего они не светятся, – парировал Гриша голосом таким жалобным, который выдавал его с головой.

– Да как же не светятся! – всё больше изумлялся лысый. – Вот посмотри-ка!

– Да вижу я, – отвечал на это Спиридонов. – Руки, в смысле. И ничего такого там особенного нет.

– Неужто? – не верил Грише лысый, а верил собственным глазам.

– Ну чего вы ко мне привязались? – канючил Гриша чуть не плача.

А тут и другие подошли ребята в штатском.

– Ведь светятся! – ещё увереннее сказал лысый.

И все вокруг согласно закивали, подтверждая его правоту.