Человек без маски

? Сделав лукавую улыбку, он добавил:

? Ну, а наш комсомол, ты сам знаешь…

Искусное бичевание офицером сотоварищей по службе и по духу рассмешило психа. Он ехидно улыбнулся и произнес:

? Да, Петя, мне сильно жаль тебя… Пашешь, как пчелка… Вся работа на твоих плечах, но надо держаться.

Затем, как бы невзначай, прошептал:

? Этой осенью, Петр Иванович, тебя будем переизбирать…

Заметив легкий испуг на физиономии верзилы, он с уверенностью продолжил:

? Я думаю, что ты меня еще не похоронил… Я поддержу твою кандидатуру… Партии нужны такие кадры…

Неожиданное покровительство Рокотова, который, чем черт не шутит, еще может оказаться на месте майора Солодова, вызвало нескрываемое раболепие у очкастого. Он покраснел, и сделав преданное выражение лица, льстиво проговорил:

? Андрей Петрович, спасибо за доверие… Ведь недаром тебя считают полковой умницей…

Затем посмотрел на лежачего и чуть-чуть задержал на нем свой взгляд. Физиономия сослуживца располагала к разговору по душам, к простому человеческому откровению. Этим и воспользовался визитер Самойлова. Он быстро метнулся к кровати Роктова, присел на ее краешек, и тяжело вздохнув, выдавил из себя:

? Петрович, я знаю свои проблемы… Однако у меня есть и неплохие плюсы. Главное, я настоящий коммунист… За родную партию любому горло перегрызу…

Слегка наклонив голову в сторону возможного начальника, он с некоторой озабоченностью в голосе выдвинул очередной козырь:

? Андрей, возьмем самое худшее. Допустим, меня не переизбирут… Буду бить челом Самойлову, политотдел ведь дело очень серьезное… И еще… На днях я звонил капитану Пчелкину, ты его, наверняка, знаешь… Он недавно приехал из Афгана, орден получил… Сейчас уже в политотделе корпуса…

После этих слов глаза Моисеева заблестели, словно у кошки, увидевшей перед собою десяток упитанных мышей. Офицер в очках еще ближе придвинулся к лежачему, наклонился к его уху и прошелестел:

? Лично я выполню не хуже других интернациональный долг… Ходят слухи, что мы будем скоро там…

Новость о возможном вводе советских войск в сопредельное государство для капитана Рокотова ошеломляющей не была. Он, как офицер, это уже давно чувствовал. И даже по этому поводу поделился мыслями с большим начальником. Точка зрения маленького клерка явно шла вразрез с официальной…

Он усмехнулся, и окинув презрительным взглядом однополчанина, тут же съязвил:

? Петр Иванович… Карьеру надо делать на родной земле или в родной армии… Заметив недоуменное выражение лица гостя, он вновь сквозь зубы процедил:

? И еще… Тебе, генсек, не мешало бы изучить историю нашего соседа…

Откровенного разговора дальше между офицерами не получилось. Рокотов об этом уже и нисколько не сожалел. Ему в основе удалось выудить из Моисеева все, что он хотел. О другом он и сам догадывался. Стукач действовал по указке Самойлова. Прежде чем навестить Рокотова, он побывал у начальника отделения. Андрей уже не сомневался, что против него плелись не только интриги, но и уже на деле действовал сговор партии и медицины. Оставалось только ждать результатов. Какими они будут он тоже уже знал…

Прощание было предельно сухим. Рокотов первым протянул руку непрошенному гостю. Он хотел как можно скорее закончить комедию, сценарий которой был написан лично Самойловым. Моисеева он не провожал, лежал в постели. К офицеру, только что покинувшему палату, у него не было абсолютно никакого интереса. Не было у него желания и читать свежие газеты.

1979 год. 16 марта. Пятница. Очередной день обитатель психиатрического отделения гвардии капитан Рокотов встретил жизнерадостно. Оснований для переживаний почти не было. Вывод напрашивался сам по себе. Армейская карьера для него уже прошедший этап. В этом он окончательно убедился вчера, после неожиданного визита полкового генсека. Моисеев приезжал не просто так, приезжал, чтобы завершить его персональное дело. Оставалось только ждать. Исключение из партии Андрей напрочь отбрасывал. Коммунисты не поднимут руки против человека, которого на законном основании уволили из армии. От болезни, в том числе и нервной, никто не застрахован. Долго или мало предстояло еще торчать в психушке, он не знал. Врачи выдерживали определенный норматив, чтобы ему окончательно поставить «диагноз»…

Колесников пригласил к себе Рокотова после двенадцати часов дня. Пришел за ним лично сам, тепло поздоровался. Поинтересовался самочувствием. И на этот раз все было по-старому. Врач измерил у пациента давление, попросил показать язык. Рокотов выполнял указания специалиста беспрекословно, хотя делал все это очень медленно. Тянул время. Майор на вялые движения подопечного не реагировал. У него также времени было предостаточно. Он уже «отметил» сегодня в своем талмуде пять человек. Люди со звездочками практически были здоровыми. Один старший офицер и два младших офицера, а также два прапорщика ходили перед ним по струночке, словно ручные. Никто из них не хотел сидеть в тюрьме или иметь другие серьезные приключения. После психушки кое-то из «больных» имел право претендовать на пенсию или квартиру. Рокотов же, шестой в этой когорте, был исключением. Он не пресмыкался перед врачами, имел свой характер, свое «Я». Колесников иногда не понимал ершистого писаря, он на гражданку «увольнялся» абсолютно голым и нищим. Ни пенсии, ни жилья. Мало того. По статье 8-б, группы III. невозможно было хорошо трудоустроиться.

Перед самым уходом Рокотов спросил лечащего врача:

? Алексей Михайлович… Вчера у меня был парторг нашего полка… Выполнял специальное задание большого начальника… Вы в курсе этого?

Колесников уже был наслышан о визите, но ничего конкретного не знал. Он сделал слегка недоуменное выражение лица и очень спокойно ответил:

? Моисеев был у начальника… Что они там говорили, мне пока неизвестно… Придет время и скоро узнаем…

Ответ Рокотова не устроил. Наоборот, его рассердил. Он стиснул зубы и вышел из кабинета. Сильно хлопнул дверью. Его судьбу определяли не врачи, ее определяли боссы с большими звездами…

Несколько неудачный визит к врачу не обескуражил Рокотова. После обеда он зашел в курилку и составил компанию офицерам. Мороков и Туликов были немного удивлены, когда увидели собрата по психушке жизнерадостным. С ним такое бывало очень редко. Рокотов втянул в себя табачный дым, затем с улыбкой спросил:

? Ну, о чем же наше доблестное офицерство гутарит? О бабах или о правителях?

Туликов, он еще не «остыл» от предыдущего анекдота, несколько съязвил:

? Капитан, конечно, твои газеты и телевизионный ящик про голых баб не рассказывают… Поэтому ты ходишь, как убиенный… А нам, вся эта партийная болтовня по одному месту…

Потом он слегка хлопнул рукой между ног и закатился гомерическим смехом. Засмеялся и его напарник. Рокотов внимательно наблюдал за офицерами, они чуть было не брались за животы. Лично сам же он в этом ничего смешно не видел. На язвительную реплику он все-таки среагировал. Он кисло улыбнулся, и несколько наклонив голову вниз, чем-то напоминал сгорбленную старушку, громко произнес:

? Психи мои, собратья мои… В нашей психушке мало кто держит грудь колесом. Каждый ходит и что-то просит… Я же ничего не прошу… Я хочу лишь одного ? домой…

Офицеры, скорее всего, не поняли смысла его умозаключения или им просто-напросто было не до серьезных вещей. Они тут же улетучились. Андрей от безделья долгое время бодрствовал: бродил по коридору или заходил в спальную комнату. Ненадолго ложился в кровать. Спать не хотел. Он вставал и вновь болтался. Думать о чем-то или о ком-то ему не также хотелось. От обилия мыслей и одиночества он порядочно устал…

1979 год. 17 марта. Суббота. Почти до самого обеда Рокотов провалялся в постели. Он вновь впал в раздумья. Размышлял о своем будущем. Как ни странно, чем больше он мозговал, тем сильнее жизнь без погонов его приманивала к себе. Ему было почти двадцать восемь, из них он десять лет носил погоны. Четыре года в училище, шесть лет офицером. И все эти годы был при ремне и под надзором старшего начальника. Нередко проблемы ему приносили и подчиненные, с которыми он был день и ночь. Его карьера, в том числе и семейная жизнь, определялась не его личными мозговыми извилинами. Все зависело, в первую очередь, от головы, части тела, состоящей из черепной коробки и лица, его начальника. Что было в этой голове дело уже совсем другое. При этой мысли он невольно улыбнулся. Дураков со звездами в Советской Армии, как сейчас ему казалось, было куда больше, чем умных.

Дальнейшие мысли все больше и больше успокаивали душу психа. На гражданке куда проще. Выбирай любую республику, любой город или деревню, и живи в свое удовольствие. Начальники без погон и не такие страшные. Не получилось, пошли их куда-нибудь подальше. Затем ищи другую работу. Шевелить мозгами ему больше не хотелось. Он уснул.

1979 год. 18 марта. Воскресенье. Воскресное утро для психа со звездочками началось неудачно. На душе было тяжело, иногда ему казалось, что вот-вот его поведут на эшафот или в лучшем случае выгонят на улицу. Почему он захандрил, он и сам не понимал. Только вчера он смирился со своей участью, мечтал о гражданке. Тешил себя лучшей жизнью в Сибири, где хотел жить после вынужденного дембеля. Добавляла скуки и погода. Небольшой дождь моросил весь день. Андрей довольно часто смотрел в окно, иногда до опупения. В этот момент он ни о чем и ни о ком не думал. Пялил глаза и только. Не радовало его и отсутствие птиц, которые в солнечную погоду всегда сидели на ветках, и о чем-то щебетали. Выйти на улицу и подышать свежим воздухом, не говоря уже о прогулке по военному городку, после стычки с Наседкиным ему так и ни разу не удалось. Дежурные его просто-напросто не замечали. Идти к врачам и бить челом о помиловании или обещать хорошое поведение, он не хотел. Да и вряд ли кто из врачей рискнул выпустить его наружу. Людям со звездами, скорее всего, политический работник Советской Армии в клетке представлял наименьшую опасность, чем за ее пределами. Было также и легче вести за ним негласную слежку…

Составить компанию курильщикам после обеда Рокотову не удалось. Туликов и Мороков сразу же приняли горизонтальное положение. Их примеру вскоре последовал и Андрей. Он радовался, что сон все больше и больше становился частью его жизни, как человека, как психа.

1979 год. 19 марта. Понедельник. Утро для Рокотова началось куда оживленнее, чем воскресное. После завтрака его пригласил начальник отделения. Дрогов на этот раз был как никогда очень вежливый и обходительный. Он по-дружески полуобнял вошедшего и лично сам подставил ему стул. От поистине царской милости к своей персоне псих расцвел в обворожительной улыбке. Затем сильно насупился. Знал, что очень маленький подхалимаж к подчиненному со стороны начальника есть дело темное. Уши надо навострить. В этом он убедился сразу, как только врач открыл рот:

? Андрей Петрович, я вижу у тебя дела идут на поправку. Мне об этом сказал Колесников, да и я сам вижу… ? с улыбкой произнес Дрогов.

Рокотов ничего не ответил. Промолчал. Выжидал, на что намекал лысый мужчина. Подполковник несколько откинулся на спинку кресла и бросил пристальный взгляд напротив. У молодого человека, одетого в робу коричневого цвета, лицо было неподвижным. Только его глаза, словно острые ножи, пронизывали того, кто заботился о его здоровье. Дрогов после короткого молчания продолжил:

? Андрей Петрович, ты главный идеолог партии среди солдатских масс… Тебе здоровье, ох как нужно, особенно сейчас, когда ты вот-вот покинешь наше заведение…

Тут Андрей не выдержал. Он приподнялся со стула, и сделав недоуменный взгляд, сквозь зубы процедил:

? Товарищ подполковник, мне все-таки непонятно… Какая связь может быть между идеологией и здоровьем… Если человек здоров, это еще не означает, что гений или политик…

Дрогов моментально оживился. Он наступил на любимую мозоль офицера. Он крякнул, и оскалив, слегка пожелтевшие зубы, произнес:

? Слава Богу, капитан Рокотов входит в свои обязанности… Мне это очень приятно… Очень приятно…

Сделав передышку, он сделал серьезное выражение лица и сухо бросил:

? Андрей Петрович, я вижу, что ты никому не льстил, даже нашей партии… Так ли это?