Неверноподданный

– Нам обоим.

– Понимаю. А как у Мишки дела, я имею в виду дома?

– Мне кажется, он счастлив, когда ему удаётся оттуда вырваться. Он, между прочим, способный парень. Просто для того чтобы добраться до своих способностей, ему пришлось разгрести много дерьма, но теперь он часто подаёт хорошие идеи. Я думаю, это связано и с тем, что Миша Второй уже вне опасности.

– А Света?

– Она взяла академический отпуск и носится с детьми, как клуша. Мне вообще иногда кажется, что именно она виновата в болезни своего первенца.

– То есть?

– Понимаешь, маленькое человеческое существо – это зверёныш. Он чувствовал, что был смыслом жизни и центром внимания всей семьи и хотел этого внимания ещё больше, а взять его было неоткуда, вот он и болел. А когда родился второй ребёнок, он понял, что всё прошло и даже если он умрёт, родители это переживут. И назло им выздоровел.

– Ты мистик, Саша.

– Никакой я не мистик, я реалист. Ты только Мишке ничего не говори.

* * *

Незадолго до защиты диплома Саша должен был встречать отца, возвращавшегося из отпуска на Юге. Саша не любил такую погоду и ехал очень осторожно. Шёл мелкий противный дождь, дорога была скользкая, к тому же на неё занесло мокрые листья, которые представляли дополнительную опасность. Перед поворотом Саша увидел впереди огни и притормозил, но водитель приближающейся машины оказался не таким осторожным, и его вынесло на встречную полосу. Саша резко вывернул руль и, избежав лобового столкновения, слетел в кювет. Там мирно спали три алкоголика, напившиеся какой-то самодельной дряни. Экспертиза установила, что один из них умер ещё до того, как его ударила машина, двое других тоже отравились и вскоре отправились бы к праотцам без посторонней помощи, однако удар убил второго и ранил третьего. Грузовик, из-за которого всё это произошло, даже не остановился, а других машин на дороге не было. Саша выбрался из кювета, но вместо того чтобы уехать и отрихтовать свою машину, привёз всех пострадавших в больницу, рассказал, что произошло, и по просьбе секретарши составил протокол. Это было его ошибкой. Суд приговорил его к четырём годам тюрьмы. Не смогли ему помочь ни деньги, ни знакомства, ни адвокат.

Он отсидел от звонка до звонка, а вернувшись, прежде всего решил получить диплом и поехал на кафедру. Там он встретил Мишу Ларионова, и бывший однокурсник стал его расспрашивать, но Саша был немногословен. Жизнь в Сибири приятных воспоминаний не оставила. Ему там приходилось несладко, однако 183 см роста и огромная физическая сила были хорошим козырем в борьбе за выживание. Помогло также и то, что Саша был прекрасным механиком, и всё лагерное начальство обращалось к нему за помощью. Быстро закончив свой рассказ, Саша спросил, что произошло в его отсутствие.

– Тесть все эти годы пытался перетянуть меня в торговлю, и мне стоило огромного труда удержаться в науке, – ответил Миша, – я знал, что мне лучше не вступать в тяжбу с законом. Опасности я не чувствую, интуиция у меня отсутствует, и я попался бы при первой же ревизии. Я остался на кафедре, защитил диссертацию и стал доцентом.

Затем Миша Ларионов предложил другу инженерную должность, обещая ему помочь не только защитить диплом, но и поступить в аспирантуру. Он говорил, что в ближайшие три года он гарантирует Саше кандидатскую. Саша отрицательно покачал головой. Жизнь его пошла по другому руслу, и он не хотел начинать всё сначала. Он себя нормально чувствовал в мастерской, и, хотя работа у него была не такая чистая, как на кафедре, денег она приносила гораздо больше. Время упущено, и наверстать его нельзя.

– Всё можно, – уговаривал Миша, – надо только хотеть. У меня есть знакомый аспирант, которому тридцать пять лет, но он совсем не считает себя стариком.

– Нет, Миша. Если ты очень хочешь проявить благотворительность, помоги Борису.

– Он теперь занимается совсем другими вещами.

– Какая разница, ему освоить все эти премудрости гораздо легче, чем мне.

– Понимаешь, Сашка, я не могу ему ничего обещать, а поэтому не хочу и обнадёживать. Судимость в нашей стране прощают, а вот национальность нет. Ты же помнишь, чего тебе стоило распределить его в НИИ, а у нас начальник отдела кадров ещё хуже, чем тот. Как его фамилия?

– Тураев.

– Вот именно. Ну а что ты собираешься делать?

– Постараюсь организовать свою мастерскую по ремонту машин.

В начале приватизации чиновники всех уровней делали себе состояния на взятках, но Александр Иванов ухитрился никому не заплатить ни копейки. Деньги у него были, но, когда чиновники прозрачно намекали, как можно ускорить решение вопроса, он доверительным тоном сообщал о своём тюремном прошлом, добавляя, что лично он ничего против ускорения не имеет, но должен отчитываться перед своими корешами, а как они поступят с человеком, позарившимся на их деньги, он не знает.

Курсы английского языка

Лаборатория автоматики выжила, и через год её заведующий – Вадим Юрьевич Старков – хотел перевести Бориса на должность старшего инженера, но Тураев заявил, что по правилам, прежде чем получить повышение, человек должен проработать не меньше двух лет. Где он нашёл такие правила, было неизвестно, но спорить с ним заведующий лабораторией не стал. Боря тоже не лез на рожон. В конце концов, на жизнь ему хватало, работа нравилась, и здесь, пожалуй, было больше шансов защититься, чем в традиционном автомобилестроении, поэтому он спокойно пропустил в аспирантуру сотрудника, принятого в лабораторию позже него.

Вместо учёбы Борис почти весь год ездил по командировкам, а летом, в качестве компенсации за неудобства, Старков послал его в небольшой поволжский городок, где можно было прекрасно отдохнуть. Боре там задерживаться не хотелось. Он быстро нашёл причину неполадок и, устранив их, несколько дней следил за работой станков. Убедившись, что больше его помощь не требуется, он написал подробную инструкцию и оформил командировку, а перед отъездом зашёл в цех. Был обеденный перерыв, и он не торопясь направился туда, где стояли станки с числовым программным управлением. Приблизившись, он услышал разговор рабочих, сидевших по другую сторону станков и не заметивших его появления.

– Толковый парень этот Коган, – сказал один, – но защититься ему всё равно не дадут.

– Почему же, мне сын говорил, что у них есть евреи на руководящих должностях, – возразил другой.

– Наверное, они из старых, теперь их даже в институты не принимают.

– А чего их учить, если они всё равно в Израиль сматываются.

– Они потому и сматываются, что здесь у них все дороги закрыты.

Борис был поражён. Он считал, что эту государственную тайну в Советском Союзе знают только те, кого она больше всего касается, но оказывается, даже в провинциальном городке её обсуждали простые рабочие.

Вернувшись в Москву, он сказал Старкову, что хочет поступать в аспирантуру, и заведующий лабораторией тут же дал ему рекомендацию, но на экзамене по английскому Боря получил тройку. Его знания вполне соответствовали этой отметке, однако иностранный считался второстепенным предметом, и никто из поступавших никогда не получал ниже четвёрки, а сам экзамен был чистой формальностью. Одно появление экзаменуемого перед комиссией гарантировало проходной бал. Старков пообещал Борису, что в будущем году никакой осечки не произойдёт, и он лично проследит за этим. Пока же Боря может продолжать работать над диссертацией и публиковать результаты исследований в отраслевом журнале, членом редколлегии которого был Старков.

До этого Боря никогда серьёзно не думал об эмиграции, несправедливость он воспринимал как часть жизни. Он с детства знал, что ему всё будет даваться труднее, чем его друзьям. Ничего не сделаешь, если он родился в этой стране с пятым пунктом. Гораздо хуже, если бы он родился слепым, хромым или горбатым. А так он всегда был начеку и в большинстве случаев мог увернуться от неизбежных ударов. Тем не менее, после неудачи с аспирантурой он сказал родителям, что хочет эмигрировать.

– Один ты там не выживешь, – ответила Софья Борисовна.

– Я поеду с вами.

– Нет, Боря, мы с отцом останемся здесь. Тут нам по крайней мере пенсию дадут.

– Там тоже дадут, я узнавал.

– Я в Америке не работала. Почему они должны меня содержать?

– Закон там такой, мама.

– Мы там ничем не сможем тебе помочь и будем лишь обузой. Тебе нужна жена. Вдвоём можно рисковать.

– Пока я буду жену искать, вся жизнь пройдёт.

– В таких вопросах нельзя торопиться.

– Мама, люди разводятся перед эмиграцией, а ты мне предлагаешь жениться!

– Это глупые люди. Им на новом месте не с кем будет посоветоваться, не с кем слова сказать. Для них это будет не жизнь, а мука, ведь человек – животное общественное. Ты попробуй, поживи ни с кем не общаясь. Здесь у тебя есть друзья и знакомые. Может, ты с ними не очень часто встречаешься, но они есть и ты знаешь это. Там же у тебя не будет никого, а поддержка потребуется больше, чем где бы то ни было, – Софья Борисовна посмотрела на мужа, – а как ты думаешь, Яша?

– Я думаю, что жениться ему всё равно уже пора, просто нормальный человек поехал бы в Америку и женился там по расчёту, а наш лопух этого сделать не сможет, ему любовь нужна, поэтому ему лучше жениться здесь. Но ехать надо.

– Почему это надо?

– Вспомни историю. При царе было дело Бейлиса, в 50-х годах безродные космополиты и врачи-вредители, теперь антисионистский шабаш. Чем дальше, тем хуже. Жаль, что мы уже стары для таких путешествий.

– Всё ясно, – перебила его Софья Борисовна и повернулась к сыну, – если ты действительно настроился ехать, то хотя бы английский выучи. Он тебе в любом случае пригодится.

Она знала, что у Бори не было способностей к языкам. Английский был одним из самых нелюбимых его предметов.