Сказка о глупом Галилее

– Быстро-быстро, – согласился Гринька. – Значит, так. Наснилось мне, будто мы с тобой лежим вместе на сене, и будто я к тебе шасть под юбку. А тут спущается с неба Святой Дух и говорит: «Ты чего это к моей женке под юбку лазишь?» А я ему говорю: так я ж это, мол, просто так, по-суседски.

Она остановилась и посмотрела ему в глаза и неожиданно для самой себя сказала:

– Гринюшка, родненький, и так тошно, что ж ты меня терзаешь?

– Значит, ты меня еще не забыла, – сказал он, торжествуя. – И не забудешь, как я тебя забыть не могу.

Она отшатнулась от него в испуге, повернулась и быстро пошла прочь, почти побежала.

Гринька вернулся к избе. Отец с Афанасьичем по-прежнему сидели на завалинке и пытливо смотрели на него.

– Об чем это ты, милок, с матушкой калякал? – ласково спросил Афанасьич.

– Да так просто, – беспечно ответил Гринька. – Пытал у ней, как лучше рыбу чистить: с головы али с хвоста?

– Ой, милок, ты у мине и докалякаешься, – все так же ласково, но с явной угрозой сказал Афанасьич.

В это время петух взмахнул крыльями и налетел на Афанасьича. Старик пригнулся, закрывая руками голову.

– Не бойсь, не укусит, – сказал Гринька, оттаскивая петуха. – Он тухлятиной брезгует.

Во дворе Гринька развязал ремешок, и петух, почувствовав свободу, радостно закричал и погнался за курицей, разгребавшей навоз. Гринька поднялся в избу.

– Ты, Афанасьич, на его не обижайся, – виновато сказал Мокеич, – он же у мине глупой. Без матери рос.

– Глупой-глупой, – рассердился Афанасьич, – а знает, за кем ухлестывать. Это ж надо нахальство такое иметь, на кого глаза-то таращит. Смотри, Мокеич, побереги сына. Ведь если что – зашибем.

– А что же мне с им делать? – робко спросил Мокеич.

– Жанить, – сказал Афанасьич решительно. – Жанить, да и все. Хоча бы на той же Анчутке, и как можно скорей.

– Да он на ней жаниться-то не захочет, – попытался возразить Мокеич.

Афанасьич посмотрел на него и твердо сказал:

– Захочет.

Во дворе Владычицы собралась вся деревня. Сама хозяйка сидела на высоком крыльце в нарядном полушубке, в расписных сапожках, принимала народ.

Первой вышла баба с перевязанной щекой. Положила перед Владычицей лепешку черную да кусок семги. Держась за щеку, застонала.

– Что у тебя? – спрашивает Владычица.

– Ой! – стонет баба.

– Зуб, что ли? Который?

– О-о! – баба засунула палец в рот.

– Змею живую добудь и вынь из нее желчь из живой, и чтоб она живая с того места сползла, а желчью мажь зуб, где болит, а если змея с того места без желчи не сползет, в той желчи пособия нет.

– У-уу, – благодарно простонала баба, пятясь задом в толпу.

Вышел из толпы мужичок, упал перед Владычицей на колени, приложился губами к ее ноге.

– Что у тебя, Степан? – спросила она ласково.

– Корова пропала, матушка. Третьего дня выгнал ее пастись к лесу, ввечеру пришел, а уж ее нет.

– Выйди поутру до света, стань на росу босой, плюнь трижды против солнца, говоря: «Пропади тень от света, роса от тепла, найдись, моя корова, приди к хозяину, дай молочка, напои меня, мою жену, моих детушек». Если волки не задрали, найдется. Понял, нет?

– Понял, матушка, благодарствую, понял.

– А ну-ка повтори, что делать должон.

– Ну, значит, это, выйти ночью, стать на росу босому, трижды плюнуть и сказать…

– Куда плюнуть-то?

– А я, матушка, и забыл.

– Вот, забыл! А это есть самое главное. Трижды плюнь против солнца. А что говорить надо?

– Ну, значит, «пропади тень от тепла»…

– Тьфу ты, несмышленый какой! Ну как же может тень от тепла-то пропасть? Ты видал такое?

– Не, – сказал мужик, – не видал.

– И значит, как надо говорить?

– А кто знает! – мужик растерянно почесал в затылке.

– Ладно, опосля придешь, назубок учить будешь.

Мужик, смущенный, отошел кланяясь.

Тут вышли из толпы отец Гриньки и отец Анчутки, вывели за руки своих детей. Гринька и Анчутка упали перед Владычицей на колени. Отец Гриньки бросил на крыльцо мешок. В мешке был поросенок. Он завизжал, забарахтался и покатился по крыльцу. В толпе все засмеялись. Матрена, выбежав на крыльцо, схватила поросенка и утащила в терем.

Отец Гриньки поклонился Владычице и сказал:

– Матушка наша, пресвятая Владычица, надумали мы оженить наших детушек, просим твоего святого благословения. Пусть промежду ними будут мир да совет.

Владычица сжала губы, и взгляд ее встретился с непроницаемым Гринькиным взглядом. Однако она сдержала себя и с подобающей случаю величественностью свела руки крестом, левую ладонь приложила ко лбу Гриньки, стоявшего справа, правую – ко лбу Анчутки.

Молодые отошли кланяясь.

Вышла баба с ребенком.