Мата Хари. Пуля для обнаженной

Да, расстрел! Ее расстреляли! Она должна была умереть. Но тогда почему она здесь? Что это за место?

Маргарет оглядела себя, насколько это было возможно. Левое плечо было укутано толстым слоем бинтов, и оттуда, из-под бинтов, била острая боль, от которой она проснулась. А что с остальным телом? Правой рукой она ощупала себя, потрогала лицо. Все вроде цело. Ах, если бы здесь было зеркало! Она всегда начинала день с того, что оглядывала себя в зеркале. Потом уже одевалась и снова садилась перед трюмо – подводить веки, красить губы. Без этого она была не готова встречаться с людьми. Чувствовала себя хуже, чем раздетой. Раздетой как раз ничего, а вот с неухоженным лицом нельзя было никому показаться.

Она поискала глазами какое-нибудь зеркало. Ничего! Нет, это ужасно! Даже в тюрьме у нее было зеркало. Лишить ее самого необходимого могли только ее недруги, ее палачи. Может быть, она умерла и находится в аду? Да, это похоже на правду. Значит…

Она не успела додумать: послышались шаги, и дверь открылась. В комнату вошла женщина в белом халате, со шприцем в руках. Женщина была пожилая и, что удивительно, – темнокожая! В точности такая, как слуги в их с мужем доме на Яве. Значит, она и правда умерла: вот являются призраки из прежней жизни. Того и гляди…

Она не успела додумать, какой еще призрак может ей явиться, как, взмахнув руками, воскликнула:

– Она очнулась! Мадам очнулась! Доктор, скорее!

Вновь послышались шаги, и в комнату вбежал доктор Антуан Моро. Кинулся к кровати, схватил правую, здоровую руку Маргарет, приник губами к ладони.

– Слава богу, ты очнулась! Я уже начал бояться, что этого никогда не случится. Ведь ты была без сознания двое суток!

– Здравствуй, Антуан, – ответила Маргарет. – Я тоже рада тебя видеть. Ты говоришь, я очнулась? Значит, я не умерла?

– Нет, ты не умерла, – с любовью, глядя на нее, проговорил доктор Моро.

– Но… как же так? Ведь они стреляли! И моя рука… И потом… где я в таком случае?

– Сейчас я тебе все расскажу, – пообещал Антуан. – Жоржет, дай мне шприц, я сам сделаю мадам укол. А перевязку сделаем позднее, после обеда.

Негритянка передала доктору шприц, и он поднял ее правую руку, помассировав вену, ввел под кожу тонкую иглу. Маргарет поморщилась от боли. Но тут же почувствовала, что другая боль, мучительная боль в левой руке, куда-то уходит. Стало так хорошо!

– Ну что, тебе лучше? – спросил Моро.

– Да, очень хорошо! Но знаешь, чего мне не хватает?

– Чего же?

– Зеркала! Милый, прикажи, чтобы здесь поставили трюмо! И чтобы принесли мою сумочку, где я держу мои туши и краски. Я должна привести себя в порядок.

– Мы обязательно поставим здесь трюмо, дорогая, – ответил доктор. – Но чуть позже, когда ты сможешь вставать. Сейчас же я попрошу Жоржет принести какое-нибудь зеркало. Маленькое, чтобы его можно было держать одной рукой. Найдется у нас такое?

– Думаю, найдется, господин Антуан, – сказала негритянка и вышла из комнаты.

Как только дверь за женщиной закрылась, Маргарет спросила:

– Ради всего святого, объясни, кто она такая? Когда я увидела это черное лицо, я подумала… Черт знает, что подумала!

– Не бойся! – улыбнулся Антуан. – Это наша старая служанка. Она из Сенегала и была в нашей семье, когда мы еще жили в колониях. Возвращаясь во Францию, мой отец взял ее с собой. Она очень предана нашей семье и мне лично. Я могу полностью на нее положиться, доверить ей любую тайну. И когда я привез тебя сюда, первой, кого я позвал на помощь, была именно Жоржет. Не знаю, что бы я делал без нее…

– Привез сюда? Но где я? Что это за место? И вообще, как случилось, что я не умерла?

– Вот об этом я и хотел тебе рассказать. Понимаешь, когда я впервые увидел тебя в тюрьме… С того самого момента я понял, что люблю тебя и не могу прожить без тебя и дня.

– Я это знала… – тихо произнесла Маргарет.

– Знала? Ну да, женщины чувствуют такие вещи. К тому же ты так тонко все чувствуешь… В общем, с каждым днем я все сильнее привязывался к тебе. Между тем я знал, что смертный приговор не будет отменен и срок казни приближается. Я был в отчаянии! В моей голове рождались планы твоего спасения, но все они были невыполнимы. Наконец я остановился на самом, казалось бы, нелепом и странном плане, который целиком был основан на силе твоего обаяния. Я решил довериться солдатам, которые будут приводить приговор в исполнение, поговорил с каждым и сумел убедить всех, кроме одного…

– Убедить? В чем?

– Я уговорил их не стрелять в тебя. Выстрелить мимо. Лишь одного убеждать было бесполезно. Его брат погиб на Марне, и он считал тебя виновной в этой смерти. Я даже не стал с ним разговаривать – он мог бы передать наш разговор офицерам, и тогда все рухнуло бы. А так все прошло наилучшим образом. В решающий момент ты пришла мне – то есть прежде всего себе самой – на помощь. Сделала то, чего никто не ожидал…

– Это когда я разделась?

– Ну да! Я смотрел на лица солдат и видел, как они восхищены твоей красотой. Они просто не могли в тебя выстрелить! Стрелял только один. И попал. Из-за него у тебя раздроблено плечо, ты потеряла много крови…

– Но ведь я была жива! Как же тебе удалось…

– Объявить тебя умершей? Никто из офицеров не хотел подойти к тебе. И когда я сказал им, что ты мертва, они поверили. А потом я со своим слугой Марселем погрузил тебя в пролетку и привез сюда. Ты – в моем деревенском доме в Сен-Дени. Конечно, это не слишком надежное убежище – близко от Парижа, но я больше ничего не мог придумать. Тут ты пробудешь, пока залечишь свою рану, а потом… – Антуан запнулся, лицо его помрачнело.

– Что потом, милый?

– Я не знаю, что будет потом, – признался он. – Когда ты выздоровеешь, ты сама решишь, что тебе делать, куда поехать. Видимо, тебе надо будет выбраться из Франции – здесь тебя по-прежнему считают преступницей, хотя преступницей мертвой. К тому же в Париже у тебя слишком много знакомых. Достаточно кому-то тебя узнать – и все пропало. Второй раз я уже не смогу тебя спасти…

– Да, ты прав, мне надо будет уехать. Но почему ты стал такой грустный?

– Потому что я не знаю, захочешь ли ты, чтобы мы уехали вместе. Я до сих пор не знаю, кто я для тебя, не знаю… – Он остановился, не в силах произнести то, что мучило его все эти дни.

– Не надо, милый, – нежно проговорила Маргарет. – Не надо тревожиться. Конечно, ты для меня не просто мой спаситель, которому я благодарна и буду благодарна до конца жизни. Еще там, в тюрьме, когда я почувствовала твое прикосновение, я поняла… что ты мне не безразличен. А теперь, после всего, что случилось, – тем более. Мое сердце наполняется любовью к тебе, как сосуд, опущенный в источник, наполняется чистой водой. И когда я буду настолько здорова, что смогу уехать…

– Говори! Говори еще, любимая! – воскликнул доктор.

Но тут послышались шаги, и в комнату быстро вошла темнокожая Жоржет, держа в руках целых три зеркала разных форм и размеров. Не обращая внимания на взволнованное лицо доктора Моро, она подошла к кровати и, протянув Маргарет зеркала, гордо заявила:

– Вот что я сумела найти! Целых три! Одно мое – вот это, побольше. Я сняла его со стены в своей комнате. Одно стояло на буфете в столовой, а третье я нашла в комоде у покойной мадам Моро. – Она повернулась к доктору и с извиняющимся видом произнесла: – Конечно, вы можете сказать, что я поступила дурно, что взяла вещь вашей покойной матери, но это зеркало было первым, о котором я вспомнила. Если скажете, я положу его обратно.

Маргарет и Антуан ответили ей одновременно, но совершенно разное.

– Нет, почему же это дурно? – сказал доктор. – И не надо класть обратно, возможно, Маргарет оно понравится.

А Маргарет кивнула служанке:

– Конечно, Жоржет, вы можете его отнести. Я возьму вот это, поменьше. Оно отлично поместится на этом столике.

Тут они услышали друг друга и рассмеялись. И служанка, глядя на них, тоже засмеялась. Доктор еще некоторое время настаивал, чтобы Маргарет взяла все три зеркала, пообещал, что сегодня же пришлет Марселя, чтобы повесить самое большое зеркало на стену, а спустя пару дней поставит в комнату трюмо. Но Маргарет все же настояла, чтобы вещь покойной матери Антуана вернулась на свое место в комоде. Наконец тема зеркал была исчерпана, и Жоржет ушла. Как только они остались вдвоем, Антуан взял в свои руки здоровую руку Маргарет и, покрывая ее поцелуями, произнес:

– Правильно ли я понял тебя, любимая, что, когда ты поправишься, мы сможем уехать вместе?

– Да, дорогой, – ответила она, – так и будет. Мы поедем вместе, и ты сам выберешь, куда мы отправимся. Но, извини… меня что-то тянет в сон…

– Какой я глупец! – воскликнул доктор Моро. – Ведь так и должно быть после введения морфия. И вообще тебе надо больше спать. Больше спать и хорошо питаться – вот секрет выздоровления. Спи, дорогая моя, и пусть тебе снятся только хорошие сны.

С этими словами он вышел из комнаты. А Маргарет вытянулась на кровати и повернулась на бок. Мысли уже путались у нее в голове. Снова мелькнуло воспоминание о расстреле, но оно уже не было главным, не заслоняло все остальное. Как сказал Антуан? «Пусть тебе снятся только хорошие сны…» Да, сейчас хочется думать о хорошем. Например, о ее первом выступлении – том самом, с которого началась ее слава. Где же это было? Ну, конечно, здесь же, в Париже, где ее жизнь едва не закончилась. Кажется, это произошло в марте. Правда, строго говоря, первое выступление случилось раньше, но самая большая радость связана с этим днем, 16 марта…

Глава 3