Мата Хари. Пуля для обнаженной

– Да, верно… Но…

– Что, дорогая?

– Если мне так хорошо удалось изменить свою внешность и стать неузнаваемой, может быть, мы изменим и наш план? Может быть, мы поедем гораздо ближе? Не в Ниццу, а в Париж?

– Ты опять про Париж! – воскликнул он. – Но мы тысячу раз об этом говорили! И ты согласилась со мной, что там намного опаснее, чем в Ницце или Монако. Зачем же вновь заводить этот разговор?

– Затем, что я хочу в Париж! – твердо заявила Маргарет. – Да, сначала я ставила перед собой совсем легкую цель – побывать в этот «мертвый» сезон у моря. Но теперь, когда я так успешно изменила свою внешность, считаю, что вправе желать большего. Я вчера читала в «Фигаро», что на бульварах идут новые спектакли, а в «Мулен Руж» снова танцует Нижинский. Я хочу, хочу туда! И знай: если ты не захочешь отпустить меня в Париж, то я не захочу с тобой встречаться!

– Как же ты не будешь со мной встречаться? – пожал плечами Моро. – В конце концов, мы живем в одном доме…

– Да, мы живем в одном доме и поневоле встречаемся в столовой и других местах. Но в твоей спальне мы встречаться не будем, ясно? И сюда, в мою комнату, тебе тоже вход будет закрыт. Войти ко мне ты можешь только с известием о поездке в Париж!

Доктор Моро полагал, что Маргарет сказала эти слова, не подумав хорошенько, и он сможет ее уговорить. Но он плохо знал характер своей возлюбленной. О, это был поистине железный характер! Когда Маргарет чего-нибудь сильно хотела, она готова была пожертвовать многим ради достижения заветной цели. А в этом случае и жертва с ее стороны была не слишком велика. Если говорить начистоту, милый Антуан был не самым умелым и не самым страстным любовником из тех, кого она знала. И она могла потерпеть какое-то время без его ласк.

А вот доктор Моро, как вскоре выяснилось, успел привыкнуть к обществу своей прекрасной гостьи. И не только к ее обществу днем, в столовой и на дорожках сада, но, главным образом, – к ее обществу ночью, в постели. Жоржет, отличавшаяся большим любопытством, выйдя ночью из своей каморки и стоя за углом коридора, без труда услышала, как Антуан до часу ночи уговаривал свою прекрасную гостью сменить гнев на милость и открыть ему дверь. Маргарет осталась непреклонной, и доктор Моро был вынужден провести эту ночь в своей холостяцкой постели. Эта сцена повторилась и во вторую ночь, и в третью. А утром четвертого дня Антуан сдался. Войдя в столовую, где Маргарет с большим аппетитом поглощала гренки с джемом, он отослал служанку и глухим, срывающимся голосом заявил:

– Хорошо, ваша взяла! Если вы так настаиваете, завтра мы поедем в Париж. Вы удовлетворены?

– О, Антуан! – воскликнула Маргарет, вскочила, едва не опрокинув стул, и обвила руками шею своего возлюбленного. – Я так рада, так рада! – шептала она ему на ухо. Завитки ее волос щекотали ему шею, он впитывал аромат ее духов. – Если хочешь знать, я так тосковала без тебя!

– Ты тосковала? – спросил доктор, который еще не расстался с ролью отвергнутого любовника. – А мне казалось, что ты прекрасно обходилась без меня!

– Нет, нет! – уверяла она. – Мне было так одиноко! Значит, мы едем завтра? Это точно?

– Ведь я уже сказал: да, едем.

– Но что же мы стоим? – спохватилась Маргарет. – И почему ты второе утро не завтракаешь со мной? Садись, Жоржет сейчас принесет тебе поесть.

– Не надо, у меня абсолютно нет аппетита… – попробовал отказаться Антуан.

Но она тут же убедила его, что все это глупости, что с аппетитом у него все в порядке. И, когда Жоржет принесла доктору его завтрак, Маргарет принялась расспрашивать о деталях их будущей поездки. В каком отеле они остановятся? Куда пойдут в первый вечер? Где будут ужинать? Ей бы хотелось поужинать у «Максима». Она так привыкла к этому ресторану! Только там умеют по-настоящему готовить! Как они проведут следующий день?

Выяснилось, что доктор еще ничего не продумал. Она упрекнула его за такую беспечность и тут же стала строить планы. В них входили и опера, и «Мулен Руж», и Елисейские Поля… Антуан почти не возражал. Ему было важно только одно, и это ему обещали…

Мир между любовниками был восстановлен, и эту ночь они провели вместе. А на следующий день с утра начались сборы. Двуколка доктора Моро остановилась у крыльца, и Жоржет начала бегать из дома к двуколке, загружая ее багажом. Здесь были платья и туфли мадам, костюмы доктора, косметика, грим… Наконец погрузка была закончена, кучер сел на козлы, Моро сел на сиденье рядом с Маргарет, и повозка выехала из ворот сада.

Как долго Маргарет ждала этого момента! Всего три недели она провела, не выходя за пределы усадьбы доктора Моро, а ей казалось, что прошла целая вечность. Она жадно оглядывалась, впитывая глазами каждую деталь. Стоял уже ноябрь. Безрадостный месяц! Деревья стояли голые, на полях не видно было работающих крестьян, а из садов и перелесков не доносились звонкие птичьи трели. Но все равно ей было интересно наблюдать за пейзажем, медленно проплывающим мимо двуколки, и казалось, что в воздухе пахнет весной – хотя бы отдаленно.

Через полчаса они прибыли на станцию, и началась суета погрузки в вагон. Поезд тронулся, унося ее в столицу Франции, столицу мира.

Они заранее решили, что не станут шиковать, останавливаясь в каком-то роскошном месте вроде «Отеля короля Георга», а выберут что-нибудь скромное и приличное. Антуан Моро остановил свой выбор на отеле «Милан» на улице Шайо, Маргарет не возражала. Ей было почти все равно. Конечно, не совсем все равно – ее тянуло к роскоши, – дорогие ковры в вестибюле, швейцар в ливрее, который распахивал бы перед ней дверь, большая ванна в номере… Но «Милан» ее вполне удовлетворил. Главное, чего ей сейчас хотелось, – попасть в оперу, а затем поужинать в дорогом ресторане. Вот тут она была непреклонна и потребовала, чтобы они ужинали не где-нибудь, а в «Максиме».

В оперу они ехали на такси. Это было ей внове – она привыкла к пролеткам. Оказалось, что за какой-то год, пока она находилась в заключении, автомобили прочно вошли в жизнь парижан. Теперь свет предпочитал новое средство передвижения, все дружно распродавали экипажи и рассчитывали кучеров.

А вот и знакомое здание оперы! Поток людей поднимался по ступеням, устремлялся к знакомым ей дверям. Вот тут ничего не изменилось: дамы все так же кутались в собольи манто, время от времени сквозь распахнувшиеся меха сверкали драгоценности. Антуан и Маргарет, согласно договоренности, не стали гулять по вестибюлю. Это было бы слишком опасно: можно нос к носу столкнуться с кем-то из тех, кто хорошо знал Маргарет. Поэтому они сразу прошли в ложу.

В опере в тот вечер давали «Арлезианку». Ее никогда не увлекала эта драма Доде, но музыка великого Бизе была восхитительна! Она только теперь поняла, как ей в ее заточении не хватало всего этого: наполненного людьми зала, шелеста шелков, вида красивых женских лиц, а главное – музыки!

Наслаждаясь ею, она в то же время не забывала оглядывать партер и ложи. И вдруг ее глаза выхватили в партере одно мужское лицо. В этот миг Маргарет перестала слышать музыку, перестала замечать что-либо, кроме этого лица. Она даже дышать перестала – так ей стало страшно.