Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

Свои достоинства трубя;
Когда же то невместно нраву,
Так все равно, что нет тебя.

Славу Васеньке кликать было рановато, и учителю с отроком сделалось скучно, едва они остались один на один. Васенька немножко окаменел, учитель же, погруженный в свои заоблачные материи, принял его за безнадежного тупицу.

Не везло Васеньке с учебой. В пансионе занятия шли с перерывами. В марте 1791 года жестоко простудился Афанасий Иванович и сгорел. Гроб отвезли в родовую усыпальницу. Певчие, руководимые Андреем Григорьевичем Жуковским, пели так, что по барину плакали и мишенские, и фатьяновские, дворяне и чиновники Белёва… Хороший был человек.

Возвращаться в Тулу не стали, сначала дороги развезло, а тут и лето.

Поучился Васенька у Роде только осень и зиму. Весной пансион закрылся. Опять перерыв. В августе поступил было в Тульское Главное народное училище, да угодил под пристальные взоры Покровского.

Ох эти учителя! Чем более талантов у наставника, тем печальнее участь воспитуемого. Быть учителем народа, тем более народов, много проще, чем быть учителем ребенка, а отрока и подавно.

Розанов проглядел Пришвина, оставя по себе ненависть, светочи елецкой гимназия – не нашли даровитости в Бунине, Покровский, достигший чина главного наставника в Тульском Главном народном училище, чуть ли не первым своим приказом исключил из числа учеников Василия Жуковского: «За неспособность».

Слава богу, дома занятия были постоянными. Читали французские романы, немецкие тоже были в чести.

Незатейливо устраивалась Васенькина жизнь. Незатейливая, но счастливая.

Завязи драм

Весной 1792 года, когда закрылся пансион Роде, из Кяхты в Тулу приехала Екатерина Афанасьевна. На первом же балу ее признали первой красавицей губернии, а губернский предводитель дворянства Андрей Иванович Протасов тотчас и посватался.

В Мишенское на лето прибыли четырьмя семействами: Бунины, Вельяминовы, Юшковы, Протасовы.

Протасов был из белёвских, владел деревенькой Сальково. Погостив у тещи, Андрей Иванович увез супругу к себе. Расстаться с милым Мишенским, по которому тосковала в Кяхте, было грустно, и, скрашивая разлуку с родными, Екатерина Афанасьевна увезла с собой Васеньку.

Все просто, естественно. Никаких тебе пророчеств, но судьба сама загадывает наперед, сама стучится в дверь.

Индюк Покровский, выказывая дамам ученость и дар искусного декламатора, читает над шестилетним Жуковским «Избрание стихотворца». Где же знать педагогу – он приветствует славу русского романтизма.

Забирая Васеньку в Сальково, Екатерина Афанасьевна не ведает, чему быть из ее привязанности к сводному братцу.

Утро. Андрей Иванович уехал с управляющим глядеть поля, и Екатерина Афанасьевна завтракает с Васенькой в беседке. Вокруг цветник, из сада посвисты иволги. Екатерина Афанасьевна любуется Васенькой.

Забавный хомячок изросся. Теперь сей мальчик пригоден в пажи хоть для самой Екатерины Великой. Тонок в талии, плечи держит развернуто. Черные кудри по плечам. Глаза карие, в них ум и радость. Ресницы на половину лица. Брови – дамам смерть – черные, шелковые, самим Господом нарисованные. А над бровями – чело. Свет и высота. Лицо смуглое, но кажется белым. Должно быть, из-за нежности румянца.

– Ты прямо ангел утра! – смеется Екатерина Афанасьевна. – Я исскучалась по русскому лету. Своди меня в мир чудес.

Васенька тотчас вскакивает, подает сводной сестре маленькую, но удивительно сильную руку и бежит.

Екатерине Афанасьевне приходится поспевать за проказником. Бегут с пригорка в травы. Травы высокие, влажные. Загадочные цветы липучки истекают багряным медом. От жаркого запаха кашки кружится голова, а в ребристых крошечных чашах манжетки огромные бриллианты, веющие прохладой. Над кашками бирюзовые стрелочки стрекоз, на цветах изумрудные июньские жуки.

– Васенька! Васенька! Я упаду!

Не внемлет. Они вбегают в березовую рощу и запинаются на мгновение перед поляной незабудок.

– Это – чудо! – соглашается Екатерина Афанасьевна, но вожатый еще крепче сжимает ее руку и, не смея ступать по цветам, ведет краем поляны, между берез, между черноголовых, на высоких ножках, подберезовиков и – быстрый взгляд, палец к губам: молчи!

Екатерина Афанасьевна не понимает, крутит головою: ах! Среди колосящейся высокой травы живое сокровище: золотое, алое, иссине-черное.

– Кто это?!

– Фазан.

– Но откуда ты знал о фазанах? Ты в Салькове впервой!

Вася даже не улыбается, и Екатерина Афанасьевна роняет не без испуга:

– Ты – необычный мальчик! Ты сам – чудо. Васенька, милый, оставайся таким же добрым, каков ты у нас теперь.

И замирает, глядит испуганно, загадочно. Она уже поняла, что беременна. Она любит то, что в ней, и, помня Наталью, холодеет от ужаса.

А холодеть-то следовало бы Васеньке.

В то утро он спросил Екатерину Афанасьевну о самом для себя мучительном.

– Моя бабушка – Мария Григорьевна, но кто моя мама?

И Екатерина Афанасьевна не смогла ни солгать, ни промолчать.

– Сальха. Елизавета Дементьевна.

– Я знал! Я знал! – закричал Васенька. Хлынувшие слезы потянули его к земле, поставили на колени. – Я – турок!

Все дороги ведут в Рим

Молились Богу, затепливали перед иконами свечи, строили храмы, вознося над Россией кресты, но в сердцах имели язычество. Их раем была Древняя Греция, их вожделением – Древний Рим. О «благородных» речь, о дворянстве.

Мужики сохранили Христа России, лапотники.

Осенью 1792 года Юшковы, отъезжая в Тулу, Васеньку забрали с собой. Учиться. Жизнь в доме Петра Николаевича Юшкова, советника Тульской Казенной палаты, была поставлена по образцам европейским.

Тетушки Варвары Афанасьевны со стороны Буниных азбуки не знали. Матушка, урожденная Безобразова, любительница чтения, обошлась без французского, без немецкого, а дочки – извините! Варвара Афанасьевна по просьбе дирекции составляла репертуар губернскому театру. И не только находила нужное, волнующее публику, но даже разучивала с актерами роли. Трудами Варвары Афанасьевны Тула приобщалась к высокому искусству: «Цинна» Корнеля, «Британик» Расина, «Магомет» Вольтера… Как же без Вольтера? Масон Петр Николаевич Юшков был другом масонов Новикова, Хераскова, Тургенева… А Вольтер всему тайному заводу то же, что часам стрелки.

Вот и в Туле на сцене римляне, английские королевы, немецкое рыцарство.

Настольная книга у отрока Васеньки «Житие славных в древности мужей, писанное Плутархом».

Семейное чтение вслух? Август Готли Мейснер «Публий Сципион после сражения при Каннах». Такое чтение не токмо полезно – прямая необходимость для дворянского звания. Россия все время распространяется, России нужны неудержимые в стремлениях полководцы, несокрушимого духа воины.

В доме ждали приезда Марии Григорьевны с неразлучной Елизаветой Дементьевной. Девочки готовили подарки: клеили коробочки для секретов, секреты – приданое куклам, кружева, вышивки.

– Я подарю драму! – объявил Васенька. – В драме Мейснера главный герой Сципион. Спаситель Рима Марк Фурий Камилл лишь помянут, а это герой героев. Я напишу о Камилле.

И вот гостиная превращена в театр. Спектакль, как и положено, платный. Кресло стоит десять копеек, но за стоячие места денег не берут.

Сочинитель припал к щели в ширме. В самом центре залы бабушка Мария Григорьевна и рядом Елизавета Дементьевна – мама! Петр Николаевич сидит рядом с мамой. Васенька закрывает глаза: «Боже мой!» Ни единого слова в голове, а ведь трагедия писана его рукою, его сердцем. Васенька бросается к окну. На подоконнике спасительные листы.