оскал черепов.
Черное пятно
на виске размозженном,
флагами
отрепья
почерневших бинтов.
Заполнили площади,
бульвары наши,
стали бивуаком вдоль улиц...
...И сразу
по лестницам радиобашен
депеши в просторы шагнули:
– Всем! Всем!
Встаем из гробов!
Помогите нам вылезть из ям!
Мы,
убитые со всех материков,
заявляем:
конец смертям!
Думаете:
«Павшие мирно спят...
А это —
сражений мерещится ад...»
Нет!
На площадях и на улицах митинг.
Слово имеет неизвестный солдат.
II
Страх
лапой косматой
бил по окнам.
На засовы ворота и ставни.
Ни вздоха.
Но слышно было:
шли
шагом широким.
С улицы
слышалось:
барабаны,
пение,
грохот.
В касках стальных
шли немцы
скопом
с Марны,
Соммы,
из-под Вердена.
Шли
замерзшие в бельгийских окопах —
из колоний пригнанная
черная смена.
Шли
голубые французские зуавы,
русские – в тине мазурских озёр,
австрийцы одиннадцати атак у Пьяве.
Шли
заколотые,
задушенные,
застреленные в упор.
С полей, из лесов,
со дна океанов —
вот все уже здесь они – вместе.
Толпы
под городом, морем нагрянув.
Шумят,
шумят
знамена и песни.
Ша-гом... арш!
Огромным потоком
хлынули
полк за полком...
– Эй!
Мост наш —
от запада до востока!
Идем!
Идем!
Идем!
III
Идут солдаты на запад. Идут бойцы на восток.
В брюхо Европы, как в барабан, бьют карабин
и сапог.
Идут добывать Варшаву, Париж, и Берлин, и Рим.
В небо швыряют песни. В небо – штыки и дым.
Шагают, проходят с песней: родина – целый свет —
земля, и моря, и небо – годы, мильоны лет.
Века наперерез им. А они – как через порог!
Жалости нет для неба – умер, пристрелен бог.