Алый проток

Последний эпитет пробрал его до дрожи.

«Надо в номер, посидеть спокойно не даст», – подумал Лев.

Он вышел из отеля, достал сигарету и закурил. В кровопролитной борьбе с облачной скалой солнце одержало победу, но, обессилев от полученных ран, ушло в неизвестном направлении и оставило на страже ночного неба огромный лунный диск. На улице было уже темно, ветер улетел далеко, тишина – только редкие звуки птиц, слабое жужжание неоновой вывески и шум изредка проезжающих фур. Отель стоял с левой стороны дороги, где абсолютно не было деревьев, только чистое поле. Напротив наблюдалась иная картина: густой высокий березовый лес готов был вытащить из земли свои корни и перейти дорогу, чтобы уничтожить до основания отель – казарму своего заклятого врага.

Покровский вглядывался в эту картину, наслаждаясь быстро подступающим ослаблением мышц и сознания от весомой дозы выпитого виски, а также от активно проникающего в кровь табака. Ему было лучше, намного лучше… как глоток свежего воздуха от всего этого сумасшедшего мира, запутанного клубка проблем и забот.

Он закурил вторую сигарету, упиваясь нахлынувшим состоянием эйфории, как вдруг, через мгновение, заметил странное движение в деревьях через дорогу. Ветра не было, поэтому качание веток и еле заметное шуршание травы показалось странным. Лев сделал вид, как будто достает телефон, но на самом деле он открыл закрепленную на поясе за спиной кобуру и подвинул ее ближе к правому боку.

Движение не прекращалось, Покровский продолжал курить, делая вид, что ничего не замечает. Движение усилилось, стало чаще, сильнее и громче… БОООООМ! – внезапно раздался резкий пронзительный звук яростного горна: фура с огромной скоростью пронеслась по дороге, попытавшись забрать с собой часть деревьев сильным воздушным потоком, образовавшимся от высокой скорости движения. Весь лес устрашающе негодовал от этого бесцеремонного нарушения спокойствия!

– Тьфу, сука! Нужно меньше пить, еще чуть-чуть и стрельнул бы в фуру, дурак, – недовольный своей пугливостью ругнулся Покровский. Он потушил ногой вторую сигарету и зашел обратно в отель.

Негодование старого леса стихло, тишина снова восстановилась, пейзаж вернулся в свое привычное состояние. Лишь два окурка продолжали слабо дымиться на земле, и несколько веток еще возмущались, скрывая пару неизвестных глаз в своей зеленой тьме.

Войдя в отель, Лев расплатился за еще одну половинку граненого стакана виски, взял ее и прошел в номер, провожаемый внимательным взглядом Администраторши.

– Доброй ночи. Если что, звони в колокольчик, – уже игриво произнесла Любовь.

– Доброй… – сухо пробубнил Покровский.

Он прошел в свой номер по уже слегка движущемуся и узковатому коридору, принял душ, несколько раз усиленно умылся, смотря в зеркало и хлопая себя по щекам, проверяя – может это просто очень реалистичный сон и если сильно постараться сделать какие-нибудь движения, то он сейчас проснется? К его большому сожалению ничего не помогало. Лев зашел обратно в комнату и одним махом допил содержимое стакана, которое сделало окружающее пространство еще более мягким, размытым, нестабильным.

Покровский лег на кровать и, еще не собираясь засыпать, уставился в потолок – поразмышлять о плане на завтрашний день: «Так. Что мы имеем? Судя по брифингу, сотрудника разведывательного Управления зовут Егор Белов. На фото – обычный парень, ничего примечательного. Биография тоже чистая, без эксцессов и каких-либо предпосылок к алкоголизму и девиантному поведению. Хотя в их Управлении многие неприятные детали из жизни могли стереть с доски истории, если, конечно, самому Армонову это было нужно. В связи с этим вопрос – на кой черт он ушел в запой? В их Управлении несладко, конечно: работы много, обстановка напряженная, часто кто-то погибает, получает ранения, ну и конечно же – интриги, на которые начальство либо не обращает внимания, либо вовсе их поощряет. Видимо, Армонов работает по принципу «разделяй и властвуй». М-да, парень в такой обстановке мог просто не выдержать давления и сорваться. Хорошо, что просто запил… Тем более молодой, двадцать восемь лет. Эх, жалко, конечно. Попал бы он к Андреевскому, может его судьба сложилась бы иначе… Хотя погоди! Что-то рано я его обеляю. Как говорится: «Рыба гниет с головы» … Может он такая же скотина, как начальник, просто еще и алкаш?»

Лев лежал, продолжая свои длинные, теряющие друг с другом связь рассуждения.

В какой-то момент его стала терзать странная мысль – что-то было не в порядке, что-то не так. Покровский поднялся и осмотрел комнату – она показалась ему необычной. Взглянув на тумбочку, где должен был стоять пустой граненый стакан, он обнаружил, что его уже не было… Раздался шум… шум под окном слева от кровати. Окно все еще было приоткрыто…

«Наверное, забыл закрыть», – подумал Лев, встав с правой части кровати. Он обошел ее и направился к окну, обнаружив под ним неизвестный сверток, ранее здесь не лежавший…

Лев резко отпрянул назад, потянувшись за пистолетом, которого по какой-то причине не оказалось за пазухой.

– Что, сука, это такое? Где пистолет? – попытался произнести Покровский, но слова почему-то не прозвучали в комнате, а прозвенели только в его голове. Рот не открывался, мышцы рта парализовало.

Он по неизвестной причине и вопреки тому, чему его учили, направился прямо к свертку, имевшего какое-то магнетическое действие, маня и перетягивая все внимание на себя. Сверток излучал любовь… любовь, которая требовала тепла, внимания и заботы…

Покровский подошел вплотную к свертку, открыл его и обнаружил… окровавленный скелет младенца.

– Господи, нет, нет, НЕЕЕЕТТТ! – со всей силы прокричал Лев, почувствовав ни с чем не сравнимое ощущение, будто тебя вытаскивают крюком из глубокого густого болота Морфея вместе с ледяным трупом страха, крепко удерживающим и вызывающим настоящие конвульсии, в еще плохо осознаваемую реальность. Покровский вскочил с кровати, все еще издавая громкий крик, сердце готово было разорвать грудную клетку. Услышав в коридоре топот, он потянулся к кобуре – в этот раз она была на месте.

Дверь открылась с внешней стороны, в дверях стояла Администратор во всей своей красе: на удивление накрашена, одета в белый халат, едва прикрывавший ее целлюлитные сардельки. Но этот полуэротический образ диссонировал с ее настроением: на лице испуг, глаза выпучены, кожа красная, дыхание учащенное. В правой руке Любовь держала длинный кухонный нож.

– Ты чего орешь, что случилось?! – громко спросила она.

– Ничего, наверное, плохой сон приснился, – ошарашенный ее видом и фактом такого бесцеремонного и свободного открытия двери ответил Лев.

– Ни хрена себе, плохой сон! Я подскочила так, что чуть лбом потолок не пробила! Думала, что режут кого… Ты вроде немного выпил! Алкоголь что ли не держишь?

– Да нет, тяжелый был день, спасибо… за беспокойство… – робко и сонливо произнес Лев, не понимая, как отделаться от Администратора.

– Тяжелый день… Ха… говорила же, если что-то понадобится, зови! – сказала она, явно на что-то намекая, уже более спокойным тоном, с коряво-игривыми нотками и добавила: – Я могу и рядом побыть, поохранять, если боишься один спать…

– Эм, спасибо, я как-нибудь сам попробую уснуть… – еще напуганный, немного пьяный и не пришедший в себя ответил Лев.

– Ну смотри. Только не ори больше, лучше сразу ко мне спускайся или позвони. Сладких… – подмигнула Любовь и ушла в восвояси, закрыв за собой дверь.

«Уффф, вот это жопа, конечно, а не сон. Как теперь уснуть-то… Ладно, посплю с включенным светом, как пятилетний. Блин, была бы она чуть симпатичней слона, я бы ее поимел, хоть отвлекся бы… Но нужно выпить весь ее бар, чтобы на нее встал», – подумал Покровский, еще раз умылся, залез в телефон, посмотрел бессмысленные смешные видео в интернете, получив дозу дофамина, и уснул неспокойным тревожным сном.

Глава 4

– Какое село, милок? – переспросила очень старая бабушка в вязаном красном платке и расписной узорчатой шали, сидя у дороги за своей самодельной торговой точкой, состоявшей из раскладного стула и нескольких ведер разноцветных яблок.

– Головник, – снова повторил Покровский, несколько раз перепроверив переданную Андреевским информацию. – Должно было быть в ста километрах на юго-восток от главной трассы, вроде как…

– Ох, не знаю, милок… Может чего напутал ты? Я тут прожила аж восемьдесят четыре года, отродясь не знаю такого села. Может, коммунисты, конечно, переименовали, но я такого не помню. Съезди в местный Обком партии, узнай у них, они все знают. Но это тебе назад нужно воротиться, ехать часа два.

– Областной комитет Партии? – удивленно спросил Покровский. – Так это, давно не коммунизм, бабуль.

– Ой, да… запамятовала я что-то… Да какая уж разница-то! Ничего не меняется ведь, я как в избе жила, так и живу, ходи только флаги меняй, если ставишь. Я не ставлю, им до меня особо дела нет, да и мне до них тоже.

– Ладно, бабуль. В любом случае спасибо за помощь, – ответил Лев, поняв, что ее сознание постепенно входит в горизонт событий, который уже навсегда поглотил существенную долю памяти.

– Может яблочки купишь, на дорожку, а то вдруг долго будешь искать? Свои, с огорода. Всякой дрянью не поливаю, хотя надо бы от вредителей избавиться, да денег нет совсем. Пенсии не хватает, вот хоть кто-нибудь яблочки купит, да я что-нибудь лишнее себе позволю. Все забыли про меня, я…

– Да… знаете, давайте ведерко этих, – прервал ее Покровский, не выстояв выпущенной в него обоймы жалостно-слезливых аргументов, после которых, не купив треклятые яблочки, будешь чувствовать себя дерьмом до конца дня.

– Спасибо, милок. Бери на здоровье, сейчас тебе в пакетик насыплю, – довольно произнесла местная повелительница маркетинга.

Покровский сел обратно в машину, кинул яблоки на заднее сиденье и уже хотел дать газу, как увидел, что ему машет бабушка. Он опустил окно.

– Милок, съезди к милиционерам, они же должны знать. Это всяко ближе, чем в Обком. Отсюда где-то час езды дальше по прямой и через километров тридцать возьми левее, дорога там, правда, чуть похуже. Там уж не помню, спроси у людей добрых, там деревеньки еще остались, если мне, старой, память-то не изменяет.

– Спасибо, бабуль!

Машина дала газу и понеслась по указанию доброй бабушки. Не то, чтобы Лев решил слепо довериться ее координатам, но они более-менее совпадали с брифингом. Интернет-карты тут почти не работали, GPS барахлил. Это несколько удивляло Льва, учитывая степень развития и скорость распространения современных технологий. Ему всегда казалось, что таких мест на планете уже давно не осталось и развлечь себя порнографией, любой степени извращенности, можно даже в самой глухой точке мира.

Дорога уже давно была в плачевном состоянии, повсеместно встречались различной глубины выбоины, ямы и ухабы, а в некоторых местах асфальта практически не была, только грунт. По многочисленным трещинам, из которых росла трава или пробивались ростки деревьев, было видно, что природа здесь почти выиграла битву с человечеством.

Дорожные знаки встречались лишь изредка, многие были сломаны, вероятнее всего местными алкашами, желающими заработать на дешевую водку или ее подобие, или были… расстреляны…

У третьего по счету подобного знака Покровский специально остановился проверить. Нельзя было исключать того, что бухой в хламину работник разведУправления разъезжает здесь по округе и вершит самосуд над государственной собственностью.

Внимательно изучив искалеченный знак, Лев пришел к следующему выводу: «Учитывая размер отверстий, их структуру, толщину металла самого знака, отсутствие копоти, то, вероятнее всего, стреляли издалека из мощного нарезного ружья, возможно, пока ехали на машине».

Побродив вокруг знака в тридцати метрах перед ним, он нашел синюю пулевую гильзу ружья. Покровский достал специальный пакет для улик и, не трогая руками, упаковал, чтобы потом проверить отпечатки по базе.

– Надо у местных полицаев спросить, что творится здесь. Если этот дурак тут знаки расстреливает, то это будет бомба. Андреевский будет в восторге, можно еще уголовку впаять этому придурку. Ха! Хотя если он запил настолько, что творит такую дичь, то может и в меня с дуру пальнуть… Надо быть аккуратнее.