Смута. Письма самозванки

– Не мое! – недовольно буркнул Зырян.

– А чего так? – cгоношился боярин. – Государству люди служат, царю! – добавил он, словно упрекая казака.

Зырян кивнул.

– Опять же, веру православную стерегут… – Боярин ткнул рукой в распирающий косматые облака купол колокольни Ивана Великого.

– А ты чем живешь? – спросил боярин. В его голосе уже звучали ноты раздражения. – Поди, грабил ты деревеньки московские, как многие из ваших казаков.

Зырян не удивился этому вопросу, но не подал виду. У многих людишек московских была обида на переметное казачество.

– Московитов не грабил! – буркнул Зырян. – На турков ходил, не скрою.

Боярин приосанился и заулыбался.

– Ляхов резал! – продолжил Зырян. – Московитов не трогал. Одна вера у нас.

Боярин, довольно улыбнувшись, хлопнул ладонью казака по колену.

– Да ты не серчай, казак! – довольно пробурчал боярин. – Время такое нынче: кто, откуда, зачем, все знать надобно.

Зырян, соглашаясь, кивнул. Впереди показались хоромы Шуйского.

– Небогато нынче царь живет!

Боярин глухо рассмеялся:

– Ты посмотри вокруг.

Вдоль стен Белого города вышагивали стрельцы. Мастеровые, матерясь, затягивали на крепостную стену железную литую пушку. Один конец пеньковой веревки накинули на дульный венок ствола, а второй – на виноградину у лафета.

– Тяни по команде, бесовское племя! – лютовал старик на стене с жидкой бороденкой. Его выпученные от злости глаза были готовы испепелить все вокруг.

– Дед, чего лютуешь? – крикнул боярин.

Старик соскочил, сорвал с себя шапку и низко поклонился.

– Не торопятся злыдни! – проревел он. – А у меня срок.

Боярин махнул рукой:

– Управитесь с Богом.

– Готовитесь к чему? – настороженно спросил Зырян.

Боярин высморкался и дернул поводья:

– Есть к чему готовиться.

– Царю грамотку от польского воеводы отдам, тогда и все узнаем.

Зырян вытащил из кафтана коричневый свиток с гербовым сургучом. Боярин дернулся назад. Конь, споткнувшись, замер.

– Врешь, – недоверчиво покачал головой боярин. – Ох, врешь, казак.

Зырян затолкал свиток обратно в полы кафтаны:

– Говорил же, боярин, Богородицей клянусь, дело к царю.

Боярин восторженно восклицал:

– Ай да казак, ай да казак!

Он вновь дернул поводья и остановил коня.

– А где взял письмо? – спросил он, заглядывая Зыряну прямо в глаза.

– Кто рано встает, тому бог дает. – Зырян весело рассмеялся. – У царя после узнаешь, боярин. Больше ничего не скажу.

Боярин цокнул языком и дернул поводья:

– Приехали уже.

Шуйский стоял у окна, но появление Стрешнева почувствовал сразу.

– Какие вести, боярин? – хрипло произнес царь.

Стрешнев, осторожно переступая сапогами по красному ковру, в тот же миг очутился подле Шуйского.

– Стены укрепляем, – пролепетал он. – Обоз пушек привезли с Новгорода. Шведский король прислал с эскадрой. Две недели назад разгрузились.

Шуйский кивнул.

Небо в Москве затянуло тугими темными тучами, которые, словно беременные бабы на торжище, обступили лавку с деревянными резными игрулями. Сквозь их колыхавшиеся юбки пробивались последние лучи солнца. В воздухе явно пахло хорошей грозой.

Зырян первый раз видел нового царя. Тех, что раньше видел, были самозванцами. А природные цари кончились вместе с Федором Иоанновичем. Годуновы тоже вроде как цари законные были, но не по душе на Руси пришлись.

Шуйский стоял у окна, как громада, возвышаясь над тщедушным боярином Стрешневым. Одет был просто, не по-царски вовсе. На голове – скуфья, расшитая золотными нитями и жемчугом, и атласный халат с двуглавым орлом.

Ни сабли, ни пистолета за поясом не было. А первый самозванец всегда при оружии был. Это он, Зырян, сразу заметил, как первый раз царя Димитрия на Москве увидел. Ездил он тогда в Москву по делу тайному.

Шуйский повернулся к двери.

«Взгляд недобрый», – подумал Зырян.

– Ты кто таков? – недовольно буркнул Шуйский, отворачиваясь.

Стрешнев ухватил царя за рукав: