Непонятную считалку
Барабанщик бьёт с утра:
Пять ворон,
Один патрон,
Сто врагов с пяти сторон.
Барабанит, барабанит,
А песок скрипит и ранит…
Он резко замолчал.
И все молчали. Алька нерешительно хихикнул, но Данка цыкнула. Бормотунчик вдруг спросил уже без дребезжанья, чисто:
– Что, Яр, досмотрел свой сон?
– Какой сон? – с неожиданным и резким страхом спросил Яр.
– Это вопрос?
– Это вопрос, – жёстко сказал Яр.
– Тот сон, как вы лезете по обрыву… Не бойся, он доберётся. Может, ты не доберёшься, а он доберётся…
– О чём это он? – прошептала Данка.
– Да мало ли что… Они часто несут всякую дребедень, – отозвался Чита.
– Сам ты несёшь дребедень, – обиженно сказал бормотунчик. – Лучше разожгите огонь. Ночевать будет холодно.
– А зачем нам здесь ночевать-то? – удивился Алька.
– Разожг… – тонко крикнул бормотунчик. Дёрнулся и безжизненно повис на проволоке.
Игнатик досадливо обернулся к Альке:
– Ну вот, он разрядился… Зачем ты полез со вторым вопросом?
– Да это и не вопрос вовсе! Просто у меня вырвалось…
–Ладно, пойдём, – вздохнула Данка. – Всё равно он был какой-то странный.
– Может, серебристых кристалликов мало в песке, – виновато сказал Игнатик.
– Наоборот! Полным-полно, я смотрел, – возразил Чита.
Яр не слушал ребят, мысли прыгали, как у мальчишки, который проснулся среди ночи, увидев загадочный и страшноватый сон… Казалось, столько всего случилось за этот день! Стоит ли удивляться? Но он удивился проницательности бормотунчика. И даже расстроился. Недаром на Земле говорят, что в приметы верят лишь дети и скадермены.
– А может, правда разожжём огонь? – звонко спросил Алька.
– Картошки-то нет… – заметил Чита.
– Не обязательно картошку печь. Просто так посидим у огонька, – тихо сказал Игнатик. – Недолго… Ладно, Яр?
2
Яр подумал, что огонь – это и в самом деле неплохо.
Сначала прохлада внутри крепости была приятной после жары. Но теперь чувствовалось, что воздух сыроватый и зябкий. Хотелось погреться. Да и просто хорошо посидеть у горящего очага.
Когда Яр последний раз сидел у живого огня? Боже мой, это было, когда ему стукнуло семнадцать лет. С однокурсниками из Ратальской школы он ушёл в лыжный поход, и группа подала в буран. Они укрылись в лесу, отыскали охотничью избушку, развели огонь в печке. Это была такая хорошая ночь…
Яр встряхнулся. Вместе с ребятами он взялся собирать у стен и таскать к очагу старые доски, жёлтые обрывки бумаги. Доски были большие, в очаг не лезли. Одну из них, тонкую и трухлявую, Алька храбро попытался с размаху сломать о колено. Не сумел, конечно, завертелся на пятке, держась за ушибленную ногу.
– Олух царя небесного, опять покалечишься, – сказала Данка.
Яр, посмеиваясь в душе над собственным пижонством, положил доску на два камня, рубанул ребром ладони.
– Во… – с тихим восхищением выдохнул Игнатик.
– Ещё, – потребовал Алька.
Чита молча положил перед Яром другую доску. Данка сказала:
– Так можно руку разбить…
Яр, усмехаясь, ударил ещё раз. И ещё. И заработал, как автоматическая дроворубка.
– Хватит уж… – сочувственно сказал Чита. – Вон сколько дров.
Яр гордо распрямился и украдкой стал потирать ладонь – поотшибал всё-таки. Алька, выгибаясь назад от тяжести, поволок охапку обломков к очагу.
– Ой, а спички? – растерянно сказала Данка.
Алька с шумом бросил дрова и обернулся. Чита посмотрел на Яра:
– У вас нет?
Яр оглянулся на Данку и развёл руками:
– Если нет в карманах, то…
– Папа не курил, – виновато сказала Данка.
– Вот и погрелись, – заявил Алька и с обиженным видом уселся на дровах.
Игнатик, сосредоточенно хмурясь, достал из кармана свечной огарок. Поставил на камень. Сел перед ним на корточки.
– Ой… – прошептала Данка. – Тик, ты думаешь, получится?
Он оглянулся резко, почти сердито.