– Каждому свое испытание. Кому горячая вода, кому ледяная. Сегодня ведь Крещение. Некоторые люди в прорубь окунаются, несмотря на мороз.
– Ненормальные…
– Ну почему ненормальные?! Раз такой обычай…
Маша сразу поправилась:
– Ненормальные не потому, что глупые, а потому, что с особым устройством организма…
– И характера… Я бы каждому давал орден Храбрости… Двенадцатой степени… А тебе орден Терпеливости. За горячую воду…
Она впервые улыбнулась. Посмеялась даже… И вдруг ойкнула.
– Что? – испугался Мак.
– Кажется, ногу сводит…
– Которую?
Маша сморщилась, шевельнулась:
– Эту…
Они сидели, перепутавшись в воде ногами (как-то незаметно это получилось), и теперь Мак ощутил краем ступни затвердевшую Машину мышцу. Сжал девчонкину ногу двумя подошвами, как тисками, и начал толчками разминать ее.
– Легче?
– Ой… да… Отпустило.
– А у тебя раньше так случалось?
– Да. Но не часто…
– Ты будь осторожней во время купания. А то как скрутит на глубине… Меня один раз скрутило. Хорошо, что Мир был рядом… Он всегда рядом…
– Меня тоже один раз… на глубине. На даче… А рядом был соседский мальчишка, Борька Челябин, по прозвищу Танкоград. Он меня тут же выволок на песок за волосы… У меня волосы были тогда как шапка. Может, помнишь какие, когда мы были в четвертых классах.
– Помню, – соврал Мак. То есть сперва соврал, а потом в самом деле вспомнил девчонку из четвертого «Б» с прической из густых пыльно-желтых колец. И спросил с неожиданно ревнивым щекотаньицем: – И ногу он тебе тоже массировал?
– Нет, она сама прошла. С перепугу…
– Но, наверно, этот Танкоград в тебя сразу влюбился? Храбрые принцы всегда влюбляются в спасенных кудрявых принцесс… – Это уже без всякого щекотаньица, а так, с дурачеством.
Маша шмыгнула носом-клювиком.
– Он был не принц, а хулиган. Я с ним на следующий день чуть не подралась…
– Почему?!
– Из-за одного мальчишки. Маленького, похожего на Эльку. Или, вернее, на Федю Огонькова, только поменьше. Помнишь Огонька?
– Кто его не помнит…
– Ну вот… А этот Данька такой же, щуплый, как кузнечик. Таких часто оттирают в сторонку… У Борьки был полевой бинокль, он всем ребятам по вечерам давал посмотреть на Луну, полнолуние назревало. А Даньке не давал, издевался даже: «Руки – как соломинки, уронишь бинокль на ногу, она раздавится, а мне отвечать…»
Я говорю:
«Приятно измываться над тем, кто меньше, да?»
А он:
«Если жалеешь его, дай свой бинокль».
«Издеваешься, да? У меня же нет!»
И тогда он вдруг:
«А хочешь этот получить?»
Я говорю:
«За какие денежки?»
«А давай поспорим на что-нибудь. Если выспоришь – будет твой…»
Я сперва не поняла, к чему это. А он вдруг:
«Спорим, что не сможешь состричь машинкой свои кудри! А если сострижешь, бинокль – твоя добыча…»
– Вот сволочь! – искренне сказал Мак.
– Ну нет… Наверно, его просто что-то царапало внутри… такое… Он ведь не думал, что я это по правде сделаю…
– А ты сделала?!
Я говорю:
«Давай. Только с ремешком и футляром»…
– Ненормальная, – убежденно сказал Мак. – Не потому, что особый организм, а сумасшедшая…
– Две мастерицы в поселковой парикмахерской так же сказали. А я им объяснила, что это для кино. Мол, поблизости снимают фильм, и в нем нужна стриженая девочка. Ну, они сразу меня зауважали…
– А на самом-то деле зачем ты это? Из-за бинокля?
– Ну… главным образом из-за Даньки. Жалко его было… А еще назло Танкограду. Ну… и еще…
– Что? – осторожно спросил Мак.