Злой город. Петрополь

– Ну и рожи были у охраны! – расхохотался парень, сидевший за рулём. Рыжий, как чёрт, в лихо заломленной кепке. – Макс, ты видел?

– Не отставай от него, – негромко велел Максим, внимательно следивший за мчавшимся впереди фургоном.

Машина вырулила на перекрёсток и повернула на Храмовый проспект, в сторону Велиги. Здесь дорога уже не пустовала, среди машин даже двигались несколько экипажей, но, благодаря раннему часу, перемещаться можно было пока ещё свободно.

– Ровнее, ровнее держи, – пробормотал себе под нос Максим, наклонившись между двумя передними сидениями и не отрывая взгляда от фургона. Воронин, будто услышав его, сбавил скорость и плавно вклинился в общий поток. Проспект шёл через центр города. Через несколько перекрёстков они оставили по правую руку Королевский городской сад и, наконец, повернули налево, на Канатную улицу, шедшую параллельно набережной Велиги. Никого не встретив, фургон проехал несколько домов и повернул в один из дворов под арку. Легковая встала рядом.

Затормозив, Воронин выскочил из кабины, обежал фургон и застучал в двери:

– Мужики, всё, оторвались, можно выходить! – крикнул он и оглянулся на Максима.

– Пошёл ты! – заорали в ответ из кузова. – Предатель паршивый!

– Живыми не дадимся! – прибавил второй.

Воронин растерянно посмотрел на налётчиков, но Максим уже шёл к кабине с сумкой в руках. Забравшись на место водителя, он достал несколько трубок, свёрнутых из газет, и кабина тут же наполнилась сильным аммиачным запахом. Сев боком, чтобы не попасть в предел видимости, парень щёлкнул зажигалкой, подпалил две трубки, отодвинул щиток слухового окошка и кинул трубки внутрь, затем сразу ещё две, закрыл окошко и выскользнул из кабины.

Парни из «Эмки» встали по обе стороны от машины, взяв на прицел двери. Максим достал из-под плаща револьвер и, свистнув Воронину, растерянно топтавшемуся на месте, мотнул головой, знаком показав отойти. Тот едва успел забежать за фургон, как дверцы распахнулись и наружу в клубах белого дыма вывалились двое кашляющих и ругающихся охранников. Они пытались целиться, но ничего не видели сквозь градом катившиеся слёзы. Лица у обоих побагровели от приступа удушья.

– Лежать! – заорал Рыжий и двинул прикладом по затылку того, что был ближе. Второго вырубили тем же приёмом и оба охранника повалились на землю.

– Голос, забери оружие, – распорядился Максим, пряча свой револьвер в плечевую кобуру.

Молчаливый парень с бледным, вытянутым лицом наклонился подобрать винтовки. Закинув обе в легковушку, он оттащил охранников в сторону, уложив поодаль, посидел, выслушивая пульс. Рыжий тем временем открыл пошире двери кузова и выкинул всё ещё дымившиеся шашки. Они начали грузить мешки в «Эмку». Воронин помогал, но руки у него тряслись от волнения.

– Всё, – объявил Рыжий, уложив последний мешок. Багажник и кабина оказались забиты ими так, что едва ли мог поместиться человек. Рыжий обежал легковушку, чтобы занять водительское место. Голос тряпочкой обтирал ручки дверей в кабине инкассаторского фургона.

Максим развернулся к Воронину и мужчина непроизвольно сглотнул, взгляд его метнулся вслед за рукой парня, потянувшегося под плащ.

– Господин Лихов… – выдавил он, сделав шаг назад.

Рука снова показалась, но уже с пачкой банкнот.

– Адрес помнишь? – спросил Максим, всучив деньги мужчине. Воронин испуганно кивнул, негнущимися пальцами сжав пачку.

– Сидишь две недели, запомнил? – Максим сунул в другую руку Воронину ключ. – На улицу не высовываться. Через две недели придёт мой человек, назовёт условленный пароль – «не буди Лихо». Если не назовёт, значит, не от меня. Он вывезет тебя из города рекой. Всё, пошёл.

Воронин закивал и бросился бежать прочь со двора.

– На улице не беги! – крикнул ему вслед Максим. – Голос! Закончил?

Бледнолицый выпрыгнул из кабины. Максим устроился на переднее сидение рядом с Рыжим.

– Снимаемся.

Машина тронулась с места и неторопливо поехала через дворы, спустя несколько минут вырулив на набережную. Рыжий, оборачиваясь через плечо, пытался разглядеть мешки. – Сколько там? Много, а?

Максим достал из кармана портсигар и закурил. Легковушка катила по набережной, справа в окне расстилалась Велига, далеко, на той стороне, проступали из тумана очертания домов Княжьего острова.

– Дома считать будем, – сказал Максим. – За дорогой следи.

***

Большие напольные часы в гостиной отбили семь ударов. Звон ещё несколько секунд висел в воздухе, потом затих. Павел провёл рукой по зачёсанным назад волосам, взял с края раковины карманные часы, сверил время. Из открытого окна с улицы слышались гудки машин, ржание лошадей и голоса. Воздух пах осенью и немного овсяным печеньем: аромат доносился из лавки, над которой помещалась квартира старшего лейтенанта. Спальня была небольшой, раньше в ней ночевала мать супруги, но сейчас сюда перебрался Павел. Чтобы комната не казалась ещё меньше, чем была, обставили её самым минимумом мебели: односпальная кровать, шкаф, возле двери зеркало и фаянсовый умывальник с латунными кранами, у окна втиснулся большой дубовый стол, перешедший Павлу по наследству от отца. На столе громоздились целые кипы бумаг, сложенных ровными стопками, середину занимал чернильный набор с фигуркой индийского слона – подарок сослуживцев на свадьбу.

Сняв со спинки пиджак, Павел последний раз бросил взгляд в зеркало, проведя рукой по подбородку, убедился, что ни порезов, ни следов от пены нет, и вышел в коридор. Соседняя дверь вела в спальню жены. Павел прошёл мимо и постучал в дверь детской.

– Войдите.

Сидевшая подле кроватки маленькая седая женщина подняла голову и улыбнулась. Павел кивнул ей, вошёл и на цыпочках приблизился к кроватке.

– Доброе утро, Павел Константинович, – поздоровалась женщина.

– Доброе, Анфиса Алексеевна.

Он наклонился над люлькой. Малыш тихонько сопел, его светлые бровки чуть-чуть хмурились и подрагивали во сне, сжатые кулачки лежали поверх одеяла. Павел провёл рукой по светлым, как у него самого, волосам сына. Мальчик вздохнул и лицо его расслабилось.

– Завтракать будете, Павел Константинович? – шёпотом спросила женщина. – Тая в гостиной, пьёт кофе, хотите, туда принесу?

– Нет, спасибо, в Управе кофе попью, – качнул головой Павел. – Ехать нужно.

– Как же так, Пашенька! Теперь и по воскресеньям работаете?

– Нужно подготовить кое-какие бумаги для суда, я ненадолго.

– Ну, хорошего вам дня, Пашенька, – улыбнулась женщина. – Пускай все злодеи сами сдаются на вашу милость!

– Без работы же останусь, – с улыбкой отшутился Павел.

Гостиная заполнялась утренним светом, проникавшим сквозь сахарно-белый тюль, занавешивавший широкие окна. Тяжёлые, охровые шторы Анфиса Алексеевна отдёрнула и подвязала, но в комнате всё равно не хватало ощущения света, слишком уж скудным было осеннее солнце над Петрополем. Обои кофейного цвета и горчичная обивка кресел прибавляли немного тепла гостиной. На стене, справа от двери, висели фотографии в деревянных рамах: супруга на прогулке в парке, сын, сидящий в окружении игрушек, и деревянный конь-качалка рядом с ним огромен, как живой скакун, старое фото родителей, дяди-тёти, родственники жены…

Павел принюхался к аромату кофе, исходившему от серебряного кофейника, стоявшего на подносе на круглом столике перед окнами. Стол покрывала небесно-голубая скатерть, от этого белое платье жены тоже отливало голубым. Она сидела боком, двумя пальцами держа тонкостенную кофейную чашечку, и читала газету. Совершенный профиль, тонкие дуги бровей, тёмные волосы тщательно уложены в причёску. К завтраку она оделась с таким же вниманием, каким одевалась на выход: в длинное платье с юбкой, похожей на цветок колокольчика, талия утянута широким поясом, рукава платья с широкими манжетами, и воротником-стойкой «под горлышко». На грудь спускался позолоченный кулон на длинной цепочке, в ушах поблёскивали серьги – его подарок на годовщину.

Павел остановился в дверях гостиной, привалившись плечом к косяку. Жена не повернулась, но на секунду её рука, державшая чашку, задержалась в воздухе.

– Доброе утро, Таис.

Она всё-таки чуть повернула голову, только взгляд её изучал кофейник, когда она ответила на приветствие.

– Ты куда-то собираешься? – спросил Павел, скользнув взглядом по её щекам с лёгким, ровным румянцем на острых скулах. Косметикой она пользовалась умело, как актриса, если бы он не знал точно, что его жена не умеет краснеть, принял бы румянец за настоящий.

– Нет, – сказала она, звякнув чашечкой о блюдце. – Почему ты так решил?

Павел не ответил и взглянул на часы, стоявшие в углу рядом с книжным шкафом.

– Давай вечером поужинаем в «Китайском дворике»? – предложил он. – А с Полем посидит твоя матушка.

Таисия плавным жестом встряхнула газету, расправляя листы.