Река жизни

Она глянула на меня критически и говорит: не знаю такого. Откуда взялся такой прыткий? Женщины стали ей объяснять: из репрессированных, мол, и называют мою фамилию. А она как ножом по сердцу:

– Это ты хотел моего брата, спалить. И даёт понять, что разговор закончен, а я от неё глаз не могу оторвать и с места двинутся. Слышу твёрдый голос:

– Чего стоишь, глаза пялишь – не мешай работать.

Я отошёл от неё, а сам к женщинам с расспросами, кто такая, замужем ли, сколько детей? По разговору с женщинами понял, что я ей не пара, что на неё многие мужчины засматриваются. А мужчин-то в станице практически не осталось. Кто в живых остался, все с ранениями, кто без рук и ног. Воспрял я духом, но ненадолго. Моя сестра как-то стала навязчиво говорить мне обидные слова.

– Чё ты дурень на неё глаза широко раскрыл, губы развесил свои бесстыжие. Не пара она тебе. Какой ты есть и какая она! Тебе нужна нянька, чтобы имела большое терпение и сердце. Мол, красивые женщины бездушные и бессердечные.

Ну уже, когда после работы, женщины купались на реке голыми, я и совсем сник.

Такой стати королевской я ещё не видел среди женщин.

Всё это время Маринка молчала, тогда как мне было интересно всё знать о тётушке. Я впервые задумался над тем, что значит в жизни человека любовь: в одних случаях она может его возвысить, в других случаях перемолоть в своих жерновах беспощадно, не оставив никакой радости для жизни – одни разочарования. Вот здесь и проявляется характер человека. Сломить сильного человека не способна даже безответная любовь.

Из-за гор показалось солнце, бисером на траве заиграла роса, предупреждая нас, что мы и так засиделись долго с этими бесконечными разговорами о смысле жизни.

Маринка спросила время. Фомич вытащил из кармана ручные часы «Победа» и, оправдываясь, что ремешок порвался, произнёс:

– Пятнадцать минут десятого!

– Ой, – воскликнула сестра, – собираться надо домой! А потом уже серьёзно, по-взрослому промолвила, как-то вежливо:

– Жениться Вам надо, Фомич. Ежели вы с мамкой сладить не можете, то ищите бабу. Чтобы вас ценила и служила вам, как собачонка. Иначе толку не будет. Вон, кроме мамки, сколько гарных баб в станице, это с мужиками дефицит.

Она подняла велосипед с земли и зычным голосом, приказным тоном:

– Что расселся, вставай – пора домой, дел дома под завязку хватает.

Я вскочил с земли на ноги, и мы медленно, как бы раздумывая, направились к мосту. Отойдя метров сто от нашей ночной стоянки, Маринка вдруг неожиданно заявила:

– Фомич меня раздражает, как так не может понять, что моя мамка ему не пара.

Я оглянулся назад. У костра по-прежнему находилась одинокая фигура конюха, как бы подчёркивая, что в его жизни не осталось простых последних желаний.

8. Чем отплачу за этот день

Как только мы покинули мост, Маринка сразу стала меня торопить:

– Садись быстрей на раму!

Я стал отказываться, боялся, что она не справится с управлением и мы вместе где-нибудь завалимся на пыльной дороге.

– Я пойду лучше пешком, заявил я неуверенно.

– Садись не трусь, ломаешься, как сдобный сухарь!

Я боязно влез на раму, крепко уцепился за руль. Только успел для храбрости прокричать: давай газуй, – как Маринка лихо вскочила на седло, и мы поехали. Подбадривая сестру, я только и успевал кричать на всю окрестность:

– Вау!!! Вау!!! Вау!!!

Маринка быстро и легко крутила педали, повторяя одно и то же:

– Не держи крепко руль, а то в кошерах окажемся!

Как только мы выскочили из-за поворота на нашу улицу, Маринка вслух, радостно заметила:

– У нас гости! – Одну, Волгу узнаю – председательская, а вторая, возможно, важного гостя из Краснодара.

Она загадочно заговорила:

– Вишь ты прибыл! Кто проболтался, что ты у нас отдыхаешь?

Около калитки, ещё не заходя во двор, узнал по голосам нежданных гостей. Под виноградным навесом за столом сидели отец, дядя Григорий, незнакомый молодой мужчина, как оказалось, председатель колхоза, а между ними молодая красивая женщина.

– Это новая пассия твоего отца, – тихо шепнула мне на ухо сестра.

Я внимательно, с интересом стал рассматривать её, сравнивая с матерью.

Мои наблюдения прервала тётушка:

– Ну сколько можно вас ждать! Уже и солнце в зените, а вас всё нет и нет!

– Да мы, мама, не голодны. Но с вами посидим вместе, я рада, что у нас такие редкие гости.

Я сразу догадался, что сестра лукавит, лишь потому, как новая пассия моего отца смело и ловко ухаживала за мужчинами и так приветливо всё время обращалась к тётушке, стараясь её мысли разгадать заранее! Она непринуждённо через несколько минут стала обнимать мою сестру, не обращая никакого внимания на меня. При этом так назойливо хвалила сестру, как бы подчёркивая мою никчемность, чем вызывала у меня только раздражение и злость. Я едва себя сдерживал, чтобы не нагрубить кому-нибудь за столом.

До меня с трудом, как до жирафа, стало доходить, что отец с этой женщиной – частый гость у тётушки. Растревоженный одной мыслью, почему об этом мне ничего не рассказала Маринка, я уселся рядом с тётушкой, которая постоянно отвлекалась от стола, подавая всё новые и новые блюда, которые я в своей жизни никогда не пробовал.

Отец вёл неторопливый разговор о хозяйственной деятельности колхоза, обещал помочь запчастями для тракторов, комбайнов и автомашин. Я знал, что это он сможет сделать, так как к этому моменту уже возглавлял важный отдел в краевом управлении сельского хозяйства и никогда не забывал родную станицу.

Моё детское чутьё и свежее, чуткое восприятие жизни подсказывало, что и с этой женщиной, как и с предыдущими, отец долго жить не будет. На этой мысли и прервал мои раздумья отец:

– Вот, приехали посмотреть, как ты здесь живёшь. Кой-чего тебе привезли.

– У меня всё есть, – промолвил я, ожидая самого главного вопроса, столь неприятного для меня, что захотелось немедленно встать из-за стола.

– Сиди! Сиди!

– Ну, рассказывай, как школу закончил, не остался ли, как всегда, на осень.

Болезненная тема для меня вдруг обескуражила, я не знал, как к ней подступиться. Отец при всех стал высказывать неудовольствие, как воспитывает меня мать:

– Говорил я ей ещё три года тому назад, отдай его ФЗУ на завод Седина. Не послушалась, теперь что с тобой делать?

– Братик, от стыда можно умереть, от того что ты так говоришь! Судьба сына, родного, совсем редко приходит тебе на ум! Ты даже не знаешь, что в Ф. З. У. берут только с четырнадцати лет. Ребёнка нажили вдвоём, а всю тяжесть забот возложил на Татьяну. Выстудилось, очерствело сердце твоё, в этой сладкой жизни.

– Сестра, ты неправа, в моей душе есть место для сладкого и для горького, порой не могу только разобраться, что душа требует! Ну, теперь понятно, почему ты бываешь трезвым редко.