Велосипедисты

– Сейчас кормится! – так же деловито отвечала Агафья Алексеевна.

– А чем?

– Мясо рубленное сырое, яйца сырые.

– Без хлеба?

– Ну, разумеется.

– То-то. Хлеб, – обратился ко мне Иван Иванович, – я упразднил. От него только жира прибавляется, а настоящей сухости в мускуле нет. Сенька – это у меня тринадцатилеток. Тренируется. На тот год пускать буду. Большие надежды подаёт, шельмец! Третьего дня, на базаре, торговку одну ни за что, ни про что, кулаком стукнул. Так бежать припустился – любо-дорого было посмотреть. Большой молодец, одним словом! Ну, теперь пойдём в гостиную.

В гостиной шёл оживлённый разговор: слышалось даже нечто вроде лошадиного ржания. Молодёжь раньше нас приехала домой на велосипедах и теперь вела болтовню о гонках, рекордах, победах и финишах.

Кроме детей Ивана Ивановича, тут же сидел весьма достопримечательного вида молодой человек. Гладко выстриженный, в одной фуфайке и панталонах, как рисуются на картинках у неаполитанских рыболовов. На совершенно голых руках и ногах красовались очень почтенные синяки, ссадины и кровоподтёки. Он говорил голосом, в котором было нечто лошадиное, и сидел, положив одну ногу на стол. Когда мы вошли, он говорил дочери Ивана Ивановича:

– А я вас побью! Непременно побью! Хотите, завтра попробуем?

– Жених! – шепнул мне восхищённо Иван Иванович. – Каков? Чемпион!

Я не успел похвалить, как «чемпион» с такой силой хватил свободной ногой вертевшуюся около собачонку хозяйки, что та с визгом раз шесть перевернулась в воздухе, а Агафья Алексеевна от испуга вскрикнула, побледнела и упала на пол.

«Чемпион» расхохотался:

– Как-ково?!

Иван Иванович даже захлебнулся от восхищения:

– Сила-то, сила какова в ногах! А? Шесть раз собаку перекувырнуть? Позволь познакомить: жених моей дочери из хорошего велосипедного семейства. От Петра Петровича и Луизы Адольфовны. Мать бежала.

Я поспешил выразить соболезнование молодому человеку, от которого бежала мать.

Но Иван Иванович расхохотался:

– Не так понял! Мать на гонках бегала. Выигрывала. Хорошие аттестаты имеет. Пётр Петрович на ней заграницей женился. Там это уж давно принято.

– Ну, как здоровье вашей матушки?

– Без восемнадцати приходит!

Иван Иванович даже всплеснул руками:

– Каково? Такого сына имеет, а ещё без восемнадцати приходит! Ноги-то, ноги-то каковы! Впрочем, оно и не удивительно. Её отец, а его дедушка, где-то там в Германии почтальоном был. Вообще богатая наследственность! Ты, братец, только подумай, какова порода пойдёт от такого-то чемпиона и моей дочери.

Дочка Ивана Ивановича заржала от удовольствия и вскачь убежала из комнаты.

Иван Иванович посмотрел ей вслед любящим взором:

– Совсем лошадь! А, что ты скажешь?

– Совсем.

– И даже, когда смеётся, у неё есть что-то лошадиное?

– Есть!

– Ну, слава Богу. А я всё думал, что мне только так кажется. Родительскому сердцу верить, брат, трудно. А это вот мой сын.

Молодой человек точно в таком же костюме как и чемпион-жених крепко потряс мою руку:

– Бегаете?

– Ни от кого не бегаю.

– А насчёт паука как?

– Пауков боюсь.

– И на двухколёсном ничего не делаете?

– И на двухколёсном ничего не делаю.

– Ну, хоть, по крайней мере, на безопасном ездите?

– И на безопасном не езжу.

Молодой человек с удивлением на меня посмотрел.

– Что же вы в таком случае делаете?

– Я? Пишу.

– А! Вы, стало быть, руками работаете, – ну, а я – ногами!

– Нет, ты посмотри, жетонов-то, жетонов у него сколько! Идёт, так на ходу бренчит! Каково это слушать родительскому сердцу! Ну-ка, походи, походи, Миша! А? Каково? Музыка-то, музыка какая! Лестно. Горжусь. Ну, а теперь пойдём, брат, я тебе покажу мою главную гордость. Каков?

В детской, в кроватке, лежал здоровый карапуз и дрыгал ножками.

– Каков? Какова шельма?! Ногами-то, ногами как дрыгает?

– Ногами дрыгает хорошо.

– «Хорошо»! Многообещающе, а не хорошо. Если Бог даст, его, как и братьев, рано из гимназии выгонят, – с двадцати лет семейство прославит. Большие надежды я на него возлагаю.

И Иван Иванович посмотрел на меня так радостно, так счастливо, что я почувствовал умиление в душе… и прослезился.

Дорогой друг, я должен извиниться перед вами.

Я рассказал вам сон.