Волчицы

– Что теперь с ним будет? – спросила Анастасия.

Останин пожал плечами и ответил:

– Если признают невменяемым, остаток жизни проведет в клинике.

Еще раз внимательно посмотрев на девушку, он задумчиво спросил:

– Так кто же все-таки вызвал «скорую»? Вы не знаете?

– Нет.

Останин продолжал смотреть на девушку. От его пристального взгляда Анастасию бросало то в жар, то в холод, ей казалось, что еще немного и она упадет в обморок, не выдержав внутреннего напряжения. Вдруг Останин хлопнул ладонью по столу и сказал:

– Хорошо, вы свободны. Если вдруг понадобитесь, я вас вызову.

Домой Анастасия вернулась едва живая от страха. Было даже не столько страшно за себя и детей, сколько больно от осознания того, что стала виновницей гибели человека. Снова вспомнилось Огнево. Не есть ли это только начало череды страшных событий, подобных тем, что произошли когда-то в далеком таежном селе?

Увидев ее, Владимир сразу понял – случилось что-то серьезное. Он даже не успел ничего спросить, Анастасия бросилась ему на грудь и, спрятав лицо, разрыдалась.

– Мне страшно, Володя, – сказала она сквозь слезы. – Я убила его.

– Кого? – Владимир не на шутку встревожился. – Ковалева?

– Нет, его приятеля. Я убила его. Почему ты не дал нам уйти тогда? Зачем остановил? Этого никогда бы не случилось.

– Подожди-подожди, – остановил ее Владимир. – Успокойся.

Он вытер девушке глаза платком, потом усадил на диван, сам сел рядом, обнял ее за плечи и спросил:

– Зачем тебя вызывали?

Пытаясь унять нервные всхлипы, Анастасия принялась сбивчиво рассказывать о своей встрече с Останиным. Закончив рассказ, она простонала:

– Мы должны были уехать.

– Ну куда бы ты уехала с двумя детьми на руках? – спросил Владимир. – Успокойся.

– Как ты не понимаешь, Володя? Я же убила человека. И еще неизвестно, что будет дальше. Как я могу успокоиться?! Мне нельзя жить с людьми. Это очень опасно. Даже ты можешь пострадать.

Тщетно Владимир пытался успокоить девушку. Анастасию будоражило все больше и больше, ее даже начало трясти. Чувство тревоги все нарастало, инстинкт зверя подсказывал, что беды только начались, впереди ее ждет нечто более страшное.

Вскочив с дивана, Анастасия расстегнула пуговицу на блузке.

– Мне плохо, Володя, – тяжело выдохнула она. – Мне надо на воздух.

– Прошу тебя, не делай этого, – сказал Владимир, обняв девушку за плечи. – Сейчас это слишком опасно. Удержись, ты же можешь, я знаю.

– Нет, мне надо побыть на воле. Хотя бы немного.

– Я слышал, в город приехали егеря из охотохозяйства. Говорят еще, что ночью по улицам ходят армейские патрули. Думаю, они ищут тебя. Не надо рисковать.

– Я буду осторожна, – пообещала Анастасия и убежала в свою комнату.

Вскоре Владимир услышал стук раскрываемого окна. Анастасия снова ушла в ночь, приняв свое второе обличие.

Ночь принесла с собой в город тишину. В этой тишине отчетливо звучали твердые шаги – прямо по проезжей части шли офицер и трое солдат. Все они были вооружены – у офицера на поясе болталась кобура, за плечами солдат висели автоматы.

– Товарищ лейтенант, может, на тротуар сойдем, – предложил один из солдат. – А то прем посреди дороги, как танки. Так и под грузовик угодить недолго.

– Да какой, на хрен, грузовик? – отозвался командир. – Ночь на дворе. Не трусь, Спирин. Бери пример с Дасмагамбетова, ему все нипочем.

– Ни хрена не понимает, потому и не страшно. Он всю жизнь в своем ауле баранов пас, в городе первый раз оказался. Из техники только арбу видел и ту на ремонте. Так, Карим?

– Не знаешь, зачем говоришь? – обиженно произнес Дасмагамбетов с сильным южным акцентом. – Мой не аул, кишлак. Арба нет, трактор есть.

– Но овец-то ведь пас, – не унимался Спирин.

– Овцы да, – признал Дасмагамбетов. – Чабан был.

– Вот я и говорю, радио живого никогда не видал. Как вчера с пальмы слез.

– Э, ты зачем так сказал? – снова обиделся Дасмагамбетов.

– Заткнулись бы вы оба, – недовольно посоветовал лейтенант.

Некоторое время патруль молча шагал вдоль ночных улиц. Заметив мелькнувшую тень, лейтенант потянулся было к кобуре, но потом сплюнул и выругался.

– Вот, мать твою, развелось дворняг.

– Кого мы ищем, товарищ лейтенант? – спросил молчавший до сих пор солдат.

– Да никого не ищем, просто патрулируем, помогаем нашей доблестной милиции следить за порядком. А вообще-то, Балабанов, я и сам ни хрена не понимаю. Вроде медведь из зоопарка сбежал или волк. Не знаю. Наша задача – оберегать ночной покой советских граждан и сообщать обо всем подозрительном куда следует. Ясно?

– Так точно! – ответил Спирин. – А куда следует, это куда?

– Мне доложишь, балда, а остальное не твоего ума дело.

– Ясно. Только менты и сами могли бы поработать, а то дрыхнут сейчас, а мы вот тут мостовую топчем. На кой ляд мы здесь?

– Что ты меня-то спрашиваешь? – проворчал лейтенант. – Я в штабе слышал, что сюда даже егерей вызвали, чтобы зверя этого отловить, только и они ни хрена сделать не могут. Ты, Спирин, лучше спасибо скажи командованию, что здесь оказался, а не в Афгане. Вообще вам, парни, грех жаловаться, гуляете по городу свободно, в самоход ходить не надо.

– Велико счастье – ночью по улицам шляться, – с сарказмом произнес Спирин. – Уж лучше б в Афган, исполнять… Как это там? Интернациональный долг, вот. И почему мы не в десантуре?

– Интернационалист хренов, – ухмыльнулся офицер. – Здесь свой долг исполняй.

– Нет, правда, товарищ лейтенант, почему я здесь должен быть счастлив? – не унимался Спирин. – Толку-то от того, что в городе оказались? Кино, кафешки закрыты, девчонки спят давно, одни мы, как призраки, по улицам шорохаемся. Еще и зверюга какая-то где-то бродит. А долг свой воинский мы исполним, не сомневайтесь, товарищ лейтенант. Защитим покой граждан. Так, Карим?

– Ну и балабол же ты, Спирин, – произнес лейтенант. – Ты бы на политзанятиях так языком чесал, а то только дрыхнешь в уголке.