Волчицы

– Мне нужна была поддержка в моих исследованиях. Я хотел изучить вас. Кто мог знать, что все так обернется? Хотя нет, этого следовало ожидать, но я так увлекся своей работой, что не стал задумываться о последствиях.

– А над чем вы работали? – поинтересовалась Маша. – Зачем вам нужна была именно я?

Куприянов невесело усмехнулся.

– Я и сейчас над этим работаю. По крайней мере, пытаюсь. Разрабатываю совершеннейший лекарственный препарат, своего рода панацею от всех болезней. Знаю, идея утопическая, но таковыми считались многие изобретения человечества. У вас уникальный организм, Маша. Ваша иммунная система успешно противостоит всем недугам. Вот я и захотел узнать, почему. Хотел помочь всему человечеству. Черт побери, как глупо звучит. И все же это именно так. Но, как говорил классик, благими намерениями действительно вымощена дорога в ад. Если бы я знал, что все закончится этим… Я видел в вас лишь некий абстрактный носитель абсолютного иммунитета, но не воспринимал как живого человека, разумное существо. Я очень виноват перед вами, Маша. Мне даже стыдно просить у вас прощения, ибо такое простить невозможно.

Куприянов опустил голову.

– А знаете, я ведь хотела стать врачом, – задумчиво произнесла Маша. – Хотела лечить детей.

Она погладила профессора по руке.

– Не терзайтесь, Борис Васильевич. Я ни в чем вас не виню. Только об одном вас прошу, не покидайте меня. Иначе я останусь совсем одна, а это очень страшно.

– Не покину, – пообещал профессор.

Он поднял голову и посмотрел девушке в лицо. Взгляд ее черных бездонных глаз излучал тепло, доброту и нежность. Профессор и подумать не мог, что так привяжется к этому хрупкому нежному созданию. Трудно было поверить, что наряду с милой юной девушкой в ней сочетается грозный лесной хищник. Но сейчас Куприянов видел в ней лишь несчастную испуганную девочку, при взгляде на которую сердце сжималось от жалости и тревоги за ее судьбу, и которой он, к великому своему сожалению, ничем не мог помочь. Конечно, он старался сделать для нее все, что было в его силах, но располагал ничтожно малыми возможностями. Все, что оставалось профессору, скрашивать одиночество девушки, чтобы хоть так облегчить ее душевные муки. Пользуясь положением консультанта и личного лечащего врача подопытной, Куприянов по несколько раз в день навещал Машу. Девушка всегда была рада обществу молодого профессора, да и тот привязался к своей пациентке всем сердцем. Он даже приостановил собственные исследования, связанные с проектом, хотя ему была предоставлена возможность для работы.

Все же через полчаса профессору пришлось покинуть свою пациентку. В такие минуты его очень угнетала необходимость снова запирать девушку в клетку. Но не сделай он этого, можно было лишиться возможности навещать Машу, а этого Куприянов допустить не мог. Ему и так стоило неимоверных усилий добиться разрешения видеться с девушкой без присутствия конвоя, возглавляемого капитаном Ищеевым.

Впрочем, Маша и сама все прекрасно понимала и ни в чем не винила профессора.

Покинув девятый блок, Куприянов направился в кабинет Плотникова. Директор сидел за своим рабочим столом, изучая документы. Взглянув на Куприянова, он произнес:

– Проходите, Борис Васильевич. Что-то случилось?

– Сергей Борисович, я настоятельно рекомендую приостановить проект, – решительно сказал Куприянов с порога.

– Почему? – поинтересовался Плотников, отложив бумаги в сторону.

– Да как же вы не понимаете?! – воскликнул Куприянов. – Ведь девушка беременна! Ей рожать скоро. Она не должна быть объектом экспериментов, хотя бы до родов.

– Понимаю ваше беспокойство, Борис Васильевич, – кивнул Плотников. – Я вижу, вы очень неравнодушны к нашей пациентке. Но не следует так уж поддаваться собственным эмоциям. Я даже где-то разделяю ваше беспокойство, но мы с вами ученые и должны заниматься делом. Вы поймите, мы выполняем государственный заказ, притом весьма срочный. Ни у меня, ни даже у генерала Сабурова нет права приостанавливать проект.

– Но это же бесчеловечно! – возмутился Куприянов. – Она живой человек!

– Я прекрасно вас понимаю, коллега, но сделать ничего не могу. Программа исследований не может быть остановлена или изменена.

– Но могу я хотя бы узнать о целях исследований? Какие эксперименты проводятся над девушкой и для чего?

– Извините, но я не имею права обсуждать с вами детали проекта. По штату вы числитесь лишь консультантом и не имеете доступа к основным работам. Вам предоставлена возможность продолжать собственные исследования, большего не ждите. А если вас что-либо не устраивает в вашем положении, обращайтесь к генералу Сабурову, он руководитель проекта. Но сомневаюсь, что он удовлетворит ваши требования. Да успокойтесь вы, дорогой Борис Васильевич. Разве у вас есть объективные причины для беспокойства за нашу подопечную? Она жалуется на здоровье?

– Она плохо себя чувствует во время экспериментов. Ее очень беспокоит, как все это отразится на здоровье ребенка.

– Но сейчас-то ведь с ней все нормально? – уточнил Плотников, хитро прищурившись.

– Да, – вынужден был признать Куприянов. – Но что будет дальше?

– Не волнуйтесь, Борис Васильевич, у нас все под контролем. Мы ведь ученые, а не варвары. Никому не нужна гибель нашей подопечной. Если даже отбросить в сторону соображения гуманности, это просто нерационально. Ведь она единственный известный нам представитель своего рода. За ее здоровьем наблюдаете не только вы. Профессор Якимовских считает, что нет никаких оснований беспокоиться за жизнь пациентки или ее ребенка. Работайте спокойно, профессор, и ни о чем не беспокойтесь. Все под контролем.

– Я все понял, – хмуро произнес Куприянов и вышел.

Плотников проводил его взглядом и покачал головой. Директор покривил душой, ссылаясь на Якимовских, профессор отнюдь не был в восторге от предложенной программы исследований. Что ни говори, а изучать разумное существо, это совсем не то же самое, что ставить опыты на безмозглых кроликах. Однако Якимовских менее эмоционален, чем этот молодой нескладный очкарик и не пристает с подобными требованиями, просто вводит в курс дела. Если бы Куприянов не имел влияния на подопытную, от него уже давно бы избавились. От успешного исхода проекта зависит очень многое, а излишняя чувствительность молодого профессора только вредит делу.

В этот день Куприянов задержался в своей лаборатории дольше обычного. Все сотрудники уже давно покинули здание, а он все сидел и сидел за лабораторным столом, перелистывая свои записи. Работа плохо шла на ум, все мысли были заняты судьбой Маши. Профессор уже совсем перестал понимать, что происходит. Почему исследования проводятся именно здесь, в этой провинциальной глухомани, а не где-нибудь в столичном институте, располагающем несомненно большими возможностями? Почему все окружено такой тайной? И что грозит самой Маше? Какая участь уготована ей в проекте? Чтобы хоть как-то разобраться в ситуации и попытаться помочь девушке, необходимо докопаться до истины. Только вот как это сделать?

Размышления привели только к головной боли. В конце концов, Куприянов запер свою лабораторию и направился к выходу. Сначала он хотел было еще раз навестить Машу, но время уже действительно было позднее и профессор решил не беспокоить девушку.

Подойдя к проходной, профессор увидел, что охранник мирно спит на своем посту в будке, уронив голову на стол. Куприянов хотел было разбудить постового, но остановил сам себя. Ему вдруг подумалось, что это неплохой шанс расширить свои знания о проекте. У самого окошка висел щит с ключами от помещений, которые все сотрудники были обязаны сдавать в конце рабочего дня. Здесь же висел и ключ от кабинета Якимовских. Куприянов знал, что руководитель исследовательской группы не имеет привычки хранить документы в сейфе, а значит, есть реальный шанс узнать какую-либо информацию, стоит только проникнуть в кабинет.

Сам краснея от собственной наглости, Куприянов осторожно протянул руку и снял ключ с крючка. Сердце бешено заколотилось в груди, кровь ударила в виски, сразу стало жарко. Профессор почувствовал себя мальчишкой, ворующим яблоки в чужом саду. Казалось, что охранник сейчас поднимет голову и схватит его за руку.

Но ничего не произошло. Постовой все так же мирно посапывал. С трудом сдерживая волнение, Куприянов на цыпочках отступил назад, затем развернулся и, неслышно ступая, скрылся за углом коридора. Только там он наконец выдохнул и вытер ладонью влажный лоб.

Без помех открыв дверь кабинета, Куприянов вошел внутрь. Включив настольную лампу, он принялся перебирать лежавшие на столе пухлые папки. Его надежды оправдались, здесь действительно находились документы по материалам текущих исследований. Якимовских и в самом деле пренебрегал сейфом. Впрочем, Куприянов и сам обычно поступал точно так же. В рабочей суете, когда голова забита совсем другим, о таких вещах как-то не задумываешься, тем более, что здание и так охраняется.

Усевшись за стол, Куприянов принялся внимательно изучать документы папку за папкой. Чем больше он узнавал, тем более испытывал состояние близкое к шоку. Оказывается, девушку подвергали бесчеловечным испытаниям, при которых ни одно живое существо не могло бы выжить. По всем показателям она давно уже должна была умереть.

Не удовлетворившись просмотром одной только бумажной документации, Куприянов включил компьютер. И снова ему повезло, компьютер оказался незащищен паролем. Это тоже не было так уж удивительно. Якимовских являлся человеком старой формации и современной техникой пользовался постольку-поскольку. К тому же, в отличие от карьериста Плотникова, в нем все-таки было больше от ученого-исследователя, чем от администратора.

Без труда Куприянов открыл базу данных по проекту «Werwolf». То, что предстало его вниманию, по-настоящему шокировало профессора. Он и представить себе не мог, насколько серьезные исследования включает в себя проект и что за этим кроется. В планах работ не осталось и следа от начинаний самого Куприянова. Что бы ни происходило сейчас, все-таки он с полным правом считал именно себя «отцом» всего проекта. Как ни глупо и смешно это звучало, сейчас он убедился, что полностью лишен «родительских прав». Мало того, что его сместили с должности руководителя проекта, теперь и все исследования были повернуты совсем в другое русло. Профессору больше не принадлежало его детище. Более того, характер проводимых исследований по-настоящему испугал Куприянова. А кроме всего прочего профессор понял, какая участь уготована Маше.

Некоторое время Куприянов сидел неподвижно. Он был настолько ошеломлен, что даже не мог ни о чем думать. Мозг словно отключился, наполнившая его свинцовая тяжесть не позволяла шевельнуться ни единой мысли.

Профессор не знал, сколько времени он провел в таком состоянии, близком к полной прострации. В конце концов, он сумел взять себя в руки. Профессор уже узнал все, что хотел, не стоило задерживаться здесь дольше необходимого. Он слышал, что по ночам капитан Ищеев часто обходит внутренние посты. Если вдруг обнаружится пропажа ключа и профессора застанут в кабинете руководителя группы, не жди ничего хорошего. Конечно, не расстреляют, но могут полностью отстранить от проекта. Тогда Маша останется здесь совсем одна, а это хуже всего.

Наведя за собой порядок, Куприянов покинул кабинет и запер дверь. Сделано это было как нельзя более вовремя. Едва профессор отошел от двери, из-за угла коридора ему навстречу появился капитан Ищеев. Куприянов вздрогнул от неожиданности. Профессор даже не слышал шагов офицера. Его всегда удивляло, как капитан, такой тяжелый с виду, умеет передвигаться столь бесшумно. Тем более это было удивительно сейчас, когда в здании, погруженном в абсолютную тишину, был слышен каждый шорох. Куприянов даже почувствовал испуг, а вдруг капитан слышал, как он закрывал дверь. Однако профессор справился с собой и, подавив волнение, попытался пошутить:

– Ну и напугали вы меня. Ходите бесшумно, словно призрак.

Ищеев даже не улыбнулся в ответ.

– Вы сегодня слишком задержались, профессор, – мрачно заметил он.

– Много работы, – ответил Куприянов.

– Все в порядке?

– Да. А разве что-то должно было случиться?

Снова оставив полушутливый вопрос без ответа, капитан направился дальше, обронив на ходу:

– Спокойной ночи, профессор.

– Спокойной ночи, – кивнул Куприянов.

Ему вдруг стало смешно, почему-то профессор почувствовал себя мальчишкой, играющим в разведчика. Действительно, как во вражеском тылу. Но шпионские игры на этом еще не закончены, предстояло как-то вернуть ключ на место. Если Ищеев здесь, значит и постовой уже не спит. По пути к проходной в голове созрел план, который снова рассмешил его самого. Он даже сам не понимал, как можно испытывать веселье в такой ситуации. Чуть не трясет от страха, а хочется смеяться. Нервы совсем расшалились.