Вознесение в Шамбалу. Своими глазами.

Самая дальняя даль

Проснулся от странного, непривычного стука в окно. По стеклу били не капли, а струи дождя. Словно кто-то в упор поливал дом из брандспойта. После очередного землетрясения, как тут часто бывает, над Веллингтоном разбушевалось ненастье. По радио передали: «Скорость ветра в проливе Кука достигла 60 узлов. Не работают паромные переправы. Закрыт столичный аэропорт».

Итак, я в Новой Зеландии. В одной из самых далеких от нас точек на глобусе. Помню, как, живя в Лондоне, я показывал гостям из Москвы Гринвичский меридиан. Туристам там обычно поясняют, что если, мол, просверлить земной шар насквозь, то на противоположной стороне его, где люди как бы ходят вверх ногами, как раз и находится Новая Зеландия. Когда видишь эту страну на карте полушарий, может показаться, будто она расположена бок о бок с Австралией. Во всяком случае, немногим дальше, чем, скажем, Британские острова от Европейского материка. В действительности же перелететь из Сиднея в Веллингтон – все равно что попасть осенью из Крыма в Прибалтику.

В мартовские дни Сидней еще не ощущает прихода осени. Городские пляжи полны загорелыми людьми. Всюду торгуют арбузами. Через три часа полета Веллингтон встречает сплошной завесой дождя. Пронизывающий ветер рвет из рук, выворачивает наизнанку зонт. А температура уже не 28, а всего 10 градусов. Почему же такой резкий перепад? Прежде всего, Тасманово море – это не Ла-Манш, а две тысячи километров водного простора. К тому же новозеландская столица лежит на «гремящих сороковых широтах», известных своими штормами. Главное же – Веллингтон вырос как раз в том месте, где пролив Кука образует единственную узкую щель в горной цепи длиной около полутора тысяч километров, которая тянется через оба острова, составляющих Новую Зеландию. Поэтому свирепые южные ветры, что дуют из Антарктики, устремляются в этот узкий коридор, словно в открытую для сквозняка дверь.

Из туристического справочника явствует, что средняя температура осенних месяцев, то есть марта, апреля и мая, колеблется в Веллингтоне от 10 до 20 градусов. В городе бывает две тысячи солнечных часов в году. Путем несложного деления легко определить, что погода там, мягко говоря, не балует. Два месяца – лето, остальное – осень. Так определяют климат «продутого ветрами Веллингтона».

Но неожиданный контраст между двумя соседними странами, пожалуй, еще больше, чем в климате, проявляется в характере и образе жизни людей. Когда в Лондоне куранты Большого Бена бьют полдень, в Веллингтоне наступает полночь. Но эта самая далекая от Англии страна гораздо ближе к ней, чем другие бывшие британские владения «к востоку от Суэца». Во всяком случае, в Новой Зеландии чаще замечаешь английские черты, чем, скажем, в Австралии. На то есть свои причины. Австралия стала колонией как каторжное поселение. Во времена королевы Виктории далеко за моря принудительно отправляли возмутителей спокойствия. С Новой Зеландией дело обстояло иначе. Ее заселяли не ссыльные, а младшие отпрыски земельной аристократии, вынужденные искать счастье за морями. В Англии издавна существовало право первородства. Не только титул, но и семейное поместье доставалось лишь старшему сыну, а остальным нужно было самим заботиться о будущем: идти на государственную службу или поселяться в колониях.

В 1838 году Новозеландская компания задалась целью создать как бы вторую Англию на этих далеких островах. Завладев землями местных жителей, она стала определенными участками продавать их представителям знатных английских семей. Каждый владелец такого надела сам вербовал себе рабочую силу из простонародья.

Важно подчеркнуть, что с начала колонизации Новой Зеландии направление ее развития определял просвещенный помещичий класс, делавший ставку на образцовые методы хозяйствования. Так на противоположном краю земли возник как бы слепок Англии. Если австралийцы по-американски прямолинейны и демонстративны, то новозеландцы сдержанны и корректны, как англичане, хотя проще и демократичнее их в человеческих отношениях, меньше привержены сословным различиям.

Овечье царство

Путешествуя по Новой Зеландии, то и дело вспоминаешь Англию, а вернее сказать – Шотландию с ее гористым рельефом. Мне довелось пересечь на автомашине половину страны, проехать из конца в конец Северный остров от Веллингтона до Окленда. Едешь больше семисот километров и почти на всем пути видишь зеленые, словно причесанные, холмы, изредка – колокольни сельских церквей, белые дощатые домики под черепичными крышами. Куда ни глянь – пасутся стада серых пушистых овец или черно-белых коров. Но тщетно искать привычную фигуру пастуха. Кажется, что здесь, как в сказочной стране, описанной Свифтом, обитают не люди, а животные. Впрочем, это близко к истине. Ибо при населении три с лишним миллиона человек в Новой Зеландии насчитывается 70 миллионов овец, а поголовье крупного рогатого скота приближается к 10 миллионам.

Человека не видно, но сделанное им налицо. Безупречная изумрудная зелень новозеландских лугов не дар породы, а результат кропотливого труда многих поколений колонистов. Люди раскорчевывали девственные леса, превращая склоны холмов в окультуренные пастбища. За ними поныне ухаживают как за газонами: периодически подсевают определенные травы, подкармливают их удобрениями с самолетов.

В отличие от других британских колоний, богатых минеральными ресурсами, Новая Зеландия служила для метрополии высокопродуктивной заморской фермой. В течение целого столетия сельскохозяйственная продукция обеспечивала 90 процентов доходов от новозеландского экспорта, да и нынче этот показатель достигает 60 процентов.

Хотя в сельском хозяйстве занято лишь 11 процентов рабочей силы, оно остается ведущей отраслью экономики и, в сущности, представляет собой высокоразвитую индустрию, использующую новейшие достижения науки и техники. Новая Зеландия стремится быть тихоокеанской Швейцарией в смысле безупречной репутации качества своих продуктов. В животноводстве используют лучшие породы скота (от каждой коровы в среднем надаивают 5000 литров молока в год), в мясомолочной промышленности – наиболее эффективное оборудование. На качестве продуктов положительно сказывается и тот факт, что овцы и коровы круглый год содержатся не в стойлах, а на пастбищах.

Новозеландские фермеры старательно выполняют специфические запросы импортеров. Например, овец, предназначенных для отправки на Ближний Восток, забивают с учетом мусульманских обычаев. Специально ради этого на бойне уменьшена сила электрического разряда, чтобы овца (по традиции обращенная головой в сторону Мекки) оставалась живой, пока из нее вытекает кровь. Переработка каждой туши на мясокомбинате представляет собой практически безотходное производство. Даже рога и копыта размалываются в муку и идут на корм скоту.

Новая Зеландия – крупнейший в мире экспортер баранины и молочных продуктов, третий в мире производитель и экспортер шерсти. Пастбищное животноводство остается ведущей отраслью сельского хозяйства, давая четыре пятых его валовой продукции. Две трети зерна, что выращивается в стране, идет на корм скоту. Поначалу доходы новозеландских фермеров зависели главным образом от шерсти. И потому они разводили преимущественно овец мериносовой породы. Но, после того как были изобретены холодильники, открылась возможность экспортировать в Европу мороженую баранину и сливочное масло, что существенно изменило структуру животноводства.

Едешь среди ухоженных пастбищ, разделенных живыми изгородями, и думаешь, что это овцеводческое царство создавалось по образу и подобию Британии. Но вот с типично английскими приметами начинают соседствовать тоже хорошо знакомые, но уже совсем другие, японские черты. Конусообразные сопки. Глыбы застывшей лавы. Серые пустоши, засыпанные пеплом после извержений. Подобно Японии, Новая Зеландия – страна вулканов и землетрясений.

Гейзеры и киви

Мы побывали на озере Таупо. Вокруг него расположено большинство действующих вулканов страны, да и само озеро родилось в результате извержения. Проехали мимо геотермальной электростанции, использующей щедрое тепло недр. Любовались гейзерами: среди зарослей древовидных папоротников и другой пышной зелени из-под камней бьют струи белого пара и горячей воды. Видели кратер, полный серой грязи, которая булькала, как кипящая каша. Вверх взлетали крупные капли, напоминавшие жидкий бетон. Клубились паром горячие ручьи. На их берегах желтели отложения серы.

Туристским центром вулканического района стал городок Роторуа. Он славится сернистыми источниками и целебными грязями. Но главная его достопримечательность – долина гейзеров, зрелище, которое можно увидеть лишь на Камчатке, в Исландии или в Йеллоустонском национальном парке в США. Глядя на эти фонтаны, которые иногда будто бы включает чья-то невидимая рука, на клубы пара, пробивающегося меж пористых, как пемза, камней, понимаешь, почему на языке коренных жителей Новая Зеландия именуется Аотеароа – «Страна большого белого облака». Не случайно любимое национальное кушанье маорийцев – это мясо или овощи, сваренные в кипящей воде гейзеров.

Первооткрывателем Новой Зеландии стал в 1642 году голландец Тасман. А первым европейцем, ступившим на ее землю в 1769 году, был англичанин Кук. Когда в 1840 году страна была объявлена британским протекторатом, ее коренное население составляло около 150 тысяч человек. Сейчас в Новой Зеландии насчитывается свыше 300 тысяч маорийцев. Это девять процентов населения. Зато среди безработных – их 20, а среди заключенных – 49 процентов. Эта этническая группа наиболее заметна к северу от озера Таупо, особенно в районе Окленда, где к тому же осело около ста тысяч полинезийцев. Те и другие чаще всего заняты тяжелым, неквалифицированным трудом. В остальном же из-за жестких иммиграционных законов Новая Зеландия остается на редкость «белой» страной. Там почти нет индийцев, арабов, китайцев. Восемьдесят семь процентов жителей – потомки выходцев из Европы, главным образом из Великобритании.