Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков

………………………………………….

Ты вновь со мною, наслажденье;
В душе утихло мрачных дум
Однообразное волненье!
Воскресли чувства, ясен ум.
Какой-то негой неизвестной,
Какой-то грустью полон я;
Одушевленные поля,
Холмы Тавриды, край прелестный,
Я снова посещаю вас,
Пью жадно воздух сладострастья,
Как будто слышу близкий глас
Давно затерянного счастья.
………………………………………….

За нею по наклону гор
Я шел дорогой неизвестной,
И примечал мой робкий взор
Следы ноги ее прелестной.
Зачем не смел ее следов
Коснуться жаркими устами
…………………………………………
…………………………………………
Нет, никогда средь бурных дней
Мятежной юности моей
Я не желал с таким волненьем
Лобзать уста младых Цирцей
И перси, полные томленьем.
………………………………………….
Один, один остался я.
Пиры, любовницы, друзья
Исчезли с легкими мечтами,
Померкла молодость моя
С ее неверными дарами.
Так свечи, в долгу ночь горев
Для резвых юношей и дев,
В конце безумных пирований
Бледнеют пред лучами дня.
………………………………………….

Уже эпиграф задает основную тональность произведения: Gib meine Jugend mir zur?ck! В переводе Б. Пастернака соответствующий фрагмент из пролога к гетевскому Фаусту выглядит так:

Тогда верни мне возраст дивный,
Когда все было впереди
И вереницей беспрерывной
Теснились песни из груди.
В тумане мир лежал впервые,
И, чуду радуясь во всем,
Срывал цветы я полевые,
Повсюду, росшие кругом.
Когда я нищ был и богат,
Жив правдой и неправде рад.
Верни мне дух неукрощенный,
Дни муки и блаженства дни,
Жар ненависти, пыл влюбленный,
Дни юности моей верни!

В оригинале первые два стиха:

So gib mir auch die Zeiten wieder,
Da ich noch selbst im Werden war.[67 - Goethe J. W. Faust. Der Trag?die Erster Teil / J. W. Goethe. – Stuttgart: Reclam, 2000. – S. 7.]

Zeit и Werden, время и становление – основные философские категории, начиная с эпохи Парменида и Гераклита. На способе установления отношения между этими категориями и категориями бытия и сущего выстраиваются практически все онтологические системы, будь то учения Платона или Августина, Канта или Гегеля, Бергсона или Хайдеггера. Время и становление противополагаются вечности и бытию как некоему подлинному потустороннему миру (Парменид, Платон, Августин, Кант). Либо, наоборот, утверждается приоритет времени и становления над бытием (Гераклит, Бергсон). Либо осуществляются попытки синтеза и примирения становления и бытия, временности и вечности (Гегель, Хайдеггер).

У Пушкина вариация на тему гетевского «Пролога в театре» представлена в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом»:

Я был далеко:
Я время то воспоминал,
Когда, надеждами богатый,
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы.
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья,
Где я на пир воображенья,
Бывало, музу призывал.
Там слаще голос мой звучал:
Там доле яркие виденья,
С неизъяснимою красой,
Вились, летали надо мной
В часы ночного вдохновенья!..[68 - Здесь и далее выделения жирным шрифтом в поэтических текстах принадлежат В. Т. Фаритову. Выделения, принадлежащие авторам поэтических текстов, передаются курсивом.]

Вопрос в следующем: как можно вернуть время, как можно вернуть назад молодость, прошедшие годы? Достаточно ли будет одного воспоминания, не приведет ли подобная позиция к бесплодной и всепоглощающей меланхолии, к безраздельному господству прошлого, к утрате настоящего? Безусловно, так и есть: меланхоличная погруженность в воспоминания еще не есть воля к вечному возвращению, о чем свидетельствует и финал процитированного выше стихотворения: каким бы воспоминаниям ни предавался поэт, в настоящем он вынужден признать требования железного века-торгаша: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся». Между прошлым и настоящим, между этим мгновением и прошедшим существует разрыв, непреодолимая пропасть, и простое воспоминание не в состоянии устранить этот разрыв. Настоящее остается само по себе, прошлое – само по себе, как то, что не доступно в настоящем, что противостоит ему и обнаруживает несоответствие и непримиримость между «тогда» и «сейчас». Тогда – мечты и вдохновение, сейчас – разочарование и отрезвление. Память лишь усиливает этот печальный контраст и никакого возвращения не происходит: «Что было, то не будет вновь» («Цыгане»). Но проблема поставлена, направление указано: «Gib meine Jugend mir zur?ck!».

Первые стихи «Тавриды» задают тему смерти, ничтожества:

Ты, сердцу непонятный мрак, Приют отчаянья слепого, Ничтожество! пустой призрак, Не жажду твоего покрова!

Здесь представлены феномены, наиболее радикальным образом противостоящие вечному возвращению: ничтожество, полное исчезновение и уничтожение. Если все в конечном итоге умирает и поглощается мраком небытия, тогда ничто не возвращается и все тщетно.

Проблема Ничто – одна из центральных в философии и поэзии от древнейших времен до современности. Так, у Гёльдерлина мы читаем: «О мои бедные ближние, те, кому все это понятно, кому тоже не хочется говорить о назначении человека, теми тоже владеет царящее над нами Ничто; вы ведь ясно сознаете, что цель нашего рождения – Ничто, что мы любим Ничто, верим в Ничто, трудимся, не щадя себя, чтобы обратиться постепенно в Ничто… <…> Когда я обозреваю жизнь, то что есть конец всего? Ничто. Когда же я возношусь духом, то что есть вершина всего? Ничто».[69 - Гёльдерлин, Ф. Гиперион. Стихи. Письма. Сюзетта Гонтар. Письма Диотимы / Ф. Гёльдерлин. – М.: Наука, 1988. – С. 96–97.]

У Пушкина, однако, это Ничто представлено в модусе волевого отрицания, неприятия: «непонятный мрак», «не жажду твоего покрова». Но такое настойчивое отрицание (которое повторится еще раз в следующих стихах) свидетельствует о высокой степени затронутости поэта проблемой небытия: он погружен в Ничто, мысли о Ничто преследуют его. Однако этот путь необходимо пройти: не испытав ужас небытия, невозможно прийти к вечному возвращению, невозможно избавиться от ложных привязанностей и верований и раскрыть смысл земного существования. Необходимо погрузиться в бездну самого глубокого ужаса и отчаяния, чтобы оттуда воссиял свет новой надежды. В ХХ столетии эта мысль будет высказана М.Хайдеггером: «Разомкнутая в ужасе незначимость мира обнажает ничтожность всего могущего озаботить, т. е. невозможность бросить себя на такую способность экзистенции быть, которая первично фундирована в озаботившем. Обнажение этой невозможности означает однако высвечивание возможности собственной способности-быть».[70 - Хайдеггер М. Бытие и время / М. Хайдеггер. – Харьков: Фолио, 2003. – С. 291.]

Следует обратить внимание на некоторые грамматические особенности рассматриваемых стихов. Речь здесь идет о ничтожестве, пустом призраке, об отсутствии бытия. Однако грамматика в данном случае вступает в конфликт с лексикой: дается личное обращение, мрак и ничтожество обозначены различными формами местоимения второго лица единственного числа: «Ты» (в самом начале, в сильной позиции, открывает стихотворение), «твоего» и далее «тебя» и снова «ты», а затем опять «тебя», причем последние два раза в начале стихов и, соответственно, с заглавной буквы:

Мечтанья жизни разлюбя,
Счастливых дней не знав от века,
Я всё не верую в тебя,
Ты чуждо мысли человека!