228.1

– Хорошо, сейчас ей позвоню.

– Александра Игоревна, доброй ночи, это адвокат Несмеян, я стою у входа в отдел, вы можете спуститься за мной?

– Да, конечно, 5 минут, и я иду.

Александра Игоревна Сухоруких уже год как после окончания университета работала в должности следователя следственной части Кировского района города Ижевска УМВД по Удмуртской Республики. Это была хрупкая девушка 23 лет, низкого роста, которая ещё совсем недавно переехала по распределению в город Ижевск после окончания Санкт-Петербургского университета Министерства внутренних дел РФ. Внешне она была похожа больше на татарку, так как её лицо имело тонкие черты, заострённые ближе к явно выраженным монгольским скулам, а колорита внешности добавляли карие глаза и тёмные кудрявые волосы от природы цвета вороного крыла. Она очень любила свою работу, но ещё больше она обожала свою форму, которая и без того подчёркивала природную стройность и лёгкость её походки.

Никто не мог сказать, что на работе и в быту это были два разных человека, напротив, даже в общении со своими подругами Александра Игоревна не позволяла себе какого-либо подхалимства и общения за глаза, наверное, из-за этого подруг у неё было очень мало, да и с теми в последний год она начала видеться реже, всё из-за работы, которую она очень любила.

Строгость и внимание к самым мелким деталям выделяли «Сашеньку», как ласково называли сокурсники своего будущего генерала в юбке. С отличием закончив университет, Александра Игоревна решила вернуться домой, в Ижевске жили её мама и бабушка, по которым все 5 лет, проведённых в университете, она сильно скучала.

Через несколько минут Александра Игоревна спустилась и пригласила меня подняться на 2 этаж в её кабинет.

– На улице холодно, вы, наверное, замёрзли? – спросила у меня Александра Игоревна, быстро поднимаясь по лестнице.

– Нет, хорошо, что быстро впустили в отдел, в прошлый раз один час стоял перед входом и жутко замёрз, – ответил я.

– Хм… Дежурная часть, что с них взять, погоны сержанта получили, думают, что самые главные, – улыбаясь, ответила Александра Игоревна.

За этими разговорами мы вошли в кабинет № 206. Кабинет следователя Сухоруких А. И. ничем принципиально не отличался от тысяч таких же кабинетов следователей, расположенных в других отделах полиции города и области.

Размер кабинета не превышал 15 метров, на стенах были поклеены безликие жёлтые обои, потолок продымился от постоянного курения в кабинете и выглядел очень блекло, так же как и окно, которое мало того, что было очень грязным, так ещё выходило на оживлённую часть улицы, и вся плыть и грязь с улицы в тёплое время года постоянно летели в кабинет, делая его и без того ещё более пыльным. Отдельного слова заслуживал паркет на полу. Давно лишившийся какого-либо рисунка или орнамента, он больше напоминал по цвету кожу человека, болеющего какой-то венерической болезнью, так как то тут, то там на паркете были ярко-бордовые пятна, которые, по всей видимости, смыть уже было невозможно.

На полу в кабинете беспорядочно лежали то ли вещественные доказательства, упакованные в чёрный пакет, то ли просто какие-то непонятные пакеты, содержимое которых было неизвестно, по всей видимости, и самой Александре Игоревне, так как переехала она в кабинет совсем недавно и толком не успела понять, что в этом кабинете подлежало уничтожению, а что действительно являлось вещественным доказательством, которое необходимо сдать в камеру хранения.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – мило произнесла Александра Игоревна, пододвигая мне старый деревянный стул.

– Да, спасибо, – ответил я, расположившись на этом стуле, про себя надеясь, что вчера на нём не сидел какой-нибудь бомж. Не хватало опять принести домой клопов. Даша точно меня убьёт, потому что клопы, по её словам, были в первый и последний раз.

– Хотелось бы знать, что совершил этот молодой мальчик, если вы вызываете адвоката ночью? – начал сразу же я.

– Молодого мальчика зовут Беридзе Георгий Лаврентьевич, он наркодилер. Сегодня вечером задержан на выезде из города, при себе у него изъято 25 пакетов со спайсами, высушенной коноплёй, а также большое количество таблеток, я думаю, это экстази, – быстро произнесла Александра Игоревна, смотря в какие-то документы у себя на столе.

– Ну, это уже пусть экспертиза решает, кстати, заключение специалиста уже сделано? – я как бы начал плавно подходить к самому главному.

– Да, конечно. Всё готово, после допроса я вас ознакомлю с заключением специалиста, – Александра Игоревна сразу же дала понять, что общаться будет, только следуя букве закона.

– Вы позволите поговорить с моим подзащитным наедине перед допросом? – робко спросил я.

– Наедине точно нет, только под контролем оперативного сотрудника, и у вас есть не более 5 минут, его через два часа должны будут увезти в изолятор временного содержания, – строго отрезала следователь Сухоруких А. И.

– Постойте, согласно нормам процессуального права, перед допросом задержанному предоставляется право общения со своим защитником наедине, без присутствия посторонних лиц и без ограничения во времени, – попытался было возразить я в учтивой форме.

– Так, адвокат Несмеян! Я могу увеличить время вашего общения с задержанным Беридзе не более чем до 10 минут, и ни при каких раскладах вы не будете общаться с ним без присмотра оперативного сотрудника, вам ясно?

Диалог явно шёл не в мою пользу, и чтобы не начинать общение с конфликта, мне пришлось согласиться на такие явно неуютные условия.

Действительно, согласно действующим законам ограничение во времени общения и консультации адвоката и подзащитного перед допросом установлены не было, и я должен был общаться с подзащитным без посторонних лиц, но в данном случае начинать общение со следователем нужно не с конфликта, а с компромисса, тем более когда речь идёт о самом первом общении.

– Хорошо, хорошо. Я готов, давайте 10 минут, мы можем поговорить с ним в коридоре, чтобы вы не слышали и не видели нас? – уважительным тоном произнёс я.

– Да, давайте в коридоре, но под присмотром конвоя и без всяких оговорок. Я как раз начну вбивать в протокол допроса ваши данные. Дайте мне, пожалуйста, ваше удостоверение, а также ордер, сейчас позвоню конвою, чтобы его поднимали с камеры временного содержания.

Завершив беседу со следователем, я решил выйти в коридор и там дождаться своего подзащитного. Коридор отдела полиции ночью выглядел очень мрачно. Тут вполне можно было снимать какой-нибудь фильм ужасов или триллер. В ширину коридор был очень узким, буквально метра 2, в самом его конце стояла большая копировальная машина, при этом к стенам были прибиты какие-то ящики высотой в человеческий рост, на полу лежал такой же старый ламинат, как в кабинете у следователя, который давно не меняли. Стены были покрашены в зелёный цвет, и местами краска отвалилась, особенно на стыке стен с потолком. На отвалившихся кусках стены виднелась плесень, которую, как мне казалось, никто не сводил, да и всем, по-моему, было безразлично.

Потолок был очень закопчённым, и даже казалось, что его ни разу не белили с самой сдачи в эксплуатацию здания. Ну и главное, что придавало незабываемый колорит коридору полиции, так это жуткая вонь. И неясно было, что это за запах: то ли что-то протухло в камере хранения вещественных доказательств, то ли стены впитали в себя жутчайший смог табачного дыма, который валил из следственных кабинетов ежедневно.

Через 5 минут в конце коридора послышался звук поднимающихся людей. Спустя минуту передо мной появились трое мужчин. Беридзе Г. Л. выделялся на их фоне своей сильной худобой и высоким ростом. Конвоиров было двое, один из них шёл впереди Беридзе, другой – сзади, при этом все трое были скованы двумя парами наручников, каждая из которых была зафиксирована на кисти руки конвоира и на обеих кистях рук Беридзе.

Конвоиры, следуя всем правилам доставки подследственных, сняли с Беридзе ремень и шнурки, было видно, что штаны начали спадать, и Беридзе держал одну штанину рукой, не давая ей соскользнуть.

Беридзе действительно на вид был очень молод, я бы и не дал ему 18 лет. Это был светловолосый молодой человек с яркими голубыми глазами, прямым носом и тонкими губами. Очень неестественно на этом фоне смотрелась его тонкая шея, которая казалась слишком длинной. На Беридзе были надеты синие джинсы и голубая футболка, при этом на левой руке я успел разглядеть татуировку, но что там было изображено, я не заметил.

Конвои быстрым шагом доставил Беридзе к кабинету следователя, но при входе в кабинет один из конвоиров снял со своей руки наручники и проследовал в кабинет следователя, другой же снимать наручники не стал.

– Добрый день, Георгий Лаврентьевич! Меня зовут Вячеслав Игоревич Несмеян, я буду вашим адвокатом, – громко и ясно произнёс я, при этом в этот момент я остановил свой взгляд на конвоире.

– Добрый день, – еле слышно и не смотря в мою сторону, ответил Беридзе.

В этом момент один из конвоиров снял с Беридзе наручники и дал нам возможность начать диалог, предварительно указав на конец коридора и напомнив, что у нас есть максимум 10 минут. Отойдя с Беридзе в конец коридора, я шёпотом, чтобы содержание беседы не слышали конвоиры, начал давать первую консультацию своему подзащитному.

– Я расскажу тебе кратко, что тебе грозит и чем я могу тебе помочь, хорошо?

– Да, давайте. Мне за прошедшие 6 часов уже такого наговорили, что я уже сомневаюсь, выйду ли я отсюда когда-нибудь.

– Тебя обвиняют в сбыте наркотических веществ. Ответственность за это преступление предусмотрена статьей 228.1 Уголовного кодекса России. Судя по тому, что мне озвучил следователь, у тебя нашли расфасованные свёртки с наркотиками. Судя по размеру и количеству свёртков тут либо часть 4 ст. 228.1 УК РФ, либо часть 5 этой же статьи. Для твоего понимания: часть 4 ст. 228.1 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы сроком от 10 до 20 лет, по части 5 этой же статьи тебе могут в том числе дать наказание в виде пожизненного лишения свободы.

– Что???! Как пожизненное? Вы что шутите, прекратите. Мне опера, когда меня задерживали, сказали, что максимум мне светит до 5 лет лишения свободы, а если дам показания и во всём признаюсь, то дадут 3 года, и те условно.

– Я не шучу. Ты уже подписывал какие-нибудь документы до моего приезда к тебе?

– Да, протокол допроса свидетеля.

– И что ты рассказал в этом протоколе?

– Ну, я полностью признался в том, что я раскладывал «клад»[1 - Клад (сленг) – форма обозначения наркотиков.], то есть наркотики, в Ижевске и в пригородах на протяжении последних 4 месяцев, получая за это вознаграждение в размере 60 000 руб. ежемесячно на свою банковскую карточку. Клад я получал в оговорённом месте, при этом адрес места мне приходил в виде СМС-сообщения. После получения клада я его фасовал, раскладывал в отдельные пакеты и сообщал оператору, что я готов развозить закладки по району и области, она ответным сообщением писала мне адреса и места, куда следует раскладывать закладки.

«Плохо дело», – тут же подумал я, с учётом такого протокола допроса и данных показаний со сбыта наркотиков на хранение с целью личного употребления переквалифицировать совершённое деяние гражданина Беридзе будет крайне сложно, а фактически невозможно. Да и сроки наказания у этих преступлений различные. Если хранение наркотиков с целью личного употребления карается в среднем более или менее лояльно, и максимальное наказание обычно не превышает 5 лет лишения свободы, то вот распространение наркотиков уже влечёт более строгое наказание, вплоть до пожизненного лишения свободы.

– А тебе разъясняли положения ст. 51 Конституции России до начала дачи показаний?

– Ну, мне что-то там говорили, разъясняли какие-то права, но я уже смутно помню. О чём эта статья?

– О том, что ты вправе отказаться от дачи показаний и можешь не давать показания в отношении себя лично.

– Нет, таких разъяснений моих прав не было, мне это точно не говорили.

– Хорошо, давай так. Сейчас у тебя есть два варианта: первый – ты даёшь показания и признаёшь вину во всём в надежде на то, что тебе дадут наказание ниже низшего предела.