228.1

Согласно практике Верховного Суда наказание за аналогичные преступления назначается в виде лишения свободы сроком до 13 лет. Либо второй вариант: ты отказываешься давать показания, пользуясь положениями ст. 51 Конституции, и ждёшь моего прихода в тюрьму. Там уже будем думать, как сделать лучше, что можно говорить, а что нельзя.

– В тюрьму? Это что мне ещё придётся посидеть какое-то время? Опера сказали, что если дам показания и во всём признаюсь, то сегодня же отпустят.

– Послушай, Георгий Лаврентьевич!!! Я, конечно же, всё понимаю, ты ранее не судим и оказался тут впервые в своей жизни. Я понимаю, что для тебя это огромный стресс и прочее, но ты также должен мне полностью доверять. Понимаешь?

– Да, понимаю. Но вы тоже должны понимать, я не готов и не хочу в тюрьму. Мне сказали, что дам показания и всё, я сегодня же буду отпущен на свободу, потом суд и 5 лет лишения свободы, да и те условно.

– Тебя, ну как бы тебе сказать проще, обманули. Так устроит?

– И что мне делать, как лучше? Что вы мне посоветуете?

– Бери 51 статью Конституции, хуже уже явно не будет. На 10 день у тебя закончится карантин в СИЗО, и я приеду к тебе на краткое свидание. Там уже детально всё обсудим, что говорить, а что не говорить.

Даже не могу описать, что может чувствовать в этот момент человек, когда слышит от своего защитника слова: «Наказание вплоть до пожизненного лишения свободы». Кто-то рассказывал мне, что состояние шока было настолько сильным, что хотелось заснуть и не проснуться, напротив, другие тут же ставили перед собой задачу – покончить жизнь самоубийством, так как понимали, что ни пять, ни даже семь или тем более десять лет в неволе провести не смогут. Другие же, напротив, понимая весь ужас катастрофы, медленно сходили с ума, описывая свои ощущения как медленное расстройство личности.

Мне кажется, что Беридзе был из числа тех, кто после моих слов о возможности пожизненного лишения свободы окончательно сник и находился в состоянии глубокого коллапса. Его взгляд не был устремлён на меня, а был направлен в пол, он даже не моргал, просто стоял и, скорее всего, уже был не в этом мире, а где-то в другом измерении. Его мозг, скорее всего, автоматически отключился и отказывался реально воспринимать поступающую информацию.

– А можно задать вопрос, – едва не заикаясь, начал со мной говорить Беридзе.

– Да, конечно, я постараюсь ответить развёрнуто.

– В чём отличие 228 от 228.1, – медленно произнёс Беридзе.

– 228 УК РФ предполагает приобретение наркотиков с целью личного потребления. Но тут акцент идёт на величину приобретаемого наркотика, которая обычно ограничивается одним или двумя свёртками.

228.1 УК РФ указывает на распространение наркотиков, и тут размер, количество обнаруженных запрещённых веществ, конечно же, превышает два свёртка. Хранить при себе 25 свертков с целью их употребления невозможно, тем более если эти свёртки расфасованы и разложены в разовые пакеты. Сроки ответственности ты, я думаю, сам понимаешь, где больше. В ряде случаев срок наказания может доходить до пожизненного лишения свободы.

– То есть я могу сесть до конца своей жизни, больше никогда не увижу свою маму, папу, брата, друзей, родственников и вообще оттуда никогда не выйти?

– Да, при самом плохом раскладе ты действительно можешь сесть пожизненно без права и возможности временно выехать с территории тюрьмы вне зависимости от каких-либо внешних обстоятельств: смерть близких родственников, их тяжёлая болезнь, вступление в брак, твоя тяжёлая болезнь и прочее.

Наверное, сейчас кто-то обвинит меня в том, что я фактически лишил человека всякой надежды на какое-либо спасение и самой возможности выйти на свободу. Отнюдь, это не так. Действительно, стиль работы у каждого адвоката свой, кто-то даёт человеку надежду на спасение изначально, рисуя в его воображении воздушные замки розового цвета, кто-то, напротив, рассказывает своему доверителю всё как есть, не преувеличивая и ничего не приукрашивая. Хотя есть ещё и третий вариант общения с клиентом: «Бесплатно не работаю, деньги вперёд».

Реакция Беридзе была предсказуема, он тут же потух, и без того путаные мысли в его голове ещё более стали напоминать вихрь, в котором кружилось всё, начиная с его детства: трёхколёсный велосипед, на котором он так любил кататься, любимая куртка, баскетбольный мяч, подаренный его родителями на его десятилетие, школьный завуч, дающий наставления перед окончанием школы, первое сентября в училище и знакомство с сокурсниками. Но самыми главными актёрами в этом вихре и потоке различных мыслей были родители Беридзе. Мама строго орала: «За что ты принёс нам такое горе?», отец стучал кулаком по столу и нецензурно кричал, бабушка просто плакала где-то вдалеке. Беридзе казалось, что уже ничего поделать нельзя, и ему ясно виделся конец – он старый, в какой-то замызганной фуфайке или телогрейке сидит на каком-то грязном стуле и нервно докуривает сигарету, ожидая окончания последнего дня в своей жизни, надзиратель ему что-то орёт, а он делает вид, что не слышит, после чего получает сильный удар в голову резиновой дубинкой и падает без сознания.

– Беридзе, Беридзе, вы меня слышите? – продолжаю я свою речь. – Так вот, я сказал вам не всё, есть ряд нюансов: во-первых, если экспертизой будет установлен не особо крупный размер изъятых наркотиков, то никакого пожизненного наказания не будет, возможно наказание до тринадцати лет лишения свободы. Во-вторых, если грамотно выстроить позицию защиты, то можно рассчитывать на снисхождение суда, а следовательно, назначение наказания ниже низшего предела. У меня в практике такие случаи были, людям давали наказание в виде восьми лет лишения свободы.

– Восемь, девять? – резко перебил Беридзе. – Да я и одного года там не протяну, не говоря уже о восьми или девяти годах.

В этот момент к нам подошёл один из конвоиров и начал в приказном порядке требовать от нас прекращения общения, так как отведённое время истекло.

– Ещё минуту, и мы зайдём в кабинет, не переживайте, – ответил я громко.

Спустя минуту мы зашли в кабинет следователя, Беридзе сообщил ей, что отказывается давать показания.

Закончив формальности с оформлением протокола допроса, я спросил у Александры Игоревны:

– Скажите, пожалуйста, реализовано ли право моим подзащитным на телефонный звонок?

– Нет, мы ему запрещали кому-либо звонить.

– Хорошо, если я дам ему свой телефон, он может позвонить матери?

– Да, пожалуйста, у вас на это есть минут 5.

В этот момент Беридзе смотрел на меня отрешённым взглядом и, скорее всего, понимал, что теперь его жизнь разделилась на до и после.

До момента задержания с «кладом» всё было как по накатанной. Обычная семья, состоящая из заботливых и любящих родителей, два сына, из которых Георгий был старшим, а следовательно, должен быть надеждой, опорой и примером для подражания для младшего брата – Василия. В школе Георгий особых успехов не имел, олимпиады не выигрывал, особой тяги к знаниям у него не было, как не было и особого желания учиться в университете.

После 9 класса им было принято решение поступить в ПТУ учиться на повара. Как сказала мама: «Зато научишься готовить, хоть мне дашь передышку, и я немного отдохну от кухни». Учился в ПТУ Георгий слабовато, но вот в силу любви к сладкому кондитерские изделия у него получались очень вкусными, и бабушка Зоя очень любила, когда её старший внучок угощал её пахлавой или творожным кексом своего приготовления. Друзей у Георгия было предостаточно, парнем он был очень общительным, а ещё у него была очень большая страсть к баскетболу, в который он любил играть в свободное от учёбы время.

В ПТУ Георгий появлялся не так часто, как хотели его преподаватели, больше ему нравилось либо сидеть дома, либо просто гулять с друзьями в торговых центрах, периодически заходя в брендовые магазины и мысленно примеряя на себя люксовую одежду, дорогие туфли, спортивную форму своей любимой баскетбольной команды. Денег на развлечения также не было, максимум были карманные расходы, которые выделялись мамой, да и тех денег хватало только на то, чтобы пообедать в магазине уличной еды или в столовой ПТУ. Отец неоднократно говорил сыну о необходимости подработки и неважно кем, главное – начать зарабатывать деньги и тратить их на себя, но Георгий отказывался даже от самой мысли мыть полы или раздавать рекламные листовки «за копейки».

– Там максимум на два обеда заработаешь за весь день работы, – как-то раз возразил он отцу.

Между тем молчать на моё предложение позвонить матери он не стал, разве что ему было не ясно, как ей позвонить и что сказать?

– И с чего же мне начать с ней разговор, что мне сказать матери? – спросил Беридзе, не поднимая головы.

– Говори как есть, ты задержан полицией, скажи, что у тебя всё нормально, дальше я с ними встречусь и расскажу им, как всё есть.

– Да, давайте так, – рассеянно сказал он.

Набрав продиктованный номер, я передал трубку Беридзе, который взял телефон дрожащими руками, понимая, что сейчас его жизненная катастрофа станет не только его личным горем, а горем всей его семьи: матери, отца, брата, бабушки, деда. Даже, возможно, кто-то из друзей узнает и начнёт искренне сопереживать, а, возможно, напротив, начнёт злорадствовать.

– Мама, доброй ночи, это я, Георгий, – едва не запинаясь, начал Беридзе.

– Алло, ты где, почему не дома, мы с отцом всех твоих знакомых обзвонили, куда ты пропал? – отрывистый женский голос сразу же начал истерично кричать в трубку.

– Я в полиции, меня задержали за наркотики, завтра будет суд. Адвокат сказал, что меня посадят в тюрьму и, возможно, надолго.

– Что? Какие наркотики, что ещё за шутки, что значит посадят в тюрьму?

– Это не шутки, я ему дам телефон, он сказал, что наберёт тебя, как выйдет из отдела полиции. Суд, как я понял, будет завтра днём, сейчас меня увозят в ИВС. Извини меня, пожалуйста, я очень сильно вас подвёл с отцом, я не шучу про наркотики и про тюрьму.

В кабинете повисла гнетущая тишина, Александра Игоревна сделала вид, что заполняет какие-то документы, я просто отвернулся от Беридзе в сторону, подойдя к окну, чтобы не смотреть ему в глаза, так как он начал плакать и просить прощения у родителей. Эти слёзы не были слезами отчаяния или боли, эти слёзы были слезами разочарования в себе.

Закончив разговор, он передал трубку мне в руки и начал вытирать глаза. Александра Игоревна учтиво предложила ему сделать пару глотков воды, но он отказался. В кабинет вошли конвоиры и начали надевать на Беридзе наручники, которые, закрываясь на запястьях, щёлкнули в кабинетной тишине особенно громко. Впереди был суд, который должен был определить дальнейшую участь молодого человека.

Глава II

60 суток

Попрощавшись с Александрой Игоревной, я направился к выходу из отдела полиции. Отдав разовый пропуск в дежурную часть, я наконец-то вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха, тем более на улице стало чуть светлее.

Эх, как же я люблю, когда утро действительно доброе и солнечное, а не какое-то хмурое или промозглое. Меня ещё с детства притягивало чистое небо, а также штиль и отсутствие ветра.

Приятно в обычный день, просто подняв голову вверх, любоваться небом, созерцая его охват и бесконечность. В такие моменты я обычно вспоминаю своё детство, было весело придумывать и создавать на небе целые миры, состоящие из облаков, а также рисовать в своём воображении воздушные замки.